Планка абсолюта

Второй и третий день походили друг на друга, если не считать, что добавился еще больший дефицит сна. Я уже знал, как правильно устраиваться на ночлег, чтобы не нарываться на животных. Но от зверя сомнения спасения еще не придумано. Он, гнусный, говорил мне прямо в мозг, и, несмотря на усталость, я по три-четыре часа не мог уснуть. Он будто раскачивал меня, не давая застыть на той мысли, после которой погружаешься в дрему.

В один из дней я услышал из динамика:

«…После сорока они нередко страдают бессонницей. Причина в возросших жизненных противоречиях. Порой, как говорят исследования, несбывшиеся желания, к которым человек испытывал усиленное стремление…»

– Мне тридцать четыре, приятель, – крикнул я. – Ты меня рано списываешь. Лучше бы колыбельную спел, глядишь, я и перескочу «несбывшиеся желания» да закемарю пораньше…

Избитая мною в первую ночь трубка оказалась контуром, вернее сказать, она стала контуром после того случая. Она, металлическая, тоже сомневалась, да решила потом пойти навстречу. Растения, предметы, разнообразные твари в «D» быстро меняли функции, как только я концентрировался на них или приступал к работе. Мало-помалу дело двигалось, и даже охранник стал замечать изменения. Я после этого сподвигся сделать о нем запись в своем свитке:

Надзиратель

«Охрана – это производное самих джунглей, такое же, как ростки или вьющиеся лианы, из которых соткан непроходимый зеленый занавес. Я удивлялся, как охранники могут быть продажными, нарушать свои обязанности и, по сути, идти против самих себя – ведь они часть джунглей. Скоро в себе самом я распознал изъян – такую же слабость, как предательство охранниками своей природы.

Типичный, самый распространенный охранник по форме повторяет человека, с небольшими видимыми отличиями в теле. Май говорит, что надзиратель серый и внутри его оболочки постоянно движется дым снизу вверх вдоль позвоночного столба. Я не могу так сказать и вижу его как человека. Физиономию он может принимать каждый раз новую, но это редко. Обычно он похож на одного очень знакомого мне человека, очень знакомого… Охранник появляется из серых туманных облаков, которыми окутаны джунгли. В часы, когда светит солнце и облака становятся вялыми, можно вытворять пакости, поскольку охранник не настолько активен и может знать о нарушениях, но не реагировать сразу.

Будь его воля, он непременно отменил бы солнце, но без солнца какая жизнь? Здесь все умрет. На грани уничтожения джунгли оказывались несколько раз, если быть точным – каждый год. Хранители, спятив, начинали замыкать облака несколькими кольцами, так что делалось темно. Даже обычная ночь в джунглях отнюдь не романтическое времяпрепровождение. Темнота таит в себе только опасности. Логика природы: заключенные в нее спонтанность и гармония ночью прекращают свою игру, и с наступлением сумерек в силу вступает хаос».

– Ты проникаешься атмосферой этого участка? – внезапно заговорил цербер. – Может, тебе мало еды, которую я приношу?

– Еды, может, и вправду мало, вот только не думаю, что со мной что-то происходит. Неужели я похудел? – удивился я.

– Хватит дурачиться! Завтра примешь антидот, и следи за речью, у тебя через слово сомнения. Будь мужчиной! – взбодрил страж.

– Может, оружие поможет? Кабы мне пистолет, наверное, всех хищников пострелял бы, – не унимался я.

– Может, этим оружием лучше поправить тебе мозги?! В этом будет больше проку. Ну же, заканчивай быстрее, на эту зону тебе не больше недели. Я все сказал! – строго отрезал охранник и исчез.

– Он сказал «на эту», правда? – не поверил я. – Честной Господь, ведь верно, в каждом предложении вопрос… или нет? Может, врет он все, эксплуататор? Должно быть, в еду что-то сыплет, чтобы я запутался?

Внутри же ныла досада, оттого что предупреждение охранника было правдой. Надо следить за собой, а это вдвойне трудно, когда работа монотонная. После обнаружения контура мои действия походили на работу дворника – каждый день одно и то же. После пятого дня я совсем раскис и запереживал, смогу ли дожить и не сдохнуть среди раздвоенных стволов.

– Не сдавайся, тесни врагов и верь: сколько бы их ни пришло, внутри ты всегда сильней, – пробасил динамик и вдруг, впервые за все время, запел:

«Никогда не буду я падать в ночь небытия,

А-а-а-а, а-а-а-а,

И своим сомнениям я ни мгновенья не отдам.

Верю, что победит

Тот, кто отдает

И через жизнь смело идет.

О-о-о-о, О-о-о-о!»

Баритон пел очень музыкально, и я заслушался, а после этого воодушевился в свитке сделать запись о своем друге:

Мой лучший друг Май

«Май – парень той же специальности, то есть ремонтник. Он говорил про ночь в начале, как только мы познакомились: «Неподдающиеся никакому закону явления ночи могут гипнотически захватить все внимание. В следующий миг могут ввергнуть в кошмар до клеточного страха, когда тело сотрясается в полном бессилии, в параличе, который оставляет единственную возможность – идти глубже в ужас, прочь из человеческого сознания».

Май поучал меня, что чем человек счастливее, тем надежнее застрахован от кошмаров ночи. Поэтому, говорил он, будь счастлив, даже если несчастен, в судьбе есть подвох, который мог бы стоить жизни, но он не случился. Поэтому будь счастлив… Май – гений!

Я думал, говорить о счастье в джунглях может или гений, или круглый идиот. Работа нудная, но забирает все время, а потом сумерки. Надо непременно уснуть и не просыпаться до рассвета. Если не устанешь, на засыпание может уйти час или больше, и тогда вини себя сам. Бывало, лежишь в трубке – отработанной полости – и защищен, кажется, со всех сторон, но кошмар норовит разыграться исключительно для тебя – такой мини-спектакль.

«Надо добыть жидкость, которая действует, как снотворное, – говорил Май. – Ее в джунглях в изобилии. Обычно какие-то области джунглей спят, лучше сказать – ленятся. Вот ты – студент; вспомни, если надо решить задачку или просчитать ходы, думать порой не хочется – есть такое? Лень нападает, и просто не желаешь напрягать голову, хотя мог бы. А шевельнешь извилиной – вот все и получится. Но лень думать, у тебя так бывает?»

Я улыбался и кивал головой: конечно, бывает. Наверное, у всех так!

«Похожее твердолобие можно наблюдать в зонах джунглей, которые, по всем понятиям, должны активно работать. Ты чинил там что-нибудь?» – задавал он мне вопрос, и я отвечал, что, может быть, V-сектор.

««V» – еще функциональная область. Ты «D» и «I» не видел. Скоро пошлют, будешь там пыль стирать! Заразиться пара пустяков: пыль ядовитая, и первый признак инфекции – вялость. Лень – это вполне осязаемая пыль из «D» и «I». Придумывай работу потяжелей, респиратор на лицо, и вычищай пыль – чем больше, тем лучше. Потому что, если не устанешь, а забьешься на ночь в полость, тебе кранты. Тьма творит безумные фокусы, а ты бессилен, и твой свет не тянет даже на блеск светлячка».

Сам он схитрил и убрался оттуда до наступления часа тьмы, сославшись на то, что заразился пылью. Охрана не любит всяких заражений, болезней и любых последующих предлогов отлынивания от работы на следующий день. Поэтому Маю удалось слинять из зоны и провести ночь в тени охраны: на дурное дурное не липнет, как пошутил он потом».

Глава 6

Зона «Джей» в сравнении с обычными, не разгороженными джунглями была местом беспорядочным. Многометровые деревья здесь словно состязались одно с другим. Они непрерывно меняли высоту, стараясь обязательно возвыситься над соседями. Когда обгон удавался, я наблюдал интересное, невиданное прежде явление. Лианы, опутавшие только что подросшее дерево, начинали плотно обхватывать ствол и тянули выскочку назад. Лианы старались не просто вернуть ствол к прежней высоте, но сделать даже ниже и, будь их воля, вообще загнали бы под землю.

Динамик, так помогавший в прежней зоне своими песнями и высказываниями, здесь сменил голос на женский – противный и визгливый:

– Столько раз было говорено: зачем нужны кудри? Без них волос прямой и не вызывающий. Но мы все туда же! Кокетством и фасонами себе славу не сделаешь, вот попробуй добейся имени умом и трудом!

Такая тирада была непривычна для уха, и я сразу представил себе громкоговоритель в виде электрического колпака для сушки волос в парикмахерской, а из него раздается разговор немолодых дам, по косточкам разбирающих общую подругу.

Дух соперничества приводил в зону «Джей» животных из других областей – это было видно по окрасу их шкур. Меня удивило, что я могу понимать обезьян: то ли они через отбор пришли к способности говорить, то ли я сам так деградировал, что стал подобен зверю.

– Отступай, уходи! – слышал я от обезьян. Они кидали в меня ветки и несъедобные плоды с деревьев, а я орал обезумевшим макакам, которые принимались почем зря бить друг друга:

– Бестолочи, за что же вы своих лупите! Бога у вас нет!

Обезьяны прекратили драку и насторожились, услышав о Боге, и я сообразил, что для них Бог – это что-то похожее на обезьяну, только больших размеров.

– Думаешь, мы боимся Бога? – прочитал я в глазах старого павиана. – Нет и еще раз нет, мы Ему завидуем черной завистью. Ему под силу прыгать между далекими деревьями, забирать лучшую еду и к тому же держать в узде всех обезьян!

Мохнатый старик стал указывать на что-то в правой стороне, куда шла возвышенность, а потом сложил ладони домиком.

– Что, Бог живет на горе? – изумленно воскликнул я и вспомнил из инструкции, что эта часть джунглей лежит вокруг горы Джелоси Маунтейн.

– В той стороне? Старик, это туда идти к Богу?

На мои слова примат растопырил в стороны длинные ручищи и указал одной на запад, другой на восток.

– Безмозглый! – разозлился я, видя, как большие массы обезьян задвигались на верхушках и принялись наступать друг на друга с запада и с востока. На это было невыносимо смотреть, и я отвернулся. Взглянув под ноги, я увидел свои валяющиеся на земле инструменты. Среди них уже недоставало парочки.

– У-у-у, черти, растащили! – вырвалось наружу мое испорченное настроение. Ведь с самого начала все не заладилось, неуютно было в этом месте. Тут поодаль я увидел охранника и даже повеселел, что вижу хоть какое-то знакомое существо. Буквально накануне я почтил его новой записью в свитке и, видя его, припомнил свое повествование: