Волчья сыть

– Оборотень на нас с тобой пуще всех сердце держит. Коли увидит, с собой не совладает, набросится! С коня с ним совладать будет способнее.

– Ты только лошадей сам выбери. Мне – какую поспокойнее. Я, знаешь ли, верхом не очень умею ездить.

Иван рассмеялся редким скрипучим смехом.

– Ну, вот хоть чего-то ты не умеешь! А то и швец, и жнец, и на дуде игрец! Неужто на лошади не ездил?

– Где бы я ездил? У нас уже давно железный конь пришел на смену крестьянской лошадке.

– Как это железный? – поразился солдат. – Ты это всерьез?!

– Всерьез. Доживешь – увидишь.

– Ишь, страсти-то какие! Боязно, поди, на железном-то коне ездить?

– Мне на простом страшнее.

Иван ушел, задумчиво качая головой, а я остаток дня посвятил медицинским занятиям: перевязал Трегубова и полечил «бесконтактным» способом волхва. После моего, так называемого, сеанса, он выглядел значительно бодрее, да и сам сказал, что почувствовал прилив сил. Меня же лечение утомило, и я отправился к себе отдыхать.

Але было не до меня, она наслаждалась «светской жизнью» и плотно общалась с приезжими дамами и барышнями.

Утренняя обида на мое «черствое» отношение к «бедному страдальцу» и насмешливое к новым подругам у нее уже прошла. Она походя чмокнула меня в щеку, пожелала спокойного отдыха и ускакала в малую гостиную, где, видимо, погружалась в приятнейшую атмосферу местных женских сплетен.

Меня такое небрежное отношение к любимому мужу немного задело, хотя умом я понимал, что чем больше Аля занята, тем меньше будет волноваться, когда я завтра утром отправлюсь на охоту. Чтобы не дать ей влезть в мои мысли (а они были не самые оптимистичные, я еще помнил леденящий душу волчий взгляд, его гигантские прыжки и растерзанные тела жертв), я надел экранированную шапочку.

Кроме отдыха мне хотелось, пока есть время, обдумать план предстоящей охоты. Это был мой первый опыт такого рода, и пока ничего умного в голову не лезло. Как охотятся на волков, я знал, в основном, по фильму «Особенности национальной охоты», так что подготовлен был скорее в смысле пития, чем противоборству с хищниками. Еще я знал по книгам и научно-популярным фильмам, что волки необыкновенно умны, осторожны и, когда нужно, отважны.

Что могут делать люди в их обличий, оставалось только догадываться. И об этом мне меньше всего хотелось думать. Потому я смиренно смежил веки и спокойно проспал до самого ужина. Разбудило меня только приглашение к столу.

Я наскоро умылся, оделся, напялил на себя парик и вышел в большую гостиную, где собрался весь здешний бомонд.

За столом сидело человек сорок. Как и вчера, здесь царили простые нравы и хорошие аппетиты. Внимательное отношение ко мне хозяина сразу же обратило ко мне сердца гостей, и меня обласкали едва ли не все, кому хотелось понравиться Трегубову. Сам он сидел тут же во главе стола в своем вольтеровском кресле и нежился в лучах местной славы.

Давешняя тревога по поводу исчезновения покойного Ивана Ивановича и огорчение от поломанных роз уже прошли, и он был весел и гостеприимен.

Вина лились рекой, и все гости жаждали принять участие в объявленной на завтра облаве на зверя. Пока же строились неосуществимые, на мой взгляд, планы. Зато дамы с обожанием смотрели на былинных героев. Только моя Аля была необычно печальна, хотя я так и не снял свою ермолку, спрятанную под париком, и о чем я думаю, не знала.

– Как бы я хотел участвовать в завтрашней облаве! – громко, заглушая общий гул голосов, сказал Трегубов. – Ах, если бы не моя нога!

– А ты, Василий Иванович, прикажи соорудить себе портшез, – ехидно предложил я. – Вот и поучаствуешь.

– Это как так? – заинтересовался Трегубов, понявший буквальный перевод французского слова, как «носить» и «стул», но не въехавший в его значение.

– Пусть тебя носят на кресле носильщики.

– Ах, что бы я без тебя делал, Алексей Григорьевич! – умилился подвыпивший барин. – Как ты хорошо придумал! Кузьма Григорьевич, голубчик, распорядись, пусть плотники к креслу приделают две оглобли. Вот уж покажем мы теперь Ивану Ивановичу!

После принятия такого судьбоносного решения Трегубов откинулся в кресле и победоносно оглядел гостей. Что я могу сказать дальше? Общий восторг такой смелости и решительности был ему наградой!

Началась новая череда тостов, в которой я не принял участия. Предстоящая экспедиция удерживала меня от участия в общем загуле. Сидеть трезвым в подвыпившей компании было скучно, и, когда веселые гости перестали обращать друг на друга внимание, я сделал знак жене и незаметно ушел к себе.

– Ты что-то задумал? – спросила Алевтина, вслед за мной влетая в наши апартаменты.

– С чего ты решила? – с максимально возможной фальшивой искренностью, удивленно спросил я. – Ничего я не задумал, у меня все в порядке.

– Зачем тогда ты спрятался от меня под экраном?!

– Каким таким экраном? – уже натурально удивился я тому, что она знает это слово, ловко разоблачила меня и до сих пор не показывала вида, что в курсе моей хитрости.

– Алеша, не нужно меня пугать, – попросила Аля, с тревогой заглядывая в глаза. – Ты собираешься завтра идти на охоту?

– Да, – ответил я, снимая с головы ненужные более защитные доспехи. – Другого выхода нет.

– Может быть, нам будет лучше просто отсюда уехать?

– Я думал об этом, – сознался я, – только представляешь, что здесь тогда будет твориться. Твой Трегубов может только хвастаться, а народ по настоящему запуган.

– Почему он «мой», – рассердилась Аля. – Ты что, меня ревнуешь?

Матерь божья! Когда это моя девочка успела нахвататься таких слов и понятий!

– Честно говоря, есть немного, – сознался я. – Вы так опекаете этого смазливого тунеядца…

– Глупости, ты просто становишься мнительным.

– Каким я становлюсь? Аля, откуда ты знаешь эти слова?

Она лукаво посмотрела на меня своими необыкновенными глазами и по-деревенски прыснула в кулачок:

– Глупенький, неужели не понимаешь? От тебя же и знаю! Это ты все время думаешь, что становишься мнительным.

– И ты понимаешь, что значит это слово?

– Это когда боишься чего-то неблагоприятного для себя, – тщательно выговаривая слова, сказала она и засмеялась.

– Алька, прекрати меня подслушивать! – деланно рассердился я.

– А ты ревновать! – парировала она и попыталась увернуться от моих загребущих рук. Правда, сделала это так неловко, что спустя несколько секунд уже билась в объятиях.

– Глупенький, – прошептала она, когда смогла освободить губы для дыхания, – неужели ты думаешь, что мне нужен кто-нибудь, кроме тебя!

На этом окончилась наша, так и не начавшаяся, ссора. Потом была такая вспышка страсти, что отползли мы друг от друга в разные углы огромной кровати уже тогда, когда посерели от близкого рассвета окна. Мы так устали, что не успели пожелать друг другу спокойной ночи – заснули на полуслове.

Потом Аля начала рассказывать что-то интересное. Я же никак не мог понять, что она говорит, она рассердилась и сипло сказала мне в ухо голосом Ивана:

– Ваше благородие, Алексей Григорьевич, вставай! Царство божье проспишь! – после чего решительно тряхнула меня за плечо.

Я с трудом разлепил глаза и спросил: