П.А. Столыпин: реформатор на фоне аграрной реформы. Том 2. Аграрная реформа

Первый раз П.А. Столыпин выступил в Государственной думе 9 июня 1906 г. и произвел хорошее впечатление даже на своих противников. Высокого роста, с красивой осанкой, звучным, вначале несколько взволнованным голосом, плавной и убедительной речью с хорошей дикцией, он вызвал похвалы даже в радикальных печатных органах, где между строк чувствовалось удивление, что министр – и вдруг обладает даром слова и умеет держать себя на трибуне, так как в этот период преобладало мнение, что правительство насквозь прогнило и министры фактически потеряли способность к членораздельной речи и могут только рычать на подчиненных и казнить всех неугодных. И вдруг такое разочарование: министр – оратор, и неплохой оратор.

Вот мнение И.И. Колышко о думском дебюте П.А. Столыпина: «Перед дрожавшей от бешенства залой, перед "Думой народного гнева" появился элегантный молодой человек и без конфуза, но и без задора, со знающей себе цену скромностью, голосом и дикцией заправского оратора, заговорил. Эта первая думская речь Столыпина доказала силу слова. Прежде чем понять, что говорит Столыпин, Дума заслушалась, как он говорит. Справа налево прошла как бы электрическая струя. Насторожились одинаково и Марков с Пуришкевичем, и Милюков, и Аладьин, и Нечитайло с Неписайловым, вплоть до "кавказских обезьян" – крайней левой. У всех было удивление, у многих насмешка и зависть, но злости – ни у кого. Столыпин сказал одну из самых незначительных своих речей; но она произвела наибольшее впечатление – своей искренностью, теплотой и простотой. После косноязычья Витте, после серой бездарности Горемыкина новый талант правительственного Цицерона прямо ошеломил. Просто не допускали на стороне власти таланта, искренности. А встретившись с ними – осели. Словом, дебюту Столыпина мог бы позавидовать сам Шаляпин. И всем стало ясно, что отныне к именам думских сирен прибавится еще одно имя, еще один парламентарий "божьей милостью" – Столыпин»[99 - Колышко И.И. Великий распад. Воспоминания. СПб.: Нестор-История, 2009. С. 90.]. Тем не менее от лозунга «В отставку!» Дума не отказалась. С думской трибуны неслись возгласы: «Кто патриот – тот идиот», выливались ушаты оскорблений на русскую армию, некоторые даже требовали изменить название государства (вместо России именовать его Восточно-Европейскими штатами)[100 - Красильников Н. Петр Аркадьевич Столыпин и его деятельность I, II и III Государственной Думе по важнейшим государственным вопросам: по финляндскому, польскому, по землеустроению крестьян, по вероисповедному, по введению земства в Западном крае и по многим другим крупнейшим явлениям общественной жизни… С. 10–11.].

Самым тяжелым, как его называли крестьяне, был «земляной» вопрос. Обсуждался он долго, в течение многих дней «нескончаемых дебатов, столкновений на кафедре в самом зале заседаний и в кулуарах… На трибуне сменялись министры, профессора, крестьяне, земцы, народные учителя. Говорили поляки, латыши, мусульмане, башкиры. Говорили о земельных отношениях крестьян, казаков, колонистов, инородцев… Пестрая и яркая картина многосложного земельного строя всей великой матери России выступила наружу»[101 - Цитрон А. 72 дня первого русского парламента. СПб.: Книгоиздательство «Баум», 1906. С. 61.]. Всего в I Думу было внесено 3 законопроекта, которые касались аграрной проблемы: 1) 8 мая 1906 г. – кадетский «проект 42-х» (скупка помещичьих земель через Крестьянский банк или их принудительное отчуждение (особенно тех, которые сдавались в аренду или где хозяйство велось полуфеодальными методами), но за «справедливое вознаграждение» с последующим наделением безземельных и малоземельных крестьян землей за выкуп (не на правах собственности, а в пожизненное наследственное владение)); 2) 19 мая 1906 г. – «проект 104-х» трудовой группы (крестьяне наделялись дополнительной землей за счет создания государственного земельного фонда, формируемого из земель казенных, кабинетских и удельных (императорской фамилии), большая часть которых на окраинах страны пустовала, а также за счет частновладельческих земель помещиков); 3) 6 июня 1906 г. – проект социал-демократической фракции, которая состояла из меньшевиков, так как большевики отказались участвовать в выборах (отказ от ленинского требования конфискации помещичьей земли, замена его предложением отчуждения этих земель, создание вместо крестьянских комитетов общедемократических органов местного самоуправления (муниципалитетов), которые должны были объединить все сословия, без различия классовой принадлежности). Все вышеназванные документы не представляли, собой «выработанных тезисов», а предназначались лишь в качестве «материала» для создания нового земельного закона[102 - Горемыкин М.И. Аграрный вопрос. Некоторые данные к обсуждению его в Государственной Думе. СПб.: Тип. В.Ф. Киршбаума, 1907. С. 5; Абросимова Т.А. Интеллигенция и политические партии в начале ХХ в. // Интеллигенция и российское общество в начале ХХ в. СПб., 1996. С. 106–114.].

Всего I Государственная дума посвятила аграрному вопросу 11 заседаний, в которых было выслушано 49 речей членов Думы и 4 речи представителей правительства. Ввиду избрания Аграрной комиссии дальнейшие прения были перенесены в нее, куда были переданы и проекты партии «Народной свободы» и «104-х» (Трудовой группы). На первых двух заседаниях I Дума обсуждала проект партии Народной свободы: правые депутаты, указывая, что выходом из тяжелого положения должна служить интенсификация крестьянского хозяйства, признавали, что частные владельцы должны до известной степени согласиться на принудительное отчуждение. Трудовая группа критиковала проект, находя, что он недостаточно гарантирует интересы трудового крестьянства. На 3-м и 4-м заседаниях выступили со своей положительной аграрной программой и с критикой программы партии Народной свободы главноуправлявший землевладением и земледелием А.С. Стишинский и товарищ министра внутренних дел В.И. Гурко. Первый доказывал несостоятельность проекта кадетов с юридической стороны, так как принудительное отчуждение призналось законом лишь в случаях государственной или общественной необходимости, чего в данном случае не усматривалось. С фактической стороны дополнительное наделение землей крестьян ничего, кроме ущерба, не принесло бы, ибо всей годной для земледелия земли было всего 43 млн дес., что дало бы лишь долю десятины на душу; разрушение частных хозяйств очень невыгодно для государства, так как произойдет падение культуры, а стало быть, и доходности; невыгодно оно и для крестьян, которые лишались заработков в хозяйствах помещиков (по расчетам А.С. Ермолова – на 450 млн руб.). Наконец, при отчуждении придется заплатить помещикам свыше 3 млрд руб., платежи по которым будут не под силу разоренным крестьянам[103 - Аграрный вопрос. М.: Изд-ние Долгорукова П.Д., Петрункевича И.И., 1905. С. 135–152.].

Положительная часть заявления сводилась к упорядочению крестьянского землепользования путем уничтожения чересполосицы, расселения, образования хуторов и отчасти к расширению крестьянского землевладения путем покупки земель через Крестьянский банк. В.И. Гурко указывал в своей речи, что при осуществлении предлагаемого проекта помещики только выиграют, ибо им выгодно продать свои земли: Крестьянский банк завален предложениями земли. Для крестьян же это будет невыгодно вследствии того, что при уравнении всей земли те крестьяне, у которых больше 4 дес. на душу – а таких едва ли не более половины, – принуждены будут отдать все излишки свыше 4 дес. Возражали И.И. Петрункевич, М.Я. Герценштейн и др., указывавшие на несостоятельность как критической, так и положительной стороны заявлений представителей правительства и назвавшие речь последнего из них аграрной провокацией, имеющей целью восстановить одну часть Думы, а вместе с тем и всего народа, против другой. На 4-м заседании был прочитан «проект 104-х» Трудовой группы. На одном из следующих заседаний было внесено предложение образовать Комиссию для выработки положения о местных земельных комитетах, для выработки положений аграрной реформы и проведения ее в жизнь. Предложение это было передано в Аграрную комиссию. На заседании 8 июня 1906 г. был прочитан «проект 33-х» членов крайнего левого направления; Дума, ввиду того, что он затрагивал глубокие социальные и государственные вопросы, отвергла его.

Аграрная комиссия I Государственной думы собралась в первый раз 7 июня и провела 9 заседаний. Она начала с избрания подкомиссии для выработки плана работ Комиссии и успела рассмотреть большую часть выработанной ею программы. Ввиду того, что Дума в адресе Николаю II единогласно высказалась за принудительное отчуждение частновладельческих земель, председатель Комиссии А.А. Муханов не счел возможным обсуждать этот вопрос по существу, а предложил высказаться лишь о границах отчуждения. Аграрная комиссия признала, что для расширения площади землепользования трудового земледельческого населения должны быть обращены пригодные для сельскохозяйственного промысла казенные, удельные, кабинетские, монастырские и церковные земли, и в порядке принудительного отчуждения – земли учреждений и частновладельческие.

21 июня 1906 г. в «Правительственном вестнике» появилось правительственное сообщение, в котором сначала излагались меры для улучшения земельного быта крестьян, выработанные правительством и сводящиеся к передаче крестьянам казенных и купленных у частных владельцев земель, улучшению переселения, землеустройству крестьян (чересполосица, расселение, хутора) и учреждению землеустроительных комиссий. «Распространяемое среди сельского населения убеждение, – говорилось дальше, – что земля не может составлять чьей-либо собственности, а должна состоять в пользовании трудящихся на ней, и что поэтому необходимо произвести принудительное отчуждение всех частновладельческих земель, правительство признает совершенно неправильным». Такое отчуждение «не увеличит крестьянские достатки, разорит все государство и обречет само земельное крестьянство на вечную нищету и даже голод». Это сообщение послужило предметом горячего обсуждения как в пленарных заседаниях Думы, так и в Аграрной комиссии. I Дума признала необходимым, ради успокоения населения, издать обращение к народу. В обращении этом говорилось, что Дума, стремясь к мирному установлению нового порядка в стране, нашла необходимым немедленно приступить к составлению нового «земельного закона» на основаниях, указанных Государственной думой в адресе царю. «От этих оснований Дума не отступит и никакие предположения, с ними несогласованные, не могут быть ею одобрены». Проект обращения был принят 7 июля 1906 г. (за день до роспуска)[104 - Аграрный вопрос… С. 174–192.].

Между тем атака I Государственной думы на правительство продолжалась. Дума не шла ни на какие компромиссы, и казалось, что заранее торжествовала свою победу, вырабатывая самые радикальные проекты изменения жизни государства. Все это происходило открыто, с шумом, гамом и «бешеными угрозами». Так, во время своего выступления депутат от Симбирской губернии, один из организаторов фракции трудовиков А.Ф. Аладьин сказал следующее: «Признаться, с большим трудом могу понять упорство министров, которые хватаются за места, откуда их гонят. Каждый лишний день приводит их к тому положению, которое довольно точно характеризуется одной телеграммой, полученной из Ржаксы: «Почитали объявление министров. Поняли. Министры – враги народа. Поддерживаем вас. Боритесь до последней капли крови». Министры великолепно знают, что они не удержатся на местах. Они не менее великолепно знают, что сидеть им на этих местах придется не месяцы, не недели, а только дни, и что они отсюда уйдут. Их судьба решена. Они отсюда уйдут через несколько дней». 30 июня 1906 г. I Дума приступила к разработке своего обращения к народу. П.А. Столыпин при этом оценивался ей как «непримиримый и опасный враг революции». 7 июля 1906 г. депутат Е.Н. Щепкин потребовал «предания суду Министра внутренних дел Столыпина», который, по его мнению, «открыто вступил на путь борьбы со свободой, со всем освободительным движением», поэтому он желал П.А. Столыпину «всяческих неудач, поражений и гибели» и слал ему «народное проклятие». На этом же заседании председатель I Государственной думы С.А. Муромцев не дал П.А. Столыпину выступить по вопросу Белостокского погрома[105 - Красильников Н. Петр Аркадьевич Столыпин и его деятельность в I, II и III Государственной Думе по важнейшим государственным вопросам: по финляндскому, польскому, по землеустроению крестьян, по вероисповедному, по введению земства в Западном крае и по многим другим крупнейшим явлениям общественной жизни… С. 14–15.].

Одновременно с этим «в верхах» шла упорная борьба. Возникли две партии. Одна выступала против роспуска Думы и рекомендовала идти на уступки, не пугаясь даже крайнего средства: создания «министерства, пользующегося доверием Думы», под руководством кадетов С.А. Муромцева или П.Н. Милюкова. Возглавлял эту партию дворцовый комендант Д.Ф. Трепов, которого либеральное общественное мнение считало «самым злым и влиятельным реакционером», но который, однако, занял в этом вопросе более умеренную позицию. В результате он вступил в переговоры с П.Н. Милюковым и усиленно агитировал в «высших сферах» за «кадетское министерство». Впервые Д.Ф. Трепов и П.Н. Милюков встретились в середине июня 1906 г. в ресторане Кюба. В начале беседы лидер кадетов указал на необходимость замены правительства И.Л. Горемыкина и изменения всего правительственного политического курса. Д.Ф. Трепов в значительной степени с этим согласился. После «предварительного обмена мыслями» они перешли к согласованию списка возможных кандидатов в министры. Судя по этому списку, который царь показал 16 июня 1906 г. В.Н. Коковцову, состав думского министерства должен был выглядеть следующим образом: председатель Совета министров – С.А. Муромцев, министр внутренних дел – П.Н. Милюков или И.И. Петрункевич, министр юстиции – В.Д. Набоков или В.Д. Кузьмин-Караваев, министр иностранных дел – П.Н. Милюков или А.П. Извольский, министр финансов – М.Я. Герценштейн, министр земледелия – Н.Н. Львов, государственный контролер – Д.Н. Шипов, министры: военный, морской, императорского двора – по усмотрению Николая II.

Другая партия рекомендовала идти напролом: распустить Думу, а дальше действовать по обстоятельствам, не отступая и перед военной диктатурой. Окружение царя, встревоженное переговорами Д.Ф. Трепова и П.Н. Милюкова, стало запугивать его тем, если он передаст власть в руки «кучки революционеров», то сам подпишет себе смертный приговор. Так, В.Н. Коковцов, прочитав записку о составе кадетского министерства, посоветовал Николаю II, по «уму по совести», прекратить подобные эксперименты и немедленно распустить Думу. Царь вынужден был его успокаивать и заверять, что никогда не сделает «этот скачок в неизвестное». В самый разгар борьбы в газете «Россия» появилась статья, где говорилось о том, что в конце мая 1906 г. «в виду усиления аграрного движения в России и опасной деятельности Думы» австрийское и германское правительства вели переговоры о том, что «при известных условиях активное вмешательство во внутренние дела России с целью подавления или ограничения аграрно-революционного движения могло бы явиться желательным и полезным» с условием «прямо и ясно высказанного желания… русского правительства». Данная статья произвела эффект разорвавшейся бомбы. Стало ясно, что «партия роспуска Думы» не остановится ни перед чем[106 - Изгоев А. П.А. Столыпин. Очерк жизни и деятельности. М.: Кн-во К.Ф. Некрасова, 1912. С. 30–37.].

В это же время при посредничестве товарища министра внутренних дел С.Е. Крыжановского П.А. Столыпин завязал негласные контакты с председателем Думы С.А. Муромцевым. Состоялась встреча П.А. Столыпина и с лидером кадетов П.Н. Милюковым. В результате этого в либеральных кругах создалось впечатление, что П.А. Столыпин благосклонно относится к варианту создания думского министерства. Его поддерживал и ряд министров: А.С. Ермолов, А.И. Извольский и др. В результате министром иностранных дел А.И. Извольским совместно с группой думских либералов во главе с правым кадетом Н.Н. Львовым была подготовлена специальная «Записка», в которой намечались меры по ликвидации конфликта между кабинетом И.Л. Горемыкина и Думой. В ней высказывалась мысль о создании коалиционного правительства в составе: председатель Совета министров – С.А. Муромцев, министр внутренних дел – П.А. Столыпин или С.А. Муромцев, министр юстиции – В.Д. Кузмин-Караваев, Во время ауидиенции 25 июня 1906 г. А.И. Извольский передал царю «Записку» и подробно ее прокомментировал. Николай II со вниманием отнесся к идее создания коалиционного правительства и разрешил А.И. Извольскому совместно со П.А. Столыпиным продолжать переговоры с либеральной общественностью. 26 июня 1906 г. состоялась встреча П.А. Столыпина с П.Н. Милюковым, в ходе которой последний высказался против создания коалиционного правительства и участия в нем П.А. Столыпина. 27 июня П.А. Столыпин и А.И. Извольский встретились с Д.Н. Шиповым и Г.Е. Львовым. В принципе не возражая против коалиционного кабинета, Д.Н. Шипов отрицательно отнесся к роспуску Думы и предложил привлечь к работе в нем представителей кадетской партии. Со своей стороны, П.А. Столыпин попросил Д.Н. Шипова убедить лидеров кадетов войти в коалиционное правительство. Д.Н. Шипов согласился на это. Однако во время консультаций с кадетами выяснилось, что они расчитывают на создание однородного кадетского правительства во главе с П.Н. Милюковым. Для этой цели они были готовы пойти даже на то, чтобы объявить политическое банкротство, то есть разорвать отношения с радикалами (левыми кадетами), которые требовали национализации земли. 28 июня 1906 г. состоялась встреча Д.Н. Шипова и Николая II, на которой царь проявил интерес к идее объявления политического банкротства кадетами. О результатах аудиенции с Николаем II Д.Н. Шипов доложил П.А. Столыпину, А.И. Извольскому, С.А. Муромцеву. С его слов все выглядело так, что будто бы на днях С.А. Муромцев будет приглашен в Петергоф и ему поручат стать главой отвественного думского министерства.

Однако одновременно с этим П.А. Столыпин вел переговоры с лидером Совета объединенного дворянства графом А.А. Бобринским, который требовал: 1) распустить Думу; 2) ввести «скорорешительные» суды; 3) прекратить все переговоры с либеральными политиками о вступлении их в правительство; 4) изменить избирательный закон. Постепенно П.А. Столыпин стал переходить на сторону «партии роспуска». Ему и принадлежала решающая роль в срыве переговоров с кадетами. По свидетельству А.П. Извольского, «если (Николай II) и соглашался вначале с предложениями генерала (Д.Ф. Трепова), он все же не решался одобрить их без предварительного совещания со Столыпиным… Столыпин протестовал против этого со всей присущей ему силой… Император, окончательно убежденный Столыпиным, приказал генералу Трепову отказаться от осуществления его проекта и прервать переговоры с Милюковым»[107 - Извольский А.П. Воспоминания. М., 1989. С. 176, 175; Кара-Мурза В.В. Реформы или революция (К истории попытки образовать ответственное министерство в I Государственной Думе). М.: Российская объединенная демократическая партия «ЯБЛОКО», 2011. С. 51.]. Роль П.А. Столыпина подтверждают как оппоненты, так и союзники министра внутренних дел. По словам министра финансов В.Н. Коковцова, уже в мае 1906 г. П.А. Столыпин «не скрывал ни от кого из нас убеждения, что роспуск Думы совершенно неизбежен» и заявлял о своем намерении убедить царя в необходимости такого шага[108 - Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903–1919 гг. Париж, 1933. Т. 1. С. 188, 204.]. После того как Николай II поручил А.П. Извольскому привлечь П.А. Столыпина к переговорам с кадетами, министр внутренних дел получил практическую возможность не допустить их успешного завершения. Состоявшаяся во второй половине июня встреча П.А. Столыпина и А.П. Извольского с П.Н. Милюковым оставила у последнего впечатление, что министр внутренних дел участвовал в ней «только для того, чтобы формально исполнить данное ему поручение и при этом найти мотивы для подкрепления собственного отрицательного мнения о кадетском министерстве»[109 - Милюков П.Н. Три попытки (к истории русского лжеконституционализма). Париж, 1921. С. 33.]. «В намерения Столыпина не входило дать мне возможность высказаться по существу», – вспоминал лидер кадетов, назвавший министра внутренних дел «злейшим врагом парламентарного министерства, преследовавшим с самого начала цель – расстроить комбинацию, в которой для него самого не находилось места»[110 - Милюков П.H. Воспоминания. M.: Политиздат, 1991. С. 385; Милюков П.Н. Три попытки… С. 27.]. «Главным виновником роспуска Государственной Думы и лицом, оказавшим несомненное противодействие образованию кабинета из представителей большинства Государственной Думы» считал П.А. Столыпина и лидер «Союза 17 октября» Д.Н. Шипов, встречавшийся с ним в конце июня 1906 г.[111 - Российский либерализм: идеи и люди / под общ. ред. А.А. Кара Мурзы. М.: Новое издательство, 2004. С. 343; Кара-Мурза В.В. Реформы или революция (К истории попытки образовать ответственное министерство в I Государственной Думе)… С. 52.] Увидев министра внутренних дел, Д.Н. Шипов почувствовал «недовольство во всей его фигуре» тем, что Николай II склоняется к идее ответственного министерства[112 - Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. М.: Изд. М. и С. Сабашниковых, 1918. С. 223.]. «Уходя от П.А. Столыпина, – вспоминал Д.Н. Шипов, – я уносил уверенность, что им будет оказано все возможное противодействие осуществлению мысли об образовании кабинета из руководящих элементов Государственной Думы»[113 - Там же. С. 223–224; Кара-Мурза В.В. Реформы или революция (К истории попытки образовать ответственное министерство в I Государственной Думе)… С. 53.].

Немаловажным фактором в определении позиции П.А. Столыпина могли стать соображения личного характера: его отрицательное отношение к идее ответственного министерства, по свидетельству П.Н. Милюкова, стало особенно очевидным после того, как лидер кадетов дал понять, что о вхождении в такое министерство самого П.А. Столыпина «не может быть и речи»[114 - Милюков П.Н. Воспоминания… С. 386–387.]. Д.Н. Шипов вспоминал, что в ходе его беседы с П.А. Столыпиным, состоявшейся 27 июня 1906 г., министр внутренних дел «перевел речь на вопрос об образовании коалиционного Кабинета под моим [то есть Д.Н. Шипова] председательством», в состав которого должны были войти «общественные деятели и представители бюрократических кругов в лице некоторых членов настоящего Кабинета, причем в числе последних… П.А. Столыпин дал понять, что имеет в виду себя»[115 - Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом… С. 214.]. Д.Н. Шипов, как известно, отклонил предложение возглавить Кабинет, указав, что это следует поручить одному из лидеров конституционно-демократической партии. О том, что П.А. Столыпина заботила его собственная судьба, вспоминал и С.А. Муромцев, которому товарищ министра внутренних дел С.Е. Крыжановский передал «воззрение своего шефа [П.А. Столыпина] о полной желательности и возможности занятия министерских мест кадетами при том, однако, непременном условии, чтобы Министерство внутренних дел, как ведающее охраной, оставалось в руках П.А. Столыпина или вообще в руках бюрократии»[116 - ГАРФ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 32. Л. 1.].

Таким образом, судьба I Думы была предопределена. П.А. Столыпин готовился к роспуску Думы недели две: администрация была предупреждена, войска были подтянуты. Чтобы депутуты не заволновались вечером в пятницу 6 июля 1906 г. П.А. Столыпин, имея уже в кармане Указ о роспуске Думы, позвонил по телефону председателю Государственной думы С.А. Муромцеву с извещением о том, что он в понедельник 9 июля выступит в Думе. Между тем в воскресенье утром Таврический дворец был занят войсками[117 - Там же. С. 37–38.]. 8 июля 1906 года, через 72 дня после начала работы, она была распущена, и в этот же день П.А. Столыпин был назначен председателем Совета министров. Утром следующего дня депутаты, явившиеся на заседание в Таврический дворец, увидели на дверях Манифест о роспуске Думы. 200 депутатов отправились в Выборг, где подписали воззвание, призывающее к пассивному сопротивлению. Вопреки ожиданиям, роспуск Думы не вызвал политического кризиса (в том, что он произойдет, были уверены как деятели царской администрации, так и многие политические деятели слева). Однако этого не случилось. Вскоре последовали административно-политические меры против думцев, подписавших Выборгское воззвание. 167 человек (в том числе бывший председатель Думы С.А. Муромцев) были приговорены к трехмесячному тюремному заключению и лишению избирательных прав. Когда же правительство опубликовало дату выборов II Думы, то и пассивное сопротивление прекратилось.

2.3. II Государственная дума: на излете революции

В феврале 1907 г. прошли выборы во II Государственную думу. Последствия обращения к народу с Выборгским манифестом, в котором, как позднее признавали сами кадеты, было «много политической романтики и очень мало политического расчета и предвидения», оказались для партии роковыми. Сто двадцать «выборжцев» («цвет партии»), подписавших этот документ, были лишены избирательных прав и не смогли в дальнейшем принимать активного участия в политической жизни страны. Избирательная кампания кадетов во II Государственную думу существенно отличалась от первой: во-первых, у кадетов появился новый грозный соперник – левые социалистические партии. Эсеры и социал-демократы имели готовый радикальный рецепт решения самого острого в стране вопроса – аграрного; во-вторых, партии, стоящие справа от кадетов, также извлекли уроки из первой думской кампании; в-третьих, существенно изменилась политическая обстановка в стране. Выборы во II Государственную думу начинались в период общественного затишья и полного отсутствия каких-либо массовых выступлений; в-четвертых, совершенно иной стала тактика правящих кругов; в-пятых, в период второй избирательной кампании нелегальный статус Конституционно-демократической партии существенно сузил ее агитационно-пропагандистские возможности[118 - Патрикеева О.А. Система выборов в общенациональное представительное учреждение: эволюция взглядов конституционных демократов (1905–1917 гг.) // Вестник Санкт-Петербург. ун-та. 2007. № 2. Сер. История. С. 169–174.].

«Союз 17 октября» вел переговоры о предвыборном союзе с более умеренными политическими силами – только что возникшей Партией мирного обновления и Торгово-промышленной партией – союзницей октябристов по предыдущим выборам. Целью подобных договоренностей являлась не только победа на выборах, но и создание проправительственного большинства во II Государственной думе.

Сокрушительный провал на выборах в I Думу заставил крайне правых изменить свою предвыборную тактику. Было решено исключить из избирательной программы требование «неограниченного самодержавия», поскольку использование этого лозунга в ходе первой избирательной кампании, во-первых, породило ненужные теоретические дискуссии между ее участниками, во-вторых, так и не позволило ультраправым отмежеваться от «средних партий» – «Союза 17 октября», Торгово-промышленной партии, Партии правового порядка, которые в своих речах и воззваниях, по мнению крайне правых, «жонглировали» словом «самодержавие», вводя в заблуждение простых людей. В предвыборную платформу правых решено было внести другие призывы, которые послужили бы «ясной демаркационной линией» между Союзом русского народа и другими политическими партиями: требование неприкосновенности православной церкви и «недопущение еврейского равноправия». Все политические партии предлагалось поделить на две группы: дружественные, то есть выступающие за церковь и против евреев, и враждебные, агитирующие против церкви и за евреев[119 - Патрикеева О.А. Правые на выборах во II Государственную Думу: поиски союзников в предвыборной борьбе // Клио. 2003. № 3. С. 86–93.].

Вторая избирательная кампания прошла под флагом решительного преобладания партийных списков над «дикими» беспартийными кандидатами. Процент бюллетеней с партийными списками поднялся с 30–40 % в первую избирательную кампанию до 85 % – во вторую. Эффективным способом устранения опасных для правительства политических противников на выборах во II Государственную думу стала так называемая легализация партий. Только легализованным политическим организациям создавались благоприятные условия для предвыборной борьбы, разрешалось проводить предвыборные собрания и митинги, распространять агитационную литературу, бесплатно получать готовые бланки избирательных бюллетеней и т. п. По закону от 4 марта 1906 г. об обществах, союзах и собраниях каждая политическая партия должна была легализовать свои учреждения в трехнедельный срок со дня опубликования закона, впоследствии продленный министром внутренних дел до 6 недель. Легализация заключалась в регистрации устава партии после его рассмотрения в Особом присутствии. С возникновением в стране политических партий российское правительство решило их рассортировать «путем признания безвредных для него партий и запрещения враждебных».

По воспоминаниям кадета В.А. Маклакова, «отказ «либеральной» общественности помочь Столыпину в период первого междудумия, неловкие меры, которые он относительно нее принимал, привели к разрыву между ним и теми, кто, как и он сам, хотели правового обновления нашей страны. Общественной опорой Столыпина благодаря этому стали те, кто реформ его не хотел и видел в нем только «сокрушителя революции». Этот лагерь «людей испугавшихся» был тогда очень велик; к нему примкнули и бывшие «либеральные» люди, участники освободительного движения, которых оттолкнула перспектива революции и демагогии I Государственной думы. Столыпин стал их героем… Но у нас была конституция, и Столыпин от нее не хотел отрекаться. Каков бы ни был Избирательный закон 11 декабря, которым в свое время возмущались левые партии как недемократичным, этот закон обеспечивал голос на выборах и тем, кто остался верен заветам освободительного движения. Столыпину нужно было поэтому добиться поддержки тех слоев населения, которые не шли покорно за властью и посылали в Думу определенно оппозиционные партии. Заключительным актом первого междудумия, который был бы показателем успеха Столыпина, должны были быть удачные выборы в новую Думу»[120 - Маклаков В.А. II Государственная Дума (Воспоминания современника). Париж, (без года издания). С. 55.].

Именно с этой целью, чтобы «примирить с собой этот слой избирателей, Столыпин и хотел провести ряд полезных и популярных реформ. Они… не могли этой цели достигнуть. Но он решил не пренебрегать и более легким приемом – нажимом власти на выборы… он не ставил официальных кандидатур, не рекламировал их, предоставил партиям сражаться друг с другом, но зато он стал терпеть и поощрять более бесстыдное дело – насилие над избирателем. Этим он увеличил озлобление против себя. Размеров этого насилия не нужно преувеличивать… Вмешательство в выборы старались скрывать. Но и население к нему было чрезмерно чувствительно. Малейшая подобная попытка его оскорбляла и оно уже жаловалось на давление там, где его, в сущности, не было. Так, когда по предложению министра внутренних дел Сенат дал толкование некоторым статьям выборного закона, это обогатило наш язык ироническим термином «разъяснение». Так стали называть всякое «нарушение права»[121 - Маклаков В.А. II Государственная Дума (Воспоминания современника). Париж, (без года издания). 55–57.].

Октябрист В.В. Бартенев утверждал, что «октябристы и кадеты совсем перестали собираться летом 1906 г., особенно с осени; продолжали или, вернее, начали собираться одни левые. Собрания происходили вполне конспиративно, и полиция о них ничего не знала… Движение уходило в подполье, но, кроме того… оно распространилось шире в глубине простонародья, которое становилось все более оппозиционным. Полицейский надзор там был не действителен: глухо бродившие глубины народных масс выражали свои оппозиционные и демократические чувства словами, не поддающимися начальственному уловлению, именно потому, что слова-то эти «обывательские», а не «политические». Среди крестьян тоже совершался какой-то перелом: вера в прежние авторитеты сильно поколебалась. Сплошь и рядом приходилось слушать разговоры, радикализм которых просто поражал»[122 - Бартенев В.В. Опочецкие воспоминания о графе П.А. Гейдене (Эпизод из истории освободительного движения в глухой провинции) // Русская мысль. 1907. Кн. XII. С. 51–53.].

По мнению социалиста-революционера С.С. Кондурушкина, период между I и II Думами сильно изменил обстановку: «Теперь всюду разговоры на общие политические темы. Явный признак, что страна начала жить общею жизнью. Всюду политика и политика. Проснувшаяся, но еще слепая политическая мысль русского народа беспомощно ползает, стараясь ухватиться за что-нибудь определенное, устойчивое и радостно крикнуть: «Стойте, вот дорога, вот опора!» Разговоры и обобщения близоруки и наивны. Каждый обыватель до сих пор жил интересами своего маленького мирка: земский начальник, полицеймейстер, губернатор, ближайшее начальство – вот те столпы, которые заслоняли собой весь свет. А теперь вдруг горизонты расширились, открылась какая-то политическая даль, и прежние мерки жизни стали непригодными»[123 - Кондурушкин С.С. На выборах // Русское богатство. 1907. № 3. С. 84–85.].

В результате II Государственная дума оказалась «левее» первой. Из 518 депутатов Думы 223 принадлежали к левым партиям и группам (66 социал-демократов, 37 эсеров, 16 народных социалистов и 104 трудовика), 99 мест имели кадеты, 44 – октябристы, 10 – крайне правые, кроме того, было несколько партий «разных союзов»: польское коло – 47, мусульман – 31, казаков – 17[124 - Боиович М.М. Члены Государственной Думы (Портреты и биографии). Второй созыв 1907–1912 гг. М.: Тип. Товарищества И.Д. Сытина, 1907. С. XXV.]. Первое заседание Думы состоялось 20 февраля 1907 г. Председателем ее был избран земский деятель, кадет Ф.А. Головин. Однако, несмотря на то, что II Дума была более «левой», чем первая, действовала она осторожнее. Так, по сравнению с I Думой кадеты несколько урезали свои программные требования и прекратили «злоупотреблять» запросами в адрес исполнительной власти, хотя они и не решились на прямое сотрудничество с П.А. Столыпиным. Октябристы же, наоборот, с первых дней работы II Думы вступили в сговор с премьер-министром.

П.А. Столыпин впервые выступил во II Государственной думе 6 марта 1907 г. с правительственной декларацией, в которой особое внимание было уделено принятию законов о «об устройстве быта крестьян». При этом председатель правительства ссылался на просьбы самих крестьян, которые поставили перед государством задачу улучшить их положение и не допустить «совершенного расстройства самой многочисленной части населения России». Вместе с тем П.А. Столыпин указал на то, что крестьянам не следует рассчитывать на помещичью землю, не допуская «даже попыток крестьянских насилий и беспорядков», а необходимо следовать лишь тем курсом, который был указан им правительством: предоставление крестьянам государственных, удельных и кабинетских земель; приобретение частных земель через Крестьянский банк, а также выход крестьян из общины путем перехода к подворному или хуторскому владению. В конце своей речи П.А. Столыпин сказал о том, что главной задачей правительства является установление порядка и спокойствия в России[125 - Сборник речей Петра Аркадьевича Столыпина, произнесенных в заседаниях Государственного Совета и Государственной Думы (1906–1911). СПб.: Издание В.В. Логачева, 1911. С. 14–25.].

После выступления П.А. Столыпин сходил с трибуны под бурные аплодисменты правых и при гробовом молчании центра и левых. Первым после премьер-министра выступил председатель социал-демократической фракции (меньшевик) и член аграрной комиссии И.Г. Церетели, который назвал правительство П.А. Столыпина «правительством разгона Думы, правительством военно-полевых судов». И.Г. Церетели сказал, что «в лице правительства… заговорила старая, крепостническая Россия» и что даже слепым стала понятна неразрывная связь «самодержавного правительства с кучкой помещиков-крепостников, живущих за счет миллионов обездоленных крестьян». Выступление И.Г. Церетели прерывалось бурными аплодисментами. Затем последовали другие выступления в том же духе. Также социал-демократ (меньшевик) И.П. Озоль в конце своего выступления произнес: «Карфаген должен быть разрушен». Фактически это означало, что II Дума объявила войну правительству П.А. Столыпина. Правда, теперь никто не кричал: «Вон, в отставку!», но сам тон речей говорил о том, что II Государственная дума пошла по стопам своей предшественницы. Сменилась только тактика: штурм власти не удался, и поэтому решено было перейти к ее осаде. П.А. Столыпин решил ответить на эти выпады и вторично поднялся на думскую трибуну. «Тут, – сказал он, – нет ни судей, ни обвиняемых… эти скамьи – не скамьи подсудимых, – это место правительства… Эти слова рассчитаны на то, чтобы вызвать у правительства, у власти паралич и воли, и мысли, все они сводятся к двум словам: "Руки вверх". На эти слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить только двумя словами: "Не запугаете". Выступление П.А. Столыпина произвело большое впечатление на Думу, так как смелые слова подкреплялись и решительным голосом, и осанкой, и самим видом говорившего. Правые были в неописуемом восторге, октябристы долго «ходили именинниками», а левые были удручены и не знали, как ответить. В российском обществе стало укореняться мнение, что и II Дума недолговечна, еженедельно возникали слухи о ее роспуске[126 - Красильников Н.Д. Петр Аркадьевич Столыпин и его деятельность в I, II и III Государственной Думе по важнейшим государственным вопросам: по финляндскому, польскому, по землеустроению крестьян, по вероисповедному, по введению земства в Западном крае и по многим другим крупнейшим явлениям общественной жизни… С. 18–20.].

Между тем Государственная дума решила озаботиться созданием Особой контрольной комиссии, которая должна была следить за действиями правительства П.А. Столыпина по вопросу «о продовольствии пострадавшего от голода населения». Для того чтобы объяснить мнение правительства по данному аспекту, 9 марта 1907 г. П.А. Столыпин опять пришел в Думу. На трибуне он появился с «Положением о Государственной Думе» в руках и стал зачитывать статьи этого «Положения», которые касались образования думских комиссий. Из всего выступления П.А. Столыпина было видно, что он против создания такой комиссии и что в конце своей речи он это однозначно выскажет. Однако П.А. Столыпин неожиданно сделал вывод, которого никто не ожидал – он поддержал создание данной комиссии. Это было так неожиданно, что оппозиция, расчитывавшая разжечь конфликт, растерялась. Но растерянность длилась недолго, так как очень скоро возник запрос об отмене военно-полевых судов. 13 марта 1907 г. П.А. Столыпин был на думской трибуне и пытался доказать необходимость существования данного вида судопроизводства. «Кровавый бред, – сказал он, – еще не пошел на убыль. Едва ли обыкновенным способом подавить его по плечу обыкновенным нашим установлениям». Свое выступление П.А. Столыпин закончил следующим: «Господа… вы сумеете отличить… кровь на руках палачей от крови на руках добросовестных врачей, которые приняли самые чрезвычайные… меры, но с одним только упованием… исцелить трудно больного»[127 - Сборник речей Петра Аркадьевича Столыпина, произнесенных в заседаниях Государственного совета и Государственной думы (1906–1911 гг.)… С. 26–30.].

В этот же день 13 марта 1907 г. между П.А. Столыпиным и председателем II Государственной думы Ф.А. Головиным возник конфликт. Так, последний не дал слова П.А. Столыпину, когда тот попытался возразить депутату от партии кадетов А.А. Кизеветтеру. П.А. Столыпин не стал поднимать по этому поводу шума и покинул Думу. Однако позднее он прислал Ф.А. Головину письмо, в котором говорилось о том, что согласно закону «министры и главноуправляющие должны быть выслушаны на заседаниях Думы каждый раз, когда они о том заявят». Несколько позднее между Государственной думой и П.А. Столыпиным возник новый конфликт по поводу запроса председателя Продовольственной комиссии депутата-кадета В.И. Долженкова местным земствам о голоде в их губерниях. П.А. Столыпин разослал по телеграфу циркуляр губернаторам, в котором земским управам категорически запрещалось сообщать какие-либо сведения о голоде Государственной думе. Сначала необходимо было уведомлять об этом непосредственно тех губернаторов, в губерниях которых происходил голод, затем сведения поступали в Министерство внутренних дел, и уже оттуда дума могла получать скорректированные официальные сведения. Одновременно с этим возникла проблема, касавшаяся посещения Государственной думы посторонними людьми. Ф.А. Головин считал, что Дума сама вправе приглашать к себе гостей. Однако П.А. Столыпин, ссылаясь на Правила о допущении на заседания Государственной думы от 18 февраля 1907 г., полагал, что для этого требуется его разрешение. Об этом он немедленно сообщил заведующему охраной Таврического дворца. Для приглашенных на заседания Думы предписывалось создать «особые места». В случае отказа Ф.А. Головина «согласовывать» списки приглашенных в Думу с П.А. Столыпиным, последний приказал охране «не допускать… вообще посторонних лиц»[128 - Красильников Н.Д. Петр Аркадьевич Столыпин и его деятельность в I, II и III Государственной Думе по важнейшим государственным вопросам: по финляндскому, польскому, по землеустроению крестьян, по вероисповедному, по введению земства в Западном крае и по многим другим крупнейшим явлениям общественной жизни… С. 22–26.].

К концу весны среди правых депутатов Государственной думы начали распространяться слухи, которые проникли и в заграничную печать, о раскрытии грандиозного заговора «на жизнь государя, а также… великого князя Николая Николаевича и на П.А. Столыпина». Был сделан запрос, и 7 мая 1907 г., выступая перед думой, П.А. Столыпин прочел правительственное сообщение по этому вопросу, где эти слухи полностью подтвердились. Так, в частности, в данном правительственном сообщении говорилось о том, что столичная полиция получила информацию, что в некоей квартире на Невском проспекте «собираются центральные революционные комитеты, которые имеют сношения с военной революционной организацией». В результате в этой квартире был произведен обыск, и там были обнаружены некоторые депутаты Государственной думы и посторонние, которые имели при себе компрометирующие документы (всего 31 человек). При этом часть депутатов согласилась подвергнуться обыску, а часть – отказалась. На следующий день был проведен обыск на квартире депутата от РСДРП И.П. Озола и обнаружено его отношение к «военно-революционной организации, поставившей своей целью вызвать восстание в войсках»[129 - Столыпин П.А. Речи в Государственной Думе (1906–1911). СПб.: Тип. Мин-ва внутр. дел, 1911. С. 77–78.]. Во время чтения этого сообщения народные социалисты, социал-демократы и трудовики демонстративно не присутствовали.

Таким образом, в течение всех 103 дней работы II Думы шла напряженная борьба, в ходе которой начала появляться тенденция к компромиссу. Известно, что в этот период П.А. Столыпин поддерживал контакты как с лидерами октябристов и мирнообновленцев (П.А. Гейденом, М.А. Стаховичем, А.И. Гучковым, Н.Н. Львовым), так и с представителями правого крыла кадетской партии И.В. Гессеном, П.Б. Струве, В.А. Маклаковым, М.В. Челноковым, С.А. Котляревским и другими. В ходе переговоров шла речь о возможности образования работоспособного думского большинства. Кадеты не скрывали, что думское большинство, созданное, разумеется, под эгидой их партии, будет направлять думскую деятельность исключительно в законодательное русло.

Кадетская фракция должна была ограничиться внесением правок в министерские законопроекты, но «проваливать» столыпинские законы (например, Указ от 9 ноября 1906 г. о реформе крестьянского надельного землевладения) не стала бы, поскольку считала, что «эти законы лучше того, что сейчас существует». Вместе с тем они вынуждены были заявить П.А. Столыпину, что Дума не может принять тех законов, которые «стремятся ухудшить настоящее положение». Только на основе взаимных уступок, писал впоследствии В.А. Маклаков, совместная работа Думы и правительства могла стать реальностью, но правительство П.А. Столыпина не прислушалось к советам умеренной либеральной оппозиции[130 - Зырянов П.Н. Крестьянская община Европейской России (1907–1914 гг.). М.: Наука, 1992. С. 27.].

Несмотря на то, что правые во II Думе составляли значительную часть, перевес был на стороне левых. Главным камнем преткновения опять стал аграрный вопрос. Он был поставлен уже на 6-м заседании II Государственной думы, сразу же после окончания организационных дел, и «наполнил собой целиком десять заседаний до 47-го включительно». По данному вопросу выступили 89 ораторов (некоторые говорили по 2 раза), из них 37 человек – от левых партий (11 трудовиков, 10 эсеров, 9 социал-демократов, 5 народных социалистов), 28 – от правых (15 националистов и 13 октябристов), 16 – от кадетов[131 - Герье В. II Государственная Дума. М.: Товарищество «Печатня С.П. Яковлева», 1907. С. 218.]. Обсуждение его заняло 11 заседаний, в течение которых успели высказаться также и представители правительства – председатель Совета министров П.А. Столыпин и главноуправляющий земледелием и землеустройством князь Б.А. Васильчиков. П.А. Столыпин вышел с Представлением, которое называлось «О дополнениях некоторых постановлений, касающихся крестьянского землевладения и землепользования» 4 апреля 1907 г. В нем утверждалось, что «Указ 9 ноября 1906 г. …отнюдь не разрешает каких-либо коренных, принципиальных вопросов, касающихся общины, а является именно лишь дополнением и развитием ст. 12 Общего положения… еще в 1861 г. предрешивших вопрос о свободном выходе крестьян из общины немедленно по прекращению выкупных платежей». Таким образом, он считал: «Задача Указа от 9 ноября 1906 г. заключалась не в ведении каких-либо новых начал в область крестьянского землевладения, а лишь приведение в действие старого закона, освященного почти 50-летней давностью и имеющего значение одного из основных начал крестьянского законодательства»[132 - РГИА. Ф. 1278. Оп. 2. Д. 59. Л. 3.].

Далее П.А. Столыпин утверждал: «Само воспрещение выхода крестьян из общины относится к 1893 г. Составители же Положения 19 февраля 1861 г. … считали… вполне возможным разрешить свободу выхода из общины даже в период выкупного периода и с этой целью допустили досрочный выкуп отдельными крестьянами своих участков без согласия общества… Устранение препятствия к осуществлению крестьянами этого права – продолжение реформы 1861 г.»[133 - РГИА. Ф. 1278. Оп. 2. Д. 59. Л. 3.].

По отношению к российской крестьянской общине он высказал следующее мнение: «Нет никакой надобности искусственно поддерживать разлагающуюся общину, так как вымирание той или другой общины всегда свидетельствует о том, что большинство ее членов уже переросло эту форму землевладения и стремится перейти к более совершенным способам ведения хозяйства, невозможным при общинном землевладении. Ставить преграды подобному стремлению и стеснять личную предприимчивость отдельных членов общины было бы не только несправедливо, но и нецелесообразно, особенно если иметь в виду, что число таких вымирающих общин у нас весьма значительно»[134 - Там же. Л. 4.].

Б.А. Васильчиков высказал мысль, что аграрный вопрос не может быть решен путем Указа от 9 ноября 1906 г.: он требует планомерной законодательной деятельности, в основе которой должно лежать охранение начала собственности. Если правительство и предвидит возможность нарушать его, то лишь в смысле передвижения границ в целях землеустройства, которое в связи с улучшением сельскозяйственного промысла является главной заботой правительства в области аграрного вопроса.

В речах депутатов много места уделялось полемике и развитию программных положений. Депутаты-крестьяне указывали преимущественно на нужды местностей, представителями которых они были. Речи правых депутатов сводились к необходимости сохранить в неприкосновенности частновладельческие хозяйства, ибо передача их в руки крестьян, разорив владельцев, не послужит на пользу крестьянам, а государству принесет несомненный вред; в интересах же крестьян необходимы землеустроительные работы (расселение, размежевание, хутора), улучшение крестьянского хозяйства, переселение, регулирование аренды. Польские депутаты, указывая на особенности бытовые, социальные и другие своего края, настаивали на том, что решение аграрного вопроса должно быть передано автономному польскому сейму. Представители Кавказа и Закавказья не вносили особого аграрного проекта, а примыкали одни – к партии «Народной свободы», другие – к социал-демократам, третьи – к социал-революционерам. Отдельно стоял проект представителя Эстляндии, основанный на институте вечно-наследственной аренды, который он находит наиболее подходящим для Прибалтийского края. Депутат от Степного края, не развивая положительной части программы, говорил о том, что в интересах киргизов, аборигенов края, необходимо прекратить переселение[135 - Свод аграрных программ: Отчуждение земли, поземельное устройство, община, переселение и расселение, аренда, крестьянский банк, подземельный налог, усовершенствование хозяйства, государственная помощь, конечные цели, литература. СПб.: Изд-во Л.Л. Велихова, 1907.].

Для выработки закона о земле была избрана Аграрная комиссия в числе почти 100 человек, под председательством Н.Н. Кутлера. Она успела провести 12 заседаний, на которых рассмотрела только первые 4 вопроса из предложенной президиумом Комиссии программы. Вопрос о принудительном отчуждении вызвал в Комиссии горячие прения; правые депутаты, высказываясь против, указывали, что все дело в низком уровне крестьянского хозяйства, а не в малоземелье, о котором в России, по сравнению с Западной Европой, говорить не приходится. Некоторые члены Аграрной комиссии предлагали сначала изучить условия землевладения, пользования, хозяйства и т. п. и тогда уже решать аграрный вопрос; но большинство, особенно крестьяне, стояло за немедленное решение. Когда был утвердительно решен вопрос о принудительном отчуждении, группой правых депутатов был заявлен протест, и несколько членов заявили о выходе своем из данной Комиссии. По вопросу о земельном фонде большинство высказалось в отрицательном смысле; за образование его стояли трудовики, народные социалисты и социалисты-революционеры.

Наряду с занятиями Аграрной комиссии шла работа в подкомиссиях, которых было три: по пересмотру временных земельных законов (из 18 членов), по разборке корреспонденции, поступающей в комиссию (из 23 членов) и по земельным комитетам. Работы Аграрной комиссии и особенно признание ею принудительного отчуждения земли побудили П.А. Столыпина выступить перед Думой с Декларацией по аграрному вопросу («Об устройстве быта крестьян и о праве собственности») 10 мая 1907 г. Характеризуя программы левых партий, П.А. Столыпин сказал, что путь, который они выбрали, «поведет к полному перевороту во всех существующих гражданских правоотношениях; он ведет к тому, что подчиняет интересам одного, хотя и многочисленного класса интересы всех других слоев населения. Он ведет… к социальной революции». Досталось и аграрным программам либеральных партий, которые П.А. Столыпин назвал «не совсем понятными… и… во многом противоречивыми». В частности, его не устраивало то, что в этих программах за крестьянами, с одной стороны, признавалось «право неизменного, постоянного пользования землей», с другой же стороны, для увеличения крестьянских владений допускалось «нарушении пользования… соседей-землевладельцев» при гарантии «крестьянам нерушимости их владений в будущем». В связи с чем реформатор считал, что «в этом отношении проект левых партий более искренен и правдив, признавая возможность пересмотра трудовых норм, отнятие земли у домохозяев». В целом же П.А. Столыпин полагал, что путь, предложенный вышеуказанными партиями, – «это путь насилия… новых бед в деревне»[136 - Речь П.А. Столыпина «Об устройстве быта крестьян и о праве собственности»… С. 285.].

Правительство в аграрном вопросе не шло ни на какие уступки. П.А. Столыпин отверг как радикальный проект трудовиков, так и компромиссный проект кадетов. Никакого компромисса с левыми партиями, полагал П.А. Столыпин, не может быть. Они – «противники государственности», «им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!» – эти надменные слова были брошены в зал представителем того режима, который совсем недавно ввязался в войну, бездарно ее проиграл и довел страну до «великих потрясений»[137 - Зырянов П.Н. Столыпин без легенд… С. 27.]. Особенно ему не понравилось предложение левых партий о национализации земли, так как, по его мнению, это могло бы привести «к такому социальному перевороту, к такому перемещению всех ценностей, к такому изменению всех социальных, правовых и гражданских отношений, какого еще не видела история». В результате национализации разорилось бы большое количество помещиков («образованного класса землевладельцев»), что привело бы к «разрушению редких культурных очагов на местах». Каждый гражданин, в том числе и тунеядец, мог в результате национализации земли получить землю, поработать на ней, а потом, когда это ему надоест, бросить ее и «пойти опять бродить по белу свету». Вследствие чего культурный уровень страны понизится[138 - Столыпин П.А. Речи в Государственной Думе (1906–1911гг.)… С. 81–102.]. Вся речь длилась 40 минут. В начале выступления П.А. Столыпин заметно волновался: делал паузы там, где это было не нужно, частно останавливался, чтобы выпить воды. Но постепенно он пришел в себя, речь становилась все более плавной и закончилась «обычным у него подъемом чувств». Однако аплодировали П.А. Столыпину мало: правые и левые были речью недовольны (первых не устраивало то, что он выступил против крестьянской общины, вторых – против национализации земли). Только октябристы практически безоговорочно поддержали аграрный курс П.А. Столыпина, так как он был близок к их политическим воззрениям.

Таким образом, подвергнув критике аграрные проекты различных партий, указав, что ни один из них не облегчит положения крестьян, так как дело не в малоземелье, а в низком уровне хозяйства крестьян, и объяснив, что самая культурная часть населения, 130 тыс. землевладельцев, будет разорена, от чего пострадают и крестьяне, П.А. Столыпин заявил, что о принудительном отчуждении не может быть и речи: правительство твердо держится принципа неприкосновенности прав собственности, но, признавая расстройство крестьянского хозяйства, готово прийти к нему на помощь, облегчая приобретение земли, организуя переселение, устраивая земельное положение (уничтожение чересполосицы и длинноземелья, образование хуторов и др.).

Последнее аграрное заседание Думы было посвящено ответу на Декларацию, которая с разных сторон была подвергнута более или менее резкой критике. Правительственная программа переустройства землевладения и землепользования стала объектом ожесточенных нападок. К тому же Дума не хотела отказаться от требования частичного отчуждения помещичьей земли. Поэтому довольно быстро правительство поняло, что ждать конструктивной работы от новой Думы не приходится. К тому же поступали сведения, что левые, прикрываясь депутатским иммунитетом, занялись откровенной антиправительственной деятельностью и вне стен Таврического дворца. Конфликт между Думой и правительством отзывался эхом по всей стране. Крестьяне, глядя на Думу, бойкотировали столыпинскую аграрную реформу. По стране ходил слух, что якобы тем, кто выйдет из общины, не будет прирезки земли от помещиков. В 1907 г. реформа шла очень плохо. В результате всего этого правительство стало готовиться к роспуску Думы. Уже вскоре после вторых думских выборов в правительственных кругах начались консультации по вопросу о судьбе Думы и перспективах выборного представительства. В общих чертах мнение Николая II и его ближайших советников можно сформулировать так: Дума должна сохраниться как институт государственной власти, но порядок избрания депутатов следует существенно изменить, чтобы дать преимущество представителям промонархических сил. Прежде всего, следовало разработать новое избирательное законодательство. Эта ответственная работа была поручена товарищу (заместителю) министра внутренних дел С.Е. Крыжановскому, сыгравшему ключевую роль в разработке булыгинской думы и других актов выборного законодательства. Вскоре им было подготовлено три проекта. Первый предполагал разделить избирательные съезды и избирать членов Думы по отдельности от каждой курии. Второй сохранял общие губернские (городские) избирательные съезды, но давал существенные преимущества уездным землевладельцам (автор называл этот вариант «бесстыжим»). Третий предусматривал избрание депутатов губернскими земскими собраниями и городскими думами.

В конце мая 1907 г. министр внутренних дел и председатель Совета министров П.А. Столыпин представил эти проекты царю. Познакомившись с разработками министерства и, в частности, узнав, что сами авторы называют второй проект «бесстыжим», Николай II «изволил смеяться этой шутке и решительно сказал: "Я за бесстыжий"[139 - Крыжановский С.Е. Заметки русского консерватора // Вопросы истории. 1997. № 3. С. 127.]. После этого в экстренном порядке и в строжайшей тайне был подготовлен текст нового избирательного закона. Таким образом во главе заговора стал сам царь. Его мало интересовали хутор и отруба, но раздражала «левая» Дума. П.А. Столыпин же ради реформы был готов пожертвовать какой угодно буквой закона. В целом разгон Думы был делом несложным, но опыт показывал, что новая Дума будет повторением разогнанной. Поэтому требовалось пойти на прямое нарушение закона и издать (без санкции Думы) новый избирательный закон. Поводом для роспуска послужило выступление в Думе 1 июня 1907 г. П.А. Столыпина, в котором он обвинил в заговоре против государства 65 депутатов от социал-демократической фракции, потребовав лишения их депутатской неприкосновенности и привлечения к следствию, для 16 из них дать санкцию на немедленный арест. Простая логика требовала от правительства довести провокацию до конца, чтобы получить более весомый предлог для роспуска. Но царь совсем потерял терпение и в личной переписке П.А. Столыпину напомнил, что «пора треснуть». Накануне роспуска П.А. Столыпин писал царю; «Завтра вношу известное вашему Величеству требование в Думу, и если в субботу она его не выполнит, то, согласно приказанию вашего величества, объявляю высочайший Манифест и Указ о роспуске. Новый избирательный закон будет представлен к подписанию завтра в пятницу». Вместе с тем, по свидетельству В.Н. Коковцова, П.А. Столыпин спросил Николая II: «Можно ли будет Думу не распускать, если она согласится на исполнение требования?» На это тот ответил, что «понимает, что в таком случае Думу нельзя будет распустить и поставить правительство в неловкое положение»[140 - Маклаков В.А. II Государственная Дума (Воспоминания современника). Лондон, 1991. С. 224–225.].

В 8 часов вечера 2 июня 1907 г. император подписал манифест «О роспуске Государственной Думы и времени созыва новой Думы и об изменении порядка выборов в Государственную Думу», утверждающий новое «Положение о выборах в Государственную Думу». В ночь со 2-го на 3 июня П.А. Столыпина посетила делегация кадетов в составе: М.В. Челнокова, В.А. Маклакова, П.Б. Струве, С.Н. Булгакова, которые просили не распускать II Государственную думу. В ответ на это П.А. Столыпин им откровенно заявил: «Есть вопрос, в котором мы с вами все равно согласиться не можем. Это аграрный вопрос. На нем конфликт неизбежен. А тогда к чему тянуть?» 3 июня 1907 г. были обнародованы царский Манифест о роспуске Думы и новый закон, изменивший порядок выборов в Думу. Это фактически означало, что в России был совершен государственный переворот. В результате его 3 июня 1907 г. в России установилась так называемая «третьеиюньская» политическая система, или «третьеиюньская монархия». Обнародованный 3 июня 1907 г. новый избирательный закон сильно ограничивал представительство в Думе основной массы населения России (рабочих, крестьян и жителей национальных окраин). Ставка была сделана на увеличение депутатских мест для помещиков и крупной буржуазии, рассматриваемых как надежная социальная опора самодержавия. «Положение о выборах в Государственную Думу» от 3 июня 1907 г. значительно сузило электоральную базу низших сословий. Теперь в землевладельческой курии один выборщик избирался от 230 человек (ранее от 2 000). Городская курия была разделена на две категории: в первой (состоятельные горожане) один выборщик избирался от 1 000 избирателей, а во второй – от 15 000. До этого в единой городской курии один выборщик избирался от 7 000 населения. Крестьянская курия посылала одного выборщика от 60 000 (ранее от 30 000), а рабочая – от 125 000 (ранее от 90 000).

В результате этого в Государственной думе резко сократилось представительство низших слоев населения. Так, в Европейской России квота выборщиков от крестьян составила 22,4 % (ранее 43 %), от землевладельцев – 51,3 % (ранее 34 %), от городских избирателей – 24,2 % (ранее 23 %), от рабочих – 2,3 % (ранее 3,4 %). По новому «Положению», были фактически лишены избирательных прав жители окраин Российской империи: Акмолинской, Семипалатинской, Тургайской, Уральской и Якутской областей. Представительство других национальных регионов было существенно ограничено: вся Азиатская Россия могла теперь избирать только 15 депутатов; Кавказ вместо прежних 29 депутатов только 10; Царство Польское – 14 вместо 37. Из них два избирались в Варшаве, причем один – обязательно выборщиками от жителей русского происхождения. Такой же порядок устанавливался для Виленской и Ковенской губерний, где русское население отдельно от прочего избирало по одному члену Думы. Наряду с представительством окраин сокращалось и представительство от городов. Только семь из них сохранили право избирать членов Думы отдельно от населения своих губерний: Санкт-Петербург, Москва, Варшава, Лодзь, Киев, Рига, Одесса. В целом с введением «Положения» от 3 июня 1907 г. избирательным правом могло воспользоваться лишь около 15 % населения Российской империи. Помещики и крупная буржуазия, составлявшие в общей сложности около 1 % населения России, отныне получали более 2/3 мест в Государственной думе. Минимальный возраст депутатов был повышен с 25 до 30 лет.

Списки избирателей подверглись пересмотру. Закон от 3 июня 1907 г. вроде бы не лишал никого прямо избирательного права, ликвидировав лишь право двойного голоса: «никто не может иметь на выборах более одного голоса», «каждый избиратель может осуществлять свое право на участие в выборах лишь в одном съезде», «лица, владеющие избирательными цензами в пределах двух или более уездов или городов, осуществляют свое право на участие в выборах в съезде или разряде, ими избранном». Эта статья в наибольшей степени коснулась съезда мелких землевладельцев, так как выборщики этого съезда могли участвовать на выборах и от крестьян. Количество избирателей по съезду мелких землевладельцев сократилось.

Положения о выборах от 3 июня 1907 г. продублировали систему контроля над проведением выборов из предшествующего законодательства. На низших ступенях власти его осуществляли губернаторы, на высшей – министр внутренних дел. На местные власти возлагались обязанности по определению времени и места проведения избирательных съездов, составлению списков выборщиков и избирателей. Значительно сократились сроки публикации избирательных списков. Так, если по Положению от 6 августа 1905 г. их подлежало опубликовать за шесть недель до выборов в местных ведомостях, то по Закону от 3 июня – за четыре недели. Избирательные списки составлялись в алфавитном порядке с обязательным указанием напротив каждой фамилии, имени, отчества и избирательного ценза, на основании которого было получено право участия в выборах.

Новым законом о выборах были конкретизированы условия проведения подготовительных избирательных собраний. Начальник местной полиции мог назначать одного из подведомственных ему чинов для присутствия в подготовительном собрании избирателей с правом его закрытия. Особо оговаривались условия, при которых избирательные собрания могли быть закрыты полицией, а именно: «1) когда собрание отклонится от предмета своего занятия; 2) когда в собрании высказываются суждения, возбуждающие вражду одной части населения против другой; 3) когда в собрании производятся неразрешенные денежные сборы; 4) когда в нем присутствуют лица, «в собрания не допускаемые»; 5) когда нарушен порядок собрания мятежными возгласами либо заявлениями, восхвалением либо оправданием преступлений, возбуждением к насилию либо неповиновению властям, или же распространением преступных воззваний либо изданий, и вследствие того, собрание приняло характер, угрожающий общественным спокойствию и безопасности»[141 - Государственная Дума в России в документах и материалах. М., 1957. С. 371–372.]. Местная администрация оказала давление на общественность в деле организации избирательной кампании.

Лидер кадетской партии П.Н. Милюков довольно резко оценил действия П.А. Столыпина: «Первая русская революция закончилась государственным переворотом 3 июня 1907 г.: изданием нового избирательного "закона", который мы, кадеты, не хотели называть "законом", а называли "положением". Но провести логически это различие не было, однако, возможности: здесь не было грани. Если гранью считать Манифест 17 октября, то "положением", а не "законом" были уже, в сущности, "Основные законы", изданные перед самым созывом I Думы; это уже был первый "государственный переворот". Тогда и теперь победили силы старого порядка: неограниченная монархия и поместное дворянство. Тогда и теперь их победа была неполная, и борьба между старым, отживавшим правом и зародышами нового продолжалась и теперь, только к одной узде над народным представительством прибавлялась другая: классовый избирательный закон. Но и это было опять только перемирие, а не мир. Настоящие победители шли гораздо дальше: они стремились к полной реставрации»[142 - Милюков П.Н. Воспоминания. М., 1990. Т. 2. С. 3–9.].

Между тем еще в апреле 1907 г. С.Ю. Витте в частных беседах отмечал, что альтернатива реформе избирательного законодательства – временное упразднение Государственной думы и введение диктатуры[143 - Толстой И.И. Дневник. 1906–1916 гг. СПб., 1997. С. 86.]. Его поддерживал один из деятелей земского движения октябрист Н.В. Савич: «Закон был издан в порядке указа, он был по существу государственным переворотом. Но он спасал самую сущность нового конституционного строя – "представительного строя", как его называл сам Столыпин. В той среде, к которой я принадлежал, этот закон встретили с нескрываемым ликованием. Для нас это было симптомом того, что, несмотря на нелепое поведение первых двух Государственных дум, "увенчание здания", которого столько десятилетий добивались земцы, не получило смертельного удара, что сохранилось участие представителей общественности в деле управления государством, в контроле над деятельностью исполнительной власти. Вместе с тем мы полагали, что отныне путь революции будет оставлен, что общество убедится в том, что будущность и расцвет государства – в спокойной эволюции, в сотрудничестве представителей общества с наследственной властью. Мы сознавали, что новый закон, давая нам большие права, тем самым налагал на нас большую ответственность за будущее страны. Но тогда мы верили в свои силы, вернее – в свои добрые намерения. Мы были убеждены, что, став на путь созидательной работы совместно со Столыпиным, нам удастся прочно наладить отношения власти с народом в лице вновь созданного народного представительства»[144 - Савич Н.В. Воспоминания. СПб., Дюссельдорф, 1993. С. 24–28.; Выборы в I–IV Государственные Думы Российской империи (Воспоминания современников. Материалы и документы)… С. 581–585.]. Таким образом, ужесточение избирательных законов было своего рода компромиссом между либералами и консерваторами – лучше проводить реформы, но более медленными темпами, чем вообще не проводить.

2.4. III Государственная дума: реформы в обмен на реформы