И ВСЕ ДЕЛА. рассказы, повести

– Конечно, пойду!

Этот вечер стал для меня вечером открытий. Я познакомился с её мамой, замечательной, мудрой женщиной. Она показала мне, как ловить рыбацкой сетью лосося, выставив её длинным шестом с берега. Впервые увидел горбушу, гольца, нерпу, не пуганного морского зверя, любопытного и самоуверенного, так называемых, «чилимов», маленьких тварей, напоминающих ракообразных, кишащих в водорослях, осторожных евражек – местных сусликов, живую красную икру; впервые услышал такие слова, как «тузлук», «грохотка», «ястыки»; испытал на себе «очарование» тумана, принесённого морем, внезапного, непроглядного и очень холодного, который оставлял на одежде, волосах неправдоподобно крупные прозрачные капли; наконец, впервые попробовал уху и пельмени из свежего лосося.

3

Погода разыгралась не на шутку. Облака разрядились настолько, что проступило голубое небо, выглянуло солнце. Его широкие золотистые лучи окрасили в светлые, тёплые тона реку, голые жёлто-зелёные сопки, хмурые валуны.

Мы шли медленно, приноравливаясь к маленьким шагам Танюши. Низкий правый берег упирался в сопки, пологие и крутые, с глубоким, затенённым распадком, с рыхлым ноздреватым снегом, льдом, из-под которого бежал к реке прозрачный, холодный ручей. До «китового кладбища», цели нашего пути, было по-прежнему далеко. Мы так никогда не дойдём, если не прибавим шаг.

– Танюша, садись ко мне на плечи, – предложил я.

Она отрицательно покачала головой и на всякий случай взяла Лену за руку.

– Она боится, – пояснила Лена.

– Иди сюда – не бойся.

Танюша спряталась за маму.

– Бесполезно, говорю тебе.

Я решил добиться своего.

– Помнишь, как я катал тебя на велосипеде?

Я катал её по квартире на трехколёсном велосипеде, – толкал велосипед, она рулила и смеялась. Наконец, мне надоело катать её. «Ну, всё, – сказал я. – Теперь катайся сама». – «А я ещё хочу!» – «Танюша, я устал». – «Ты немножко отдохнёшь, а потом ещё покатаешь, ладно?»

Она кивнула, она не забыла, как я катал её на велосипеде.

– Тебе понравилось? – спросил я.

Она опять кивнула. Ей понравилось кататься на велосипеде. Я сел на корточки:

– Иди сюда. Тебе опять понравится.

Она доверчиво подошла ко мне. Лена с удивлением посмотрела на меня.

«Китовое кладбище» не соответствовало своему громкому названию: было неприметно. Несколько закруглённых белых рёбер, размером с оглоблю, и позвонков, напоминающих пеньки, плотно скрывала густая тёмно-зелёная осока. Если не знать о нём заранее, пройдёшь рядом и не заметишь.

Мы подошли к реке. Устье было напротив, – неширокое, с бурунами у левого и правого берега. Тёмное неспокойное море уходило за горизонт. Зелёные волны накатывались на пологий берег сильно, шумно, с брызгами, неслись тонким слоем воды, пены, стекали назад, и пузырьки воздуха проступали из чёрных камешков, – мелких, измельчённых в крошево. Блестевший берег быстро просыхал, темнел.

4

Я улетел из Хатырки на следующий день.

Погода наладилась: утренний туман рассеялся.

Хорошая погода у нас не означала, что вертолёт прилетит: должна быть хорошая погода в Беринговском и на перевале в Мейныпильгыне.

Анатолий Сергеевич прибежал ко мне с вытаращенными глазами и сообщил, что вертолёт летит! Он только что позвонил в аэропорт.

Я начал быстро собирать вещи, постоянно думая о том, чтобы не забыть что-нибудь. Наконец, собрал вещи. Присел на дорожку. И вышел на залитую ярким солнцем улицу. В сторону аэровокзала, – одиночного домика на краю посёлка, – неторопливо шли люди с чемоданами, рюкзаками, сумками.

Вертолёт, набирая высоту, сделал несколько кругов над посёлком. Дома уменьшились до размеров коробки из-под телевизора, двухсотлитровые бочки – до размера кирпича, большой корабль, с которого разгружали уголь и который находился далеко в море, уменьшился до размеров катера и приблизился к берегу.

Я сидел рядом с Анатолием Сергеевичем. Мы – попутчики до Москвы. Ему надо в Симферополь, мне – в Горький.

Накануне Валера Гречихин подарил мне пол-литровую банку с маринованной неркой собственного изготовления. Тонкие красные ломтики мяса выглядели вызывающе аппетитно. «Поспеет, когда приедешь домой», – сказал он. Не знаю, какой он срок подразумевал. Однажды он добирался до дома два месяца.

Я рассчитывал приехать домой через четыре дня: сегодня буду в Беринговском, завтра – в Анадыре, послезавтра – в Москве.

Я благодарен случаю, что познакомился с Леной. Никогда не забуду, как мы ужинали в Нагорном у знакомых её матери, как я прилетел в Хатырку и позвонил ей из коридора общежития, за окном которого был виден сельсовет. Думаю, что я не обидел, не обманул. Мне хотелось, как лучше.

СПЕКУЛЯНТ

Виктор Зуев предложил мне полететь в Якутск через Новосибирск. Я с недоумением посмотрел на него: самый удобный путь в Якутск – через Москву. Несколько ежедневных рейсов, самые большие самолёты, наличие свободных мест, – эти преимущества пути через Москву гарантировали, что мы без нервотрёпки доберёмся до Якутска. О количестве рейсов в Якутск из Новосибирска, я понятия не имел. Летают, может быть, несколько раз в неделю. Значит, нужна гостиница. А мест, как всегда, не будет. Но мы всё равно полетели через Новосибирск: кто-то из регулировщиков сказал Виктору, что на барахолке в Новосибирске, как он выразился, «на толчке», джинсы стоят дешевле, чем у нас в Горьком.

Лететь из Горького до Новосибирска три часа. Решив скоротать время, я достал из «дипломата» толстую газету, которую предусмотрительно купил на аэровокзале в ларьке «Союзпечати». Виктор вытащил из своего «дипломата» миниатюрные дорожные шахматы и предложил сыграть, как он выразился, «партеечку». Для него имело значение, каким цветом фигур играть. Игрок белых фигур ходил первым – то есть имел преимущество при равной силе соперника. По жребию ему достались чёрные фигуры. Он выиграл относительно быстро, – часа за полтора. Я играл плохо, на начальном уровне. Вторую партию Виктор опять стал играть чёрными фигурами, великодушно дав мне фору. Я поставил ему детский мат. Дай, думаю, попробую. Может, не заметит? И точно, – не заметил! Проигрыш детским матом ввёл Виктора в ступор. Некоторое время он отрешённо смотрел на шахматную доску. Мы опять расставили фигуры, но не успели доиграть партию до окончания полёта. На этот раз он, переоценив мои возможности, играл осторожно, – долго думал над каждым ходом, опасался подвоха.

Время от времени я смотрел в окно. А за бортом ничего не менялось. Мы летели над бескрайней однородной равниной облаков, напоминающих заснеженное поле. Казалось, что мы неподвижно висим в пространстве. В какой-то момент самолёт осторожно потащил нас вверх. Догадавшись, что мы сменили эшелон полёта, я, озадаченный, опять посмотрел в окно. Интересно, думаю, почему? Летели себе спокойненько. И вдруг под нами немного впереди перпендикулярно нашему курсу стремительно пролетел пассажирский самолёт, кажущийся чёрным, маленьким, оставляя аэродинамический след. Мы сменили эшелон, чтобы разойтись с ним на безопасном расстоянии. Через несколько секунду его уже не было. Меня поразила его скорость. Значит, с такой же бешенной скоростью летим и мы! Наше неподвижное висение в пространстве было кажущимся.

Город Новосибирск был, как говорят, молодым да ранним. Его основали меньше ста лет назад – в 1893 году, но здесь уже было полтора миллиона жителей. По численности населения он сравнялся с нашим городом. А наш город был основан на шестьсот пятьдесят лет раньше – в 1221 году.

В двадцати двух этажной гостинице «Новосибирск» мест не было. Меня это не удивило. Мест никогда не бывает. Началась нервотрёпка, о которой я предполагал. И где теперь ночевать? Если нет мест в гостинице, у которой двадцать два этажа, тогда в менее этажной гостинице мест не будет тем более.

Виктор предложил обратиться за помощью к заведующей отделом радиотоваров центрального универмага, находящегося рядом с гостиницей. Его замысел был бы логичным, если бы мы приехали к ним в командировку. Я сам тоже так поступил бы. Но мы были здесь проездом. Я усомнился, что заведующая поможет нам. Его предложение мне показалось авантюрным.

Наша просьба не показалась заведующей странной. Ознакомившись с нашими документами, она предложила нам отремонтировать телевизоры. У них было несколько неисправных телевизоров нашего завода. Если мы отремонтируем их, она поможет нам поселиться в гостиницу. Мы, естественно, согласились.

Виктор продал грузчику восемь умножителей по пятнадцать рублей за штуку. Он убрал деньги в карман, и на его лице появилось блаженство, удовлетворение. Любой на его месте тоже обрадовался бы: он заработал больше половины месячной зарплаты – сто двадцать рублей! Наш оклад был сто сорок рублей, плюс премия. Грузчик сам обратился к нам с просьбой продать умножители. Эта радиодеталь была дефицитной, востребованной, часто выходящей из строя.

Для отчёта он достанет неисправные умножители через телемастерскую. За один исправный умножитель можно было получить, как минимум, пять неисправных. А потом сдаст их на склад, указав в акте, что заменил их при ремонте.

Заведующая сообщила нам, что мы будем жить в гостинице «Новосибирск». Администратором была та же женщина, недавно сказавшая нам, что у них мест нет. Она поселила нас в двухместный номер на пятнадцатом этаже.

Цены на местной барахолке были такими же, как у нас в Горьком. А некоторые товары стоили ещё дороже. Например, немецкие кроссовки стоили здесь двести рублей. Меня поразила эта цена, показавшаяся мне сумасшедшей. На цену влияет количество товара. Возможно, мы пришли в «неурожайный» день.

Крупные поставщики товара на барахолку, – это, как говорят, тайна покрытая мраком: спекуляция была уголовным преступлением. Исчерпывающую правду знали сами поставщики и правоохранительные органы.

Моряки, иностранные туристы – не были крупными поставщиками. Как я предполагал, – директоры магазинов и торговых баз. Привезут, например, на торговую базу тысячу пар немецких кроссовок по цене пятьдесят рублей. А такое количество на весь город – это капля в море. Часть сразу «рассосётся» по своим да нашим. Другую часть продадут знакомым спекулянтам. А те прямым ходом на барахолку. Даже десятирублёвая наценка делала директора «миллионером».

Барахолка представляла собой большую асфальтированную площадь, огороженную забором. Народу было много, как на ноябрьской демонстрации. Продавцы стояли длинными рядами, образуя живые коридоры. По этим-то коридорам ходили покупатели. Некоторые из продавцов тоже ходили с неизменной сумкой на плече, выставив напоказ свой товар.

Виктор купил английские джинсы и американские «варёные» штаны. Я не знал, что подразумевается под словом «варёные». Виктор тоже не знал. Называются так и всё. За джинсы он отдал сто шестьдесят рублей, за «варёнку» – сто восемьдесят. В обоих случаях к своему удовольствию сторговался по червонцу.

В гостинице он обнаружил, что «варёные» штаны уже кто-то носил. Он замочил их в ванной. И вдруг громко, как мне показалось, испуганно позвал меня. Я, встревоженный, прибежал. Вода в ванной была неестественно тёмно-синего цвета, как будто штаны перед продажей густо обработали синькой.

– Жена меня убьёт, – расстроено сказал он. – Скажу, купил не за сто восемьдесят, а за сто пятьдесят или даже за сто сорок рублей