– Это что, мошенничество? Я ничего платить не буду!
– Нет. Это не мошенничество, к сожалению, он погиб сегодня ночью… -на той стороне раздался резкий вздох, похожий на плач, и Семенов поспешил удержать контакт, -Мне надо встретиться с вами, чтобы уточнить некоторые вопросы.
– А что с ним случилось?
– Пока подозревается самоубийство.
– Почему! Ведь все так начиналось. Только…
– Погодите, давайте встретимся. Вы можете сегодня подойти в отдел?
– Нет, Андрюша должен был подойти посидеть с сыном, а теперь мне пришлось с работы отпроситься.
Подробности начали нарастать снежным комом.
– Погодите, погодите. Давайте хотя бы представьтесь.
– Да, конечно. Наталья Валерьевна. Самохина.
Семенов записал это и продолжил:
– Вы где живете, к вам подъехать сейчас можно?
– Я соседка его по площадке. —она на время замолчала и добавила, -Знакомая.
– Хорошо, -в дверь заглянул Илонов, Семенов махнул ему на стул, -я тогда к вам подъеду с участковым, нам понятые понадобятся, чтобы квартиру его осмотреть, и вы бы нам могли помочь?
– Да. Он мне ключи дал, чтобы я кошку кормила.
– Значит, я сейчас подъеду и вам позвоню. Его адрес у меня есть.
– Да, давайте. —она немного помолчала, -Вы не знаете, отчего он застрелился?
– Нет, Наталья Валерьевна, пока не знаем.
Она всхлипнула в трубку и попрощалась. Семенов же обратился к Илонову:
– Ну, что там у вас?
– Ничего особенного кроме этой гильзы. Я протокол осмотра написал, потом окно закрыли, так хоть потеплело.
– Нашли гильзу-то?
– Нашли. Под окном как раз. Хорошо, металлоискатель был, а то и впрямь пришлось бы снег прокапывать. —он потянулся, зевнул, -Спать охота.
– Охота, -согласился Семенов, -чего там накопали? Какое мнение?
– А вот темнит чего-то старик.
– То есть?
– Чего-то не понравилось ему, просил заглянуть, как приедешь. Он уже с трупом отбыл.
– Хорошо, загляну. Так, насчет пистолета я договорился, забирай на экспертизу.
– Ага. Да, -поинтересовался Илонов, – у тебя-то что? С чего он застрелиться мог?
Семенов поглядел в окно, снег кончился, по белой дороге ехали машины, пожал плечами:
– А вот это и непонятно. Вроде ничего такого не было.
– Разве что погода отвратная.
– Саша, -Семенов помнил, что ему еще надо ехать к соседке, ты давай тогда в отдел и быстрей там с пистолетом разберись, а я тогда прогуляюсь тут на квартиру погибшего, надо там пошуровать.
– Ладно, давай, еду.
И они разошлись. Один в отдел, другой к женщине, уже считавшей себя вдовой.
***
Наталья Валерьевна пыталась привыкнуть к тому, что ее знакомый, может быть, довольно близкий, потому что было ей на вид не намного больше тридцати, а погибшему хоть и за пятьдесят, но он тоже не казался стариком, что человек этот уже никогда не придет к ней.
Сидели они на кухне в квартире обычной хрущевской однушки. Осмотр квартиры погибшего уже прошел и ничего особенного не выявил; кошку его женщина забрала к себе, а квартира была опечатана. Оружия, драгоценностей и прочего в квартире, представлявшей стандартную холостяцкую берлогу, слегка упорядоченную сознанием службиста, прошедшего полицию, и немного испытавшую влияние женской руки, не нашлось. На всякий случай Семенов изъял старый ноутбук, на котором Соломенко, вероятно, и писал свои мемуары. Сейчас он сидел за чаем с соседкой погибшего, и та глядела мимо него с потерянным видом, только автоматически переставляла снова и снова на столе солонку, чашки… Приболевший ребенок спал в комнате и Семенов заговорил с ней тихо:
– Наталья Валерьевна, -она встрепенулась и посмотрела на него, -скажите, пожалуйста, когда Соломенко уходил на работу, он не был подавленным, угнетенным?
– Нет, -она медленно покачала головой, -я покормила его и он ушел. Как всегда, был веселый, сказал, что написал еще несколько страниц мемуаров своих, прокатил там кой кого и обещал почитать, как допишет.
– А вот вы сказали, что только началось что-то.
– Да. —она кивнула, и глаза ее затуманились, а руки она сложила на коленях. —Мы договорились съехаться, а он обещал совсем бросить пить и хотел перейти в более серьезную фирму, где платят больше. -Она вздохнула. —Он уже с ТЭЦ уходил раз, только опять вернулся.
– Вот как? —Надо бы проверить, не отказали ли ему. Может, он с того и застрелился, что понял, не возьмут его больше нигде.
– Да. Шутил тогда еще, что станция уже никого не отпускает. —Семенову припомнились слова Бархатова об одиночестве и семье.
– А расскажите, пожалуйста, как он отнесся, к тому, что его премии лишили.
– Он не от этого огорчился, что лишили, он же памятью своей гордился, что увидит человека раз и запомнит навсегда, из-за этого он и переживал. А директор тогда простудился и шел в маске и куртку еще теплую новую надел, а тогда установка была, что в тот день проверка будет на проход по чужому пропуску, он и накинулся.
Дальше Семенов знал. Она вздохнула тяжело и с надрывом проговорила:
– Господи, представить не могу. Из-за чего? Ведь все наладилось! Отлично все было, дежурства совпадали, наконец, мужик в доме! Если что-то не так, ну сказал бы!
Семенов дал ей выговориться. Идеальным мужем Соломенко ему отнюдь не казался, хотя, на ее взгляд… Кто знает, что она нашла в нем?
Весы все еще колебались, и причин, чтобы застрелиться, кроме дурацкого инцидента с директором он не видел. Надо было проверить информацию о новой работе. Сорвался и выпил? Самохина бы его простила, да и он бы к утру уже протрезвел. Причиной же выпивки одинаково могли быть как отказ, так и согласие потенциального работодателя. Внезапная депрессия? Может и так. Похоже, оставалось только проверить, стрелял ли из пистолета сам погибший и на этом следствие завершить.