Символ веры. История догматов Христианской церкви

Когда арианский император Констанций стал угнетать афанаситов, «тогда, в посрамление злочестивых еретиков… и утверждения православных, во святом граде Иерусалиме явилось дивное знамение: во дни святой Пятидесятницы, 7 мая, в третьем часу на небе явилось изображение честного креста Господня, сиявшее неизречённым светом. Хулители Божества Христова исполнились стыда» и поняли, что вера афанаситов была не «от человеческой мудрости». Их вера якобы «утверждена откровением Святого Духа» и доказана «небесными знамениями и чудесами» (Димитрий Ростовский[135 - «Воспоминание явившегося на небе знамения Честного и Животворящего Креста Господня», день памяти 7 мая.]).

Какой был ответ ариан, уставших слушать эти небылицы? Их ответ был предсказуемым. По моей версии, они сказали афанаситам, что те ввели противное Богу «начертание зверя».

У царства зверя, установленного на земле руками Римских пап, должен быть яркий заметный символ, соответствующий его громким непотребным делам, – инквизиции, мракобесию, лжечудотворству, уничтожению и фальсификации книг. По моему мнению, таким символом стал крест. Если моё предположение о навязывании креста верно, тогда кресты появились на шпилях церквей после IV века.

4

Со слов Евсевия, Константин сразу после победы над Максенцием решил стать христианином и стал готовиться к таинству крещения: с увлечением изучал «Библию», принимал активное живое участие в делах Церкви. Подготовка к таинству крещения продолжалась у него двадцать пять лет! Он крестился на смертном одре.

Нынешние издатели книги Евсевия верят ему, что Константин решил стать христианином после победы над Максенцием. Если бы он не был оглашенным, ему, дескать, согласно традиции, не разрешили бы читать «Библию» и бывать на богослужениях.

Константину никто не посмел бы запретить! Наоборот: епископы посчитали бы за честь удовлетворить его любопытство. Не желая осрамить себя, они дали бы ему самые богатые книги и устроили бы самое пышное богослужение! Понравиться императору, – означает, прекращение гонений на Церковь, начатое Диоклетианом, и получение привилегий, которые были у служителей языческих культов. Получить привилегии была самой заветной мечтой епископов: они даже мечтать не могли обратить в свою веру Константина, – самого высокопоставленного язычника, главу всего жреческого сословия.

По моему мнению, не было никакой причины, которая зародила бы у Константина даже смутное желание стать христианином после победы над Максенцием. Он считал, что ему помог бог Аполлон.

При штабе армии Константина был штатный жрец – гаруспик, некий аналог нынешнего капеллана. Константин в первую очередь обратился к нему за разъяснением. Тот истолковал «знак Бога», напоминающий упрощённую звёздочку, в пользу бога Аполлона, которого язычники отождествляли с солнцем. Позже христиане обратили внимание, что вертикальная линия звёздочки закруглена, как у буквы «Р». И стали толковать «знак Бога» в пользу Иисуса Христа.

Упоминание в тексте Лактанция имени Христа не означает, что Константин понял, с кем общался: Константин изобразил «на щитах (символ) Христа буквой, загнутой вверху и пересечённой (буквой) Х». Как я думаю, это толкование Лактанция.

За несколько лет до битвы у Мульвийского моста бог Аполлон помог Константину разгромить бриттов и франков. Он почтил его храм такими богатыми дарами, «о каких не знала вся древность. По словам панегириста, приветствовавшего его тогда торжественной речью, сам бог явился ему в храме и увенчал его короной, усыпанной лаврами» (А. А. Спасский[136 - «Обращение императора Константина Великого в христианство». Исследование по истории древней Церкви. А. А. Спасский. – СПб.: «Издательство Олега Абышко», 2007. С. 53.]). Если несколько лет назад ему помог бог Аполлон, значит, очевидно, помог и в этот раз.

В Риме сохранилась грандиозная Триумфальная арка Константина, посвящённая победе Константина над Максенцием, строительство которой длилось три года и завершилось в 315 году. На её стенах запечатлены важные моменты сражения, триумф, трофеи и римские боги – Аполлон, Геркулес, Виктория, Диана, показано жертвоприношение Марсу. Христианской символики нет. Помощь Иисуса Христа, по мнению нынешних христианских историков, Константин зашифровал в надписи, разъясняющей причину строительства арки:

«Сенат и римский народ посвятил эту арку императору цезарю Флавию Константину великому благочестивому счастливому августу, ибо божественным вдохновением и величием духа со своим войском он силой справедливого оружия отомстил за республику в сражении против тирана и его приспешников».

Дескать, Константин, вдохновлённый Христом, одержал победу над тираном и его приспешниками. Не надо выдавать желаемое за действительное. Константин подразумевал бога Аполлона, чьё изображение он поместил на арку. Константин, вдохновлённый богом Аполлоном, одержал победу над тираном и его приспешниками!

В 321 году Константин особым распоряжением узаконил «празднование dies solis – дня солнца» (А. А. Спасский[137 - Спасский сослался на «Кодекс Феодосия» – I, 8, 2.]). Язычники отождествляли Аполлона с солнцем.

В 325 году Константин установил в христианской Церкви единомыслие: заставил ариан, угрожая ссылкой, подписать Символ веры афанаситов. А в следующем году, обустраивая город Византий (Константинополь), пышно почтил языческих богов.

«Император особенно роскошно украсил ипподром». Он установил на ипподроме «треножник Аполлона Дельфийского, с очень достоверным изображением бога». А также построил два прекрасных языческих храма. «В них были поставлены статуи – в одном – матери богов Реи, в другом – статуя Судьбы Рима» (Зосим, 2: 31).

Информация Сократа (1: 16) о благоустройстве новой столицы сильно напоминает сообщение Зосима, но с другим знаком. Два великолепных языческих храма, построенных Константином, – у Сократа это две великолепных христианских церкви, построенных Константином. Благоговейная похвала Аполлону Дельфийскому, оказанная Константином, – у Сократа это публичное унижение Аполлона Дельфийского, идольского изваяния, устроенное Константином!

В 326 году Константин убил своего сына Криспа, а потом – свою жену Фаусту. Осознав весь ужас своего преступления, он решил покаяться. Если бы он был оглашенным, как утверждает Евсевий, он обратился бы к епископам. А он попросил жрецов очистить его от пролитой крови! Те честно ответили, «что не знают такого вида очищения, который мог бы освободить от таких безбожных преступлений». Тогда Константин обратился к христианину, некому египтянину, пришедшему из Испании в Рим. Тот сказал, что очистит его. Константин, поверив ему, отказался от своей наследственной религии и «принял ту, которую ему предложил египтянин» (Зосим, 2: 29).

В это время советником Константина по христианским делам был Осий Кордовский, епископ из Испании. Возможно, это он, отличающийся от прочих людей только епископским облачением, самонадеянно пообещал Константину очистить его от грехов.

Созомен (1: 5), живший через сто лет после этих событий, не верит языческим историкам: «Не безызвестно мне и то, что говорят язычники, будто Константин, умертвив некоторых из ближайших родственников, раскаялся и, с целью получить очищение, начал сноситься с философом Сопатром, который в то время был начальником Плотиновой школы. Когда же Сопатр отвечал, что для таких грехов очищение не существует; то царь этим отказом будто бы приведён был в уныние и обратился к епископам, которые покаянием и крещением обещались очистить его от всякого греха. Мне кажется, что это выдумано людьми, старающимися поносить христианскую веру».

«Знак Бога» на монетах Константина, выпущенных до 323 года, обычно представлял собой три пересекающихся между собой в одной точке линии – *. На некоторых монетах вертикальная линия имела вверху утолщение. То есть на ранних монетах не было знака, который можно было надёжно отождествить с именем Христа.

«Новейшие исследования монет, в значительном количестве сохранившимися от Константина, прочно установили тот факт, что до 323 г., – года решительной борьбы с Лицинием, – эмблемы с ясно выраженным христианским значением, вроде той, какую видел Евсевий, на них не встречается» (А. А. Спасский).

Отсутствие на этих монетах монограммы Христа историки объясняют не желанием Константина обидеть язычников. Он якобы специально изобразил эту монограмму нейтральной, предоставив своим подданным право толковать её в любую сторону.

Если бы Константин действительно понимал, кем был Иисус Христос, как утверждает это, например, Евсевий, он, наверное, не посмел бы изобразить на монетах нейтральный знак.

Как я думаю, Константин сначала не придавал значения букве «Р». Очевидно, эта буква была на рисунке, который он сделал сразу по памяти. Закругление ему казалось лишённым смысла, его собственной досадной ошибкой, мешавшей «знаку Бога» стать полноценной желанной звёздочкой – знаком солнца, знаком Аполлона, которому он поклонялся. Он не мог свериться с оригиналом – попросить Бога ещё один раз показать знак. Разумеется, христиане убеждали его, что этот знак Христа. Он не верил им, понимая их заинтересованность.

Историк Спасский считает, что Константин стал истинным христианином в 323 году после победы над Лицинием. Тот якобы доверился языческим богам, призвав их помочь победить христианского Бога, Которому доверился его соперник Константин.

«Глубокое впечатление произвело на душу Константина это поражение Лициния! Сами языческие боги выходили на борьбу и оказались бессильными! Величие христианства и ничтожество язычества открылось перед ним со всей очевидностью» (А. А. Спасский).

Спасский пересказал Евсевия. А тот солгал, выслуживаясь перед своим новым хозяином: вместе с Евсевием Никомидийским он помогал «равноапостольному» Лицинию победить «тирана» Константина, который, боясь Лициния, притворялся другом христиан!

По моему мнению, Константин стал христианином обычным проверенным способом. Его, потомственного язычника, убедило стать христианином «Евангелие», которое он стал читать, решив самостоятельно разобраться, кем был Христос, – Богом, как утверждал Осий Кордовский, или ангелом, как утверждал Евсевий Никомидийский. Константин «сам начал заниматься чтением божественных Писаний» (Ж. К. 1: 32). А ещё, разумеется, подтолкнуло общение с епископами, нежданно-негаданно ставших его учителями.

Монограмма Иисуса Христа, которую сначала Константин ошибочно принял за символ Аполлона, заставила его впервые посмотреть на христиан под другим углом. Сновидение накануне боя с Максенцием не могло сделать Константина христианином. Оно было мимолётным, единичным событием, делом давно минувших дней и, самое главное, непроверяемым, – возможно, как он мог сам считать, плодом его воспалённого ума, следствием нервного напряжения перед сражением.

5

Ещё один важный момент, который, по мнению христианских и языческих авторов, свидетельствовал о помощи Бога Константину, – его победа меньшими силами: у Максенция было больше пехотинцев и всадников. Древние авторы стали соревноваться, кто больше сократит войск у Константина: чем меньше будет у него войск, тем очевидней будет помощь, оказанная ему Богом! Победителем этого соревнования стал анонимный панегирист: по его мнению, Константин привёл на поле боя 25 тысяч пехотинцев – при условии, что общая численность армии Константина была такой же, как у Максенция.

Константин «перешёл через Альпы едва ли с четвертью своей армии, противопоставив её ста тысячам врагов» (Панегирик IX, 3: 3)[138 - «Панегирик августу Константину» (Pan. Lat. IX). Общее число панегириков – двенадцать. «Латинские панегирики». Перевод И. Ю. Шабаги. «Вестник древней истории». 1997 г. №2.].

Панегирист мог солгать: он договорился до абсурда в своём стремлении угодить Константину. Наверное, ни один нынешний учёный не верит его сообщению, что полководческий талант Константина был выше таланта Александра Македонского и Юлия Цезаря, но верят его сообщению о маленькой армии Константина.

У Александра Македонского было 40 тысяч солдат. У Константина – 25. Александр разгромил «изнеженных мидийцев и миролюбивых сирийцев», мечтающих стать рабами, вооружённых только стрелами. Константин разгромил прославленных римских легионеров, закалённых тяжёлыми войнами, бившихся до последнего солдата, вооружённых самым передовым оружием. Юлий Цезарь «напал на ничтожных греков», Константин – на «приальпийских жителей». (Очевидно, панегирист считал, что приальпийские жители воевали лучше знаменитых греков). Противником Юлия Цезаря были «мирные жители». Противником Константин – «военный гарнизон».

Панегирист якобы невыносимо страдал от мысли, что Константин подверг себя опасности, пойдя на Рим с маленькими силами. Большую часть армии он якобы оставил для охраны границы. Все отговаривали его идти на Рим – и военачальники, и гаруспики. Но он всё равно пошёл: ему тайно от всех пообещал победу Бог.

Панегирист поставил телегу впереди лошади: Бог пообещал Константину победу, когда тот был у стен Рима. Оставлять большую часть армии для охраны границ тоже не было смысла: несколько лет назад он жестоко разгромил франков и алеманнов. Пленив их вождей, он «отдал их на растерзание диким зверям» (Евтропий, 10: 3).

Согласно Зосиму (2: 15), Константин привёл к стенам Рима 90 тысяч пехоты и 8 тысяч конницы, у Максенция было 170 тысяч пехоты и 18 тысяч конницы.

Этим данным о количестве пехотинцев у Максенция тоже доверять нельзя. Зосим ненавидел Константина. Для него он был отступником, предателем религии предков, сыном «шлюхи». Зосим преуменьшил бы величие победы Константина: или занизил бы число пехотинцев Максенция, или умолчал бы о численном соотношении. Афанаситы были хранителями архива Зосима. Оригинальная рукопись истлела от времени. Афанаситы, переписав рукопись, увеличили почти в два раза войско Максенция.

Обе армии были примерно равны. У Константина было 90 тысяч пехотинцев, у Максенция – около 100. О первой цифре сообщил Зосим, о второй – панегирист.

На мой взгляд, косвенным доказательством примерного равенства является общее сообщение Лактанция: «У Максенция было больше людей» (44: 2). Он не привёл цифр. Перевес в десять тысяч пехотинцев не мог оказать решающего значения на ход сражения. Лактанций невольно унизил бы Константина, если бы указал конкретные цифры. Предположим, у Константина было 90 тысяч пехотинцев. А у Максенция, – например, 94. Но Константин всё равно победил, не смотря на меньшее количество пехотинцев. Это не похвала. Это издевательство над Константином. Ничего не сообщить о соотношении сил было бы тоже несправедливо: Константин победил всё-таки с меньшим количеством пехотинцев. Лактанций обязательно указал бы точную цифру, если бы разница была существенной, как в сражении Лициния и Дазу, – соответственно 30 и 70 тысяч пехотинцев (Лактанций, 45: 7). Численное неравенство их армий делало несерьёзным численное неравенство армий Константина и Максенция. Наверное, это обстоятельство стало другой причиной, почему Лактанций ограничился общими словами об их соотношении сил.

Константин, приняв вызов Максенция, приказал жрецам сообщить результат военной компании. Жрецы дали плохое предсказание. Он приказал повторить волхование. «Результат получился тот же» (А. А. Спасский). Христианские авторы объясняют плохое предсказание не желанием языческих богов помогать Константину. Якобы их отказ заставил его обратился к христианскому Богу. Языческие боги «отказали ему в своём благоволении чрез принесённые им гаруспикам жертвы. Остался один христианский Бог» (М. Э. Поснов).

По моему мнению, жрецы подстраховались: они тоже знали о неудаче Севера и Галерия, которые не смогли взять Рим. Благословить Константина в этой ситуации – равносильно подписать себе смертный приговор: Дазу казнил своих жрецов, когда Лициний разбил его армию. Жрецов не накажут, если Константин возьмёт Рим. Он не вспомнит о них, опьянённый победой! А если не возьмёт, – они «честно» предупреждали.

Константин не был уверен в своей победе над армией Италии. Север и Галерий не смогли взять Рим, неприступную столицу империи. Север – отравился. Галерий позорно вернулся в свои провинции, опасаясь, что его легионы перейдут к Максенцию. Константин тоже мог потерпеть поражение. Может быть, были правы гаруспики и военачальники, не советовавшие ему идти на Рим? Почему он не послушал их? Очевидно, в самый пик сомнений его поддержал Иисус Христос, сказав разместить на щитах свой знак.

6

План Галерия стать единоличным правителем Римской империи разрушился на его глазах, как карточный домик. Мало того, что Константин и Максенций вопреки его воле стали соправителями, так Галерия предал человек, от которого он меньше всего этого ожидал, – племянник Дазу. Гарантом его преданности он считал свой щедрый поступок – подаренная ему должность цезаря. Племянник позавидовал назначению Лициния императором. По его мнению, Галерий должен был назначить императором его: «первым должен быть тот, кто первым принял пурпур» (Лактанций, 32). Он принял пурпур раньше Лициния. Дазу стал пренебрегать распоряжениями Галерия. А потом сообщил ему, что армия провозгласила его императором. Галерий подчинился, не желая воевать с племянником.

Наконец в планы Галерия, как считает Лактанций, вмешался Бог, наказав его за гонения на христиан: Галерий – умер.

Галерий, находясь на смертном одре, поручил Лицинию, как он считал, своему лучшему другу, надёжней которого не найдёшь, свою жену и сына, передав в качестве награды за их безопасную безбедную жизнь свои территории. Не знал он, что отдал сына в руки убийцы: настанет день, когда Лициний казнит его. Дазу, восприняв поступок дяди за грабёж среди белого дня, решил бороться за его наследство. Он захватил все его «земли вплоть до Халкедонского пролива». Лициний смирился с потерей азиатских владений.

Конфликт Лициния с Дазу и конфликт Константина с Максенцием – стали причиной политического союза Лициния и Константина, который они решили скрепить родственным союзом: Константин посватал за Лициния свою сестру Констанцию.