Путь. Часть 3. Последняя мысль

Сотня Тита вспорола оборонительный порядок противника, создав брешь, куда хлынул весь имперский легион, разделяя неприятеля на две части и постепенно его окружая. Противник предпринял попытку уйти в глухую оборону, чтобы перегруппироваться. Но ему не хватало то ли выучки, то ли времени, так как легионеры десятками, стремительным единым натиском не давали врагу ощетиниться копьями и спрятаться за щитами.

Искусно владея коротким мечом, легионеры убивали одного, двух копейщиков и вновь прорывали оборону, вливаясь в ряды противника подобно яду, впрыскиваемому змеёй в свою жертву. Именно в таких моментах битвы личная выучка Тита и его подчинённых позволяли стремительно развивать атаку, не давая возможности врагу что-либо противопоставить имперскому войску.

– Руби влево! Руби вправо! – громко выкрикивали десятники, направляя своих подчинённых, чтобы немедленно пресекать попытки неприятеля занять оборону и не дать ему возможности перевести дух.

Авангард врага уже был полностью уничтожен, и обезумевшим от крови легионерам теперь противостояли основные силы противника. Но их ждала та же участь, что и предшественников. Воины империи вошли в раж и в неистовстве своем походили на одержимых. Казалось, им не ведома усталость, а, напротив, с каждым убитым солдатом врага они становились сильней. Шаг за шагом, тесня противника, легионеры приближали сражение к своей победе, выстилая поле битвы мёртвыми телами.

Вскоре неприятель был практически разделён на две части, и совершающие манёвр обхода фланги легиона оказались уже близки к окружению противника, заключая его в два кольца. Но, приглушив стоны умирающих и крики несущих смерть, прозвучал сигнал к отступлению, который вовремя подал трубач по приказу командующего противостоящего легионерам войска. Неприятель немедленно, одним слаженным манёвром начал отход назад, предотвращая тем самым замысел имперского легиона, за исключением первых рядов, которые напротив бросились на легионеров, сдерживая их наступление, и своими жизнями позволяли уцелеть остальным, отступающим силам.

Противник медленно, но всё же выскальзывал из окружения. Вырвавшиеся воины неприятеля довольно быстро вернулись на свои исходные позиции перед своим командиром, правда, потеряв треть войска. Но это было лучше, чем погибнуть всем уже сейчас.

Трубач снова подал сигнал, и вперёд оставшихся в живых воинов вышли лучники. Заскрипели тетивы их луков, и по громкой команде к легионерам устремились с шелестом и тихим свистом стрелы, подобные чёрным на фоне голубого неба штрихам, словно на ясном небосклоне смерть заботливо вырисовывала твёрдой костлявой рукой свою подпись.

– Под щит! – прогремел один из десятников, и имперские воины немедленно, сомкнув ряды, укрылись под красными щитами с изображением золотого орла, раскрывшего в нападении когти.

Только не все легионеры успели спрятаться от гудящих на излёте стрел. Пронзённые насквозь, товарищи Тита с хриплыми выдохами падали как подкошенные на тела недавно ими же убитых врагов. Легионеры несли потери, но вид умирающих собратьев только ещё больше их злил.

– Вперёд! – выкрикнул Тит, и под его счёт имперские воины монолитным красным щитом пошли на противника.

В ногу, шаг за шагом они приближались к вожделенному неприятелю, уже мысленно представляя, как будут разгрызать ему глотки и вспарывать животы. Многие хотели рвануть вперёд и броситься на врага раньше остальных, но жёсткая выучка не позволяла без команды разомкнуть строй. Лучникам оставалось лишь бессмысленно пускать стрелы, отскакивающие от имперских щитов.

Прозвучал сигнал трубача и лучники скрылись за ощетинившимися пиками обороны так же слаженно, как и появились.

– Держать строй! – прогремел командир неприятеля, и в следующее мгновение легионеры бросились на пики, пытаясь снова создать брешь в обороне противника.

Заскрежетала сталь от жёсткого соприкосновения щитов и копий. Пронзительные предсмертные стоны воинов от резкой, но затем дарующей покой боли вновь разорвали пространство над полем битвы. И только ценой своих жизней, ломая вражеские древки, имперское войско вклинилось в строй неприятеля. Легионеры с жутким рычанием вновь набросились на противника.

Безумие охватило людей, заражая свирепостью каждый несчастный разум, оказавшийся в жерновах смерти. Словно под воздействием сильнодействующего наркотика страх перед гибелью исчез, боль стремительно становилась наслаждением, а убийство превратилось во благо.

И на этом празднике чуть ли не главным исполнителем воли костлявой старухи был, конечно же, Тит. Его оставшаяся в живых половина сотни, как единый организм, растворяла в своей неумолимой поступи все жизни несчастных людей, попавших под безжалостную имперскую руку, небрежно кидая их на жертвенный алтарь богов войны.

Сотник стремился вперёд, чтобы прорвать строй и разделить неприятеля. Остатки его сотни почти это сделали, как вдруг раздался звук трубы, но на этот раз не противника. Подавал сигнал имперский трубач, причём исполнял команду к отступлению.

– Они там с ума сошли?! – прорычал Тит. – Какое отступление?! Только вперёд!

Сотник не видел причины отступления и потому отходить не собирался, обрекая свою сотню на гибель, так как в бой ринулись скрытые за холмами резервы противника, ударившие только сейчас с двух флангов, окружая легионеров. Жажда крови и неистовство затмили разум Тита, заставляя не подчиниться приказу трибуна и нарушить жёсткую дисциплину, что было непозволительной роскошью в имперском войске, за которую ждало только одно наказание – публичная казнь. Правда, до неё в сложившейся ситуации ещё надо дожить…

Неприятель словно ждал, когда имперское войско, подобно упырям, вкусив крови, переступит эту невидимую грань, когда дисциплина уходит на второй план, уступая место жажде убийства. Они даже не отдавали команду о наступлении резерва, будто разыгрывали действие по заранее спланированному сценарию: отступить и перегруппироваться, дав понять легионерам, что дрогнули; дождаться, когда легион завязнет в очередном столкновении, и затем, ударить резервом, чтобы окружить и одержать победу.

В этот раз трибун потерпел поражение, не разгадав планов противника. Битва была проиграна, а потому требовался отход, чтобы сохранить как можно больше своих солдат.

Имперское войско начало маневр отступления. И только полсотни легионеров продолжали своё продвижение вперёд, исчезая в строю противника, будто решило добровольно покончить жизнь самоубийством.

– Это, что такое?! – тихим, возмущённым голосом произнёс трибун. – Они там оглохли? Почему не отступают?

– Не знаю, – ответил помощник своему командиру, вглядываясь в даль, где продолжало атаку крохотное войско, вдруг ставшее самостоятельным.

– Протрубите для этих олухов персональный сигнал к отступлению, – уже невозмутимым, но по-прежнему тихим голосом приказал трибун.

Трубач вновь приглушил лязг стали звуком своего главного оружия. Но не Тит, ни его подопечные уже сигнала к отступлению не слышали. Обезумевшие, они рубили противника направо и налево, продолжая свой прорыв, словно достигнув последнего ряда неприятеля, остатки сотни немедленно окажутся в вожделенном царствие небесном, о котором повсеместно на территории империи талдычат нищие проповедники. Но прорваться Титу – было не суждено. Его атака захлебнулась из-за неравенства сил, и сотнику ничего не оставалось, как только перейти к обороне.

– Кто эти безумцы? – спросил трибун помощника.

– Тит и его сотня, – с неким презрением ответил помощник.

– Хороший воин! Жаль терять, – будто раздумывал снова начать атаку трибун, чтобы спасти безумцев.

– Но он не стоит того, чтобы потерять весь легион! – осмелился возразить помощник.

– Я слышал, что ему благоволит сама Тьма. Может, ещё не всё потеряно…

– Глупые предрассудки, мой повелитель! Не более того.

После некоторого раздумья трибун тихо бросил:

– Атака!

– Что?! – воскликнул помощник, не веря своим ушам.

Трибун медленно повернул голову в сторону подчиненного и посмотрел таким жёстким взглядом, что у того мгновенно от страха пересохло в горле. Даже конь под трибуном посмотрел на дерзкого помощника, будто недоумевал от такой наглости легионера, посмевшего перечить начальнику.

– Слушаюсь, мой повелитель! – ответил помощник, не сумев скрыть дрожь в голосе, и подал знак трубачу.

Прозвучал сигнал к атаке.

– Верни мне этого наглеца живым! – приказал трибун помощнику.

– Слушаюсь, мой повелитель! – склонив голову, снова повторился помощник и со злорадством во взгляде покинул трибуна.

Легион мгновенно перестроился и под счёт командиров начал атаку, прорываясь к сотне Тита, которая в итоге вынужденно заняла круговую оборону, так и не дойдя до последних рядов противника. Плотно сомкнув щиты, легионеры принялись отражать натиск неприятеля. Поочередно, через небольшие промежутки времени они сменяли друг друга в линии защиты, чтобы хоть немного восстановить силы и перевести дух.

– Битва проиграна. Зачем трибун посылает остатки легиона на смерть? – скорее самого себя, чем своих военных советников, спросил командующий противостоящих империи сил.

Ему никто не ответил то ли потому, что командующий задал свой вопрос слишком тихо, то ли по причине отсутствия у советников версий, объясняющих столь безрассудное решение трибуна. Но каждый в стане командующего замер, наблюдая, как легион умело прорывается, пытаясь вывести из окружения несколько десятков легионеров, чтобы спасти им жизни, причём неся серьёзные потери.

– Что такого ценного в тех обречённо обороняющихся воинах, ради которых трибун готов жертвовать большим числом своих солдат? – задал вопрос командующий своим советникам. И снова ответом были лишь крики умирающих воинов, да скрежет стали. – Немедленно уничтожить эту группу легионеров! – не поворачиваясь к своей свите, приказал он.

– Слушаюсь, – ответил один из них и немедленно отправился в гущу сражения с отрядом воинов из личной охраны командующего.

Легион на своём пути встретил упорное сопротивление и с каждым шагом, приближаясь к обороняющимся товарищам, нёс серьёзные потери. На место каждого убитого воина империи немедленно из глубины строя выходил следующий легионер, и строй оставался монолитным, продолжая сокращать дистанцию до уже небольшого круга, выстроенного из красных щитов. За каждый десяток шагов приходилось платить драгоценными жизнями, но в легионе был установлен незыблемый постулат – своих в беде не бросать. Правда, на этот раз выполнение этого закона могло стать смертным приговором для всего подразделения. И всё благодаря нарушению дисциплины одного из лучших сотников империи.

А у Тита с его подопечными силы были уже на исходе. Казалось, ещё пару выпадов противника – и оборона безумцев дрогнет. Легионеры сотника не успевали отдохнуть в центре оборонительного круга – слишком часто приходилось меняться, так как силы были далеко неравны. Но они держались. Сжав зубы и собрав волю в кулак, проснулось невероятное упорство и неуёмное желание выстоять во что бы то ни стало. А если и не выстоять, то хотя бы забрать с собой в Навь как можно больше душ неприятеля.

Но вот, воины Тита увидели: к ним идут на выручку, и у них словно открылось второе дыхание.

– В атаку! – прокричал Тит, и его два десятка легионеров, мгновенно перегруппировавшись, двинулись навстречу легиону.

Но тут неожиданно в тыл ударили с невероятным напором, словно по остаткам сотни совершила сокрушительный выпад сама неутомимая смерть. Три легионера сразу же замертво упали. Тит обернулся и увидел: по души его воинов пришли совершенно свежие силы из личной охраны командующего войсками противника. Непонятно было только с какой целью. То ли взять в плен, то ли немедленно умертвить. Ни один из вариантов сотника не устраивал, и потому ничего не оставалось, как снова занять оборону и ждать, когда основные силы легиона сами придут на выручку.