Другая война

– Я твой вечный должник, брат. – Добавил он вслух.

Они не были братьями по крови, но часто, особенно в последнее время, в Чечне так называли друг друга. Здесь на войне по-другому нельзя. На войне выжить можно лишь чувствуя рядом крепкое плечо друга. Брата. Когда ежедневно рискуешь жизнью бок о бок с другим человеком, он тебе и становится как брат. Кроме того, Иван знал Лёху с раннего детства. Ещё тогда они отстаивали правду, стоя по одну сторону линии, разделяющей добро и зло. По светлую сторону этой гипотетической линии. По крайней мере, Иван твёрдо верил, что это так. Добров не был херувимом; на войне, как любой солдат ему приходилось убивать. Он стрелял в людей, но делал это вынужденно. Иван – солдат, и этим всё сказано. А солдат всегда выполняет приказ. Сейчас же выполнение этого приказа означает освобождение многострадального народа Чечни. И пусть идеологи сепаратистов на каждом углу трубят, что борются за свободу самопровозглашённой республики, им не обмануть Ивана. Добров не раз становился свидетелем, как эти «борцы за свободу» грабили собственный народ. Похищали и убивали. Не русских, – русские для бандитов, оккупировавших Чечню, стали вообще вне их «шариатских» законов. Нет, бандиты не делали разницы между своими и чужими. Особенно ненавидели тех, кто не был согласен с их кровавыми законами.

Конечно, Иван был далёк от того, чтобы идеализировать то, чем он занимался. Война она и есть война. На войне убивают и очень часто – невинных. Добров это прекрасно понимал, никогда не оправдывая насилие. Но он также знал, что по-другому здесь, сейчас нельзя. С теми, кто превыше всего ставит силу, нельзя разговаривать нормальным языком. С ними можно говорить тоже лишь языком силы. Вопрос только в том, чтобы это не сделать самоцелью, не ожесточиться, не стать такими, как те, что по другую сторону. Хотя до этого очень тяжело не опуститься, когда тебе стреляют в спину именно те, кого ты защищаешь. Трудно оставаться при этом невозмутимым. Когда убивают твоих друзей, тяжело удержаться от мести. Иван уже понял, что проще становится лишь, когда начинаешь относиться к войне, как к работе. Тяжёлой, смертельно опасной, но всё же обычной работе.

Всё это промелькнуло у Ивана в голове, пока Лёха, стараясь не задеть болячки друга, отвязывал его от дерева.

– Досталось тебе, Добрыня, – вместо приветствия бросил он. – Я за лагерем давно наблюдаю, видел, как они потчевали тебя прикладами и сапогами. Ждал ночи, когда будет удобный момент. Дождался и едва не проворонил. Когда увидел, что этот с ножом к тебе пошёл, думал, не успею.

Лёха, освободив от верёвок едва не рухнувшего на землю Доброва, придерживая друга, помог ему сесть. Иван прислонился к толстому стволу дерева. Посидел немного, дожидаясь притока крови в затёкшие конечности.

– Ну как, Добрыня, оклемался? – спросил Лёха и, не дожидаясь ответа, добавил. – Можешь идти, или тебя бедолагу тащить придётся? Надо побыстрее уматывать: «чехи» далеко не ушли. Если выстрелы услышат, то вернутся.

– Дай ещё пяток минут посижу. – Иван помассировал кисти рук. – Ты сам как выжил, бродяга?

– Сам не знаю, каким чудом ноги от чеченов унёс. Думал уже: «Хана Лёхе Лекомцеву пришла». Мы сначала втроём пробивались: Я, Шанс и Пересторов. Потом меня «чехи» отрезали, оттеснили в орешник. Пришлось уходить в одиночку. Я троих чеченов положил из калаша, потом обе «лимонки» в дело пустил. Взрывами половину орешника покоцало. Слышу за спиной шум, крик. Чечены орут: куда русский подевался? А я уже далеко. Вверх по течению поднялся, потом на другой берег перебрался. Следы запутывал. Хорошо у «чехов» не было собак. Иначе бы мне кранты. В общем, оторвался.

– Ребят жалко. И старлея тоже. Мировой мужик был.

– Кто-то нас сдал. – Лёха с силой стукнул кулаком по стволу дерева. – Сука! «Чехи» в засаде сидели. Узнаю, кто продал, на куски порву. Что, всех перестреляли?

– Кроме нас, может, только один уцелел. Не больше. Пока меня не взяли, я наблюдал за чеченами из укрытия. Они убитых ребят куда-то на лошадях вывозили. А потом видел голову Пересторова.

– Уроды. Убивают и то не по-людски. А на кой им тела солдат?

– Бабки отрабатывают. Они же на видео всё снимают, потом хозяевам за границу отсылают кассеты. А тут у них осечка вышла: камеру сломали. Я от «чехов», которые меня повязали, об этом слышал. Меня потому сразу и не убили. Тоже хотели заснять. Вон тот, что валяется, хотел…

Иван посмотрел в сторону подстреленного Фармацевта и осёкся.

– Слышь, Добрыня, а где тот бандюк, что тебя хотел резать? – Лёха тоже заметил пропажу.

Отбежав от дерева, он осмотрел весь лагерь, слабо освещаемый остатками костра. Боевик, как в воду канул.

– Брось, Лёха, не ищи, – Иван поднялся на ноги. – Уходить надо.

Лёха не возражал. Лишь перед тем как уйти из лагеря он прихватил бушлат и вещмешок одного из боевиков, в котором оказались мясные консервы, да поднял с земли трофейный автомат для друга. Иван, пошатываясь, побрёл следом за Лекомцевым в темноту леса.

Через сутки блужданий по горам их подобрала поисковая команда. Иван уже не веривший в то, что они выберутся из бесконечных гор, поверил в собственное спасение, лишь когда они поднялись в воздух в бронированном брюхе вертолёта. Увидев удаляющиеся деревья ущелья, промелькнувшую полоску реки, он, наконец, поверил в собственное спасение и, глядя на неунывающего друга, подумал: «Спасибо, брат, век не забуду, что ты для меня сделал».

ЧАСТЬ 1

1 ГЛАВА

Спустя три месяца Лёху ранило. Шальной осколок, госпиталь, вердикт врачей – годен к нестроевой. Срок контракта не истёк, и Лёха – не инвалид, но уже и не совсем здоровый, – после ускоренных курсов прапорщиков устроился на военные склады в тех самых Озерках, где когда-то в далёком детстве играл в казаков-разбойников с лучшим другом Ванькой Добровым.

Иван же оттянул лямку трёхгодичного контракта на все сто. Аргун, Шали, Грозный. Кровь и смерть, жизнь в аду войны. Не верьте тому, кто говорит, что к войне можно привыкнуть и что можно стереть из памяти лица убитых боевых товарищей. Добров знает, что обречён всю жизнь помнить о том, в каком пекле он выжил.

Но всё это осталось позади: блокпосты; трассеры по ночам; воюющая Чечня. Иван три месяца как гражданский человек, и как любой нормальный человек, он возвращается домой. Дом у каждого свой, у каждого своя родина. У Доброва – это Нижний Новгород. Старинный город на берегу великой реки. Кремль, окружённый многоэтажками, и трамваи, разрезающие булыжники мостовой. Гигант автозавод, выплёвывающий толпы людей из проходной, и маленький букинистический магазинчик на улице Горького. Бешеный ритм двухмиллионного мегаполиса, и тихие улочки старого города. В последнее время Нижний всё чаще снится Ивану.

Вот и сейчас Добров видит себя во сне, бредущим по Кулибинскому парку. Золотая осень, ветер шевелит облетающую листву и ворошит волосы, Иван держит за руку Машу. Они только познакомились, но Ивану кажется, что он знает Марию всю жизнь; самую красивую и чудесную девушку на всём белом свете. Иван хочет сказать об этом Маше, приближая своё лицо к её лицу, но неожиданно вместо красивого овала видит кровавую маску. На Доброва смотрит глазницами вытекших глаз мёртвец. «Завтра ты умрёшь», – говорит он, и Иван в ужасе отшатывается, он пытается убежать, но внезапно просыпается.

В уши врывается перестук вагонных колёс. За окнами бетонными столбами мелькает темнота, купе освещается тусклым светом плафонов, включенных на нижнем ярусе. Стоит глубокая ночь. «Кому-то не спится» – думает Иван и свешивается с верхней полки, чтобы посмотреть кому именно. Он замечает молодую парочку, – старающегося казаться серьёзным молодого человека и немного легкомысленную, слегка взбалмошную, но весьма симпатичную девушку – и убирается назад. Эти двое сели на поезд несколько часов назад во Владимире. Ворвались со смехом в купе, где кроме дремлющего на верхней полке Доброва никого не было. Молодые беззаботные студенты. Иван понял из обрывка разговора, что они знакомы друг с другом, но встретились на вокзале случайно и, судя по всему, встрече этой рады. Купили по такому случаю полуторалитровую бутыль пива, которую, разумеется, тут же и выпили. Постельные принадлежности, предложенные проводником не взяли; скоро выходить, а несколько часов можно и не поспать – дело молодое. Поболтают о том о сём, о нелёгкой студенческой жизни, о сданной сессии и сессии предстоящей, о декане – «звере», и о мизерной стипендии. Глядишь, время пролетит незаметно. Ивану бы их проблемы.

В своё время он был таким же беззаботным студентом. Хотя нет, всё же Добров не был точно таким. В институт он поступил после службы в армии. Его – десантника, только что отслужившего в Вооружённых Силах, без проблем взяли в Нижегородский Политех. Несмотря на то, что Добров успел подзабыть в армии школьную программу, он быстро освоился и учился в институте на отлично, всегда отличаясь от сокурсников серьёзным отношением к занятиям. В то время у Ивана было лишь два увлечения: учёба и радиолюбительство. Учёба приносила радость, занятие радиотехникой – радость вдвойне. Тем более что Добров учился по любимому профилю – на радиоинженера. Засиживаясь до ночи, сначала над конспектами, а потом над паянием радиосхем, в то время Иван практически не увлекался противоположным полом. У него на это просто не оставалось времени. С утра учёба, после обеда тренировки в секции кик-боксинга, вечером подготовка к занятиям и любимое копошение с радиодеталями.

Жил тогда Иван уже один: тётка после смерти оставила ему двухкомнатную квартиру. Лёха – всегдашний сердцеед, иногда просил у друга воспользоваться его жилплощадью, и Иван никогда не отказывал, занимая на эту ночь место Лекомцева в студенческой общаге. Весельчак и спортсмен Лёха без труда покорял женские сердца. Пытался он познакомить с девушками и своего друга, но обычно это оканчивалось неудачей; Ивану было не до развлечений. Не то чтобы он совсем не обращал внимания на молоденьких студенток, обращал, конечно же: всё же возраст брал своё. Пару раз Иван заводил романы, даже влюблялся. Но, идя на короткие связи, каждый раз, едва только мимолётные отношения начинали перерастать в нечто большее, рвал с девушками. Словно боялся их, словно было ещё не время. Тогда он действительно считал, что ещё не время. Любовь пришла позже, и её звали Маша.

Под щебетание студентов Иван незаметно уснул, а когда проснулся, в купе никого не было – попутчики вышли покурить.

Сон как рукой сняло, и, Иван, немного помедлив, спустился вниз. От увиденных только что картин пересохло в горле, и Добров, открыв пепси, оставленную им с вечера на столике и чьё поколение только что наблюдал в действии, с жадностью отпил шипучего напитка. Потом, заметив принесённую попутчиками гитару, взял её в руки. Проиграл на шестиструнке пару аккордов, проверяя настройку инструмента.

– Вы играете?

Задумавшись, Иван неожиданно услышал вопрос вернувшихся соседей. Спрашивала девушка, торопливо поправлявшая сбившуюся причёску. С близкого расстояния Добров смог получше её разглядеть и понял, что не ошибся, попутчица действительно была хороша. Её правильные черты лица, быть может, лишь немного портили слишком тонкие губы и нос. Но зато к её фигуре придраться точно было нельзя – как раз тот тип спортивной женской фигуры, что предпочитал Иван.

Возвратившиеся из тамбура студенты, устроились на сиденье напротив Ивана. Молодой человек, бросив взгляд на десантный безрукавный тельник попутчика, на татуировку на мускулистой руке Ивана – знак российских ВДВ, ожидая ответа, посмотрел на Доброва.

– Да, бывает, играю. В своё время музыкалку закончил по классу струнных инструментов. Всегда учился из-под палки, не думал, что пригодится.

– Пригодилось? – вновь спросила девушка, – потом, не дожидаясь ответа, добавила. – Андрюша у нас тоже играет. Он в институтской команде КВН – лучший певец. Недавно его по телевизору показывали. Видели, наверное, последнюю Премьер-лигу этого сезона? Наша команда «Полисмех» в четвертьфинал вышла.

– Олечка, ты так нескромно меня рекламируешь, – засмущался молодой человек. Потом, спохватившись, представился – Андрей. Студент НГУ имени Лобачевского.

– Ольга. – Девушка последовала примеру спутника, – можно Оля. Тоже студентка. И тоже НГУ. Мы с Андрюшей на параллельных потоках учимся. Пятый курс.

Голос у Оли был под стать внешности. Нежный и в тоже время немного вызывающий.

– Иван, – в свою очередь представился Добров. – Бывший десантник. С дальнейшим выбором жизненного пути ещё не определился.

– Домой едете? – девушка удобно устроилась у окна. – В Нижний Новгород?

Иван кивнул в ответ.

– А почему бывший десантник, и где служили? – Ольга явно заинтересовалась попутчиком.

– Срок моего контракта истёк, – по мне, наверное, видно, что в срочники я староват, – поэтому и бывший. И вот теперь я вольный человек, гражданский. А служил в Чечне.

– В Чечне? – в один голос переспросили студенты.

– Было такое дело, – Иван всё ещё держал гитару. Тронув струны, проиграл несколько аккордов и тихо запел.

Он пел о войне: о разведвзводе, который навсегда ушёл в горы. О том, как умирали друзья на холодных камнях: как бился десант до последнего. Как не сдались, не дрогнули и не предали. Он пел о мужестве, дружбе и чести. Он пел о ВДВ.

В жизни бывало всякое, но Иван всегда благодарил судьбу за то, что она распорядилась направить его в Воздушный Десант; за то, что в своё время военкомат определил его для службы в ВДВ. В спецвойска, поскольку задача десанта высадиться в тыл врага и воевать с превосходящими силами противника, чтобы биться до подхода основных сил. Которые, бывает, подходят слишком поздно, как это было с ротой Псковских десантников, почти полностью погибшей в Аргунском ущелье, в том самом, где в своё время полёг и разведвзвод Доброва. Тогда, в горах Чечни, Иван выжил лишь благодаря приобретённым в ВДВ навыкам бойца спецподразделений. И конечно благодаря Лёхе, пришедшему ему на помощь. Лекомцев был ему другом с раннего детства, но Иван ни на минуту не сомневался, что окажись на его месте любой из десанта, он поступил бы также. Чувство товарищества в десантниках развито сильно, и каждый из них, не задумываясь, пойдёт на помощь попавшему в беду сослуживцу. Пусть даже с риском для собственной жизни.

Пропев пару куплетов, Иван остановился, задумавшись от нахлынувших воспоминаний. Улыбнулся, увидев сразу посерьёзневшие лица попутчиков. Эх, ребята, не дай вам бог пережить то, чего я пережил. Не дай вам бог.

– Сами сочинили? – с уважением спросил молодой человек.