Почти кулинарная книга с рецептами самосохранения и 540 шагов под зонтом

Первый надрез сделан. Фух! Выдох – вдох!

Не торопясь, я делаю второй надрез, и ровный треугольник торта опускается на белый китайский фарфор чайного блюдца.

Перед моим взором открывается загадочная картина внутреннего мира кулинарного чуда. Сверху и сбоку торт покрыт трехмиллиметровым слоем неизвестной пока субстанции кумачового цвета. Далее следует слой в полсантиметра глянцево- коричневого цвета. На вид более твердый и тягучий, нежели первый, парадный, так сказать. А под этим всем – сердцевина, похожая на мелкую мраморную крошку серого, белого и бежевого цвета, связанная опять же коричневой массой. Собственно, эта крошка и хрустела под ножом.

Ну, что же, после визуального осмотра, который оставил больше вопросов, чем ответов, надо переходить к вкусовым испытаниям!

Уже смелее я беру десертную вилку, отламываю небольшой кусочек от острого угла красного треугольника и отправляю его в дегустационную камеру… Проще говоря, в рот…

ȅ

– О, боги!

Да! Я так и сказал! В слух! Я сказал: «О, боги!»

А потом добавил:

– Ешки-матрешки, мать моя женщина!

И это все были возгласы, как вы догадались! Да, возгласы, но отнюдь не восторга!..

…И вот тут я хочу вернуться в свое детство, чтобы вы прочувствовали всю прелесть момента, во всех его вкусовых ощущениях.

На прилавках магазинов сплошная килька в томате, монпансье и сгущенное молоко. Талонов на продукты еще пока не ввели, но мы бодро и широко шагали к светлому будущему. Из тортов в магазинах были только «Арахисовый» во всем многообразии его сроков изготовления и торт «Сказка» по большим праздникам. А наша семья очень любила сладкое. Очень! Все как один, без исключения. Мама, папа и я были сладкоежками. Надо же было чем-то компенсировать общую пресность! Вот мы и компенсировали! Сладостями. Разноцветные леденцы и вафельные коржи с пралине давно уже приелись и никак не могли украсить и без того счастливые будни строителей невиданного доселе будущего. Поэтому торты, пироги и прочие ватрушки пеклись в домашних условиях. Главным шеф-поваром была мама, а мы с папой – поварята. Рецептура, фантазия и идеология были в руках мамы, ну, а поварята месили, взбивали и взбалтывали до одурения своими собственными руками, потому как слово «миксер», как и сам предмет, его олицетворяющий, были из области научной фантастики имени братьев Стругацких.

Белки отделялись от желтков и взбивались обыкновенной столовой вилкой до «состояния устойчивой белой пены». Так было сказано в рецепте из тайной книги «Печем дома» 1968 года выпуска, которую подарила моей маме ее мама в день моего появления на свет.

– Чтобы внучек сладко кушал и рос большим и здоровым!

Итак! Белки взбивались несколько часов к ряду. Так что на следующий день вас непременно накрывала крепатура. Но все это было ничто по сравнению с тем блаженством, которое ты испытывал, наслаждаясь кондитерским шедевром собственного производства. Уйма продуктов и времени. Зато какая награда! Один торт «Наполеон» на заварном креме чего стоил. При одном воспоминании слюнки текут.

Настоящее сливочное масло. Настоящее молоко. Настоящая мука. Настоящие грецкие орехи. Настоящая ваниль. И настоящая любовь. Любовь, с которой все это смешивалось и запекалось. Все было настоящее и свежее.

Это я так… ностальгирую… уж простите!

Да! Но прежде надо было все эти продукты раздобыть! Кроме Любви, конечно! Она-то была всегда и в избытке! А вот нахождение прочих ингредиентов требовало немалых физических, моральных и материальных затрат. Когда же все ресурсы были исчерпаны, из загашников извлекалась полуржавая банка сгущенки. Ее, эту давно забытую банку, ставили в кастрюлю с кипящей водой на четыре часа, в результате чего получалась варенка. То есть вареная сгущенка, которую в свою очередь смешивали со сливочным маслом, в результате чего получалось жалкое подобие крема, которым, в свою очередь, смазывали простые бисквитные коржи.

– Торт на скорую руку! – говорила мама и звала всех пить чай.

«Торт на скорую руку»… и все равно было вкусно и тепло. Даже жарко! Тогда я думал, что это от газовой плиты, в которой пеклись коржи и варилась сгущенка. На той самой маленькой кухне самой маленькой в мире хрущевки… но теперь я понимаю, что жарко было оттого, что там жила самая БОЛЬШАЯ В МИРЕ ЛЮБОВЬ.

Так вот! Торт из вареной сгущенки на скорую руку… Это когда совсем нет продуктов… Но есть основной ингредиент – любовь, благодаря которой сей кондитерский казус съедался до последней крошки.

Теперь вернемся в наше время. Когда мы уже такие умные и мудрые, взрослые и самостоятельные. И нам кажется, что мы сами распоряжаемся своим бюджетом.

Вот он, стоит передо мной на столе, торт «Москва», который я уже успел отведать и закричать: «О, боги!» Так что же я там обнаружил?

Правильно!

Вареную сгущенку! Ешки-матрешки! Целую тонну вареной сгущенки под слоем красной липкой мастики, похожей на оконную замазку. Под этим каркасом была похоронена смесь дробленых орехов, раскрошенного безе и, скорее всего, панировочные сухари, а может даже (смекалка кондитера) крошки отбракованных коржей. И все это цементировала опять же вареная сгущенка. Интересно, сколько бочек они сварили, что ее было такое количество? И, казалось бы, почему не обрадоваться? Ведь вкус из детства! Да! Но это для «торта на скорую руку», когда нет продуктов… и при обязательном наличии ЛЮБВИ! И только так! А какую, позвольте спросить, любовь я получил в этом случае? Конвейерную? Какие чувства испытывал человек, который пробежался по столам кондитерской фабрики, смел в кастрюлю крошки и брак и залил все это варенкой? Думаете, любовь? Предположим!.. Тогда следующий вопрос! К кому???

Вот это-то и обидно! Любви нет, а есть недоразумение «на скорую руку, когда нет продуктов»… Да еще и за такие деньги и с таким вот пафосом. Это, простите, как плевок мне в чашку зеленого чая «Тонкие ресницы молодой луны», которые от разочарования свернулись в трубочку.

Да уж, робяты, – как говорил мой отец, – вы такие все отличные, но вот гайку закрутить не можете! Интересно, что бы он сказал, угости я его этим кондитерским цинизмом? Столько продуктов перевели, а получилась одна сплошная идеология и маркетинг, которые на вкус не попробуешь…

В холодильнике торт «Москва» лежал неделю… жалко выбрасывать было. Мешался он там, мешался. Перемещался, перемещался по холодильнику. И как-то упал он с третьей полки. Я в ужасе зажмурился. Но когда открыл глаза, то с радостью обнаружил его на полу целым и невредимым. Причем радость была от того, что не рассыпался он по всему полу. Следов на ламинате почти не осталось. Крепкий оказался продукт. Так целиком и перекочевал в ведро.

И стихотворение мне почему то вспомнилось:

Гвозди б делать из этих людей:

Крепче б не было в мире гвоздей.

Но вернемся к любви и тортам.

Была у нас в классе девчонка. И звали ее Виталлина. Вот такое имя. Ну, мы-то звали ее просто Вита. Вита. Витка. Какая там к черту еще Ллина. Витек! И все тут. Свой парень.

Но внезапно нагрянул восьмой класс, и в башках наших что-то произошло. Мы сами себе не могли объяснить. Учителя от нас чего-то скрывали. А у родителей спрашивать было как-то неловко. Стыдно, что ли. Взрослые же мы. Сами уже с усами, можно сказать. А девчонки с … ну, вы понимаете. Короче, не маленькие уже мы.

И решили мы как-то собраться небольшой дружной компанией. Не весь класс, конечно. А так, группа веселых и находчивых. «Банда» – как нас учителя называли. Любя, конечно. Да вы же и сами помните наверняка. В каждом классе группки образовываются. Не знаю уж как. По интересам ли… но скорее всего, по каким-то животным ощущениям. Кто-то притягивается, а кто-то нет. И это необъяснимо. А в таком-то возрасте – особенно. Какие там аргументы и доводы? До фонаря все и по барабану.

И было нас пять на пять. Но пока еще без явных пар. Так только, дерганья за косичку. И выбивания портфелей из рук. Хотя были и ситуации. Я одной девчонке из нашей банды стукнул в шутку на уроке химии по голове тетрадкой. Она передо мной сидела. И вроде же ничего не делала. Просто сидела. Но какая-то сила подхватила мою руку с тетрадкой и шмякнула ей по затылку. Да видать так удачно, что Ленка со своими косичками в бантах белых до пояса сознание и потеряла. Скорая, что приехала, определила сотрясение мозга. Легкое, правда. Но родителям моим от этого было не легче в кабинете директора.

А чего у нее такой пробор на голове от косичек и шея длинная-предлинная, а юбка короткая-прекороткая? Сама, в общем, виновата.

Сидим мы, значит, с парнями у Севы дома. Нарядились. Ну, в нашем понимании. Галстуки надели. Ждем девчонок. Час как должны были уже быть. Понятно, что девушек надо ждать. Но не настолько же. Они ж сами решили нам на 23 февраля сюрприз устроить. Чего же опаздывать? Скучать стали. Дурака валять. Куча мала играть. Галстуки набекрень. А настроение все равно улетучивается… Звонок в дверь. Сева идет открывать. Мы взъерошенные, уже помятые, приготовились встречать. И тут заходит… Заходят…Являются… Как бы это описать, чтобы понятно стало? Челюсти у нас до пола, глаза навыкате, рты до ушей… Девчонки наши накрасились и надушились и в платья приоделись. Мы такими их еще не видели. Всякое было. Дискотеки там, вечера школьные. Но то под присмотром педагогов. В официальной, так сказать, обстановке. А чтобы вот так. Неформально. С глазу на глаз. Без родителей. Это впервые. И Витек наш… То есть Вита, выплывает вперед, как облако в голубом шифоновом платье, глаза огромные, накрашенные, губы бантиком, алые, волосы русые, распущенные, и говорит…

Я плохо помню, чего она там говорила, потому как не слышал ни единого слова из-за шума в ушах, круговорота головы и полного отключения сознания. Что-то типа:

– Поздравляем вас, наши мальчики, с 23 февраля!

А я смотрю на нее и насладиться не могу. Жажда какая-то меня охватила. А она словно родник. А я пью и пью. Пью и пью. И нет конца этому процессу. Пересохло все в горле. А она подходит ближе, аж светится вся. И ласково так говорит:

– Ты чего Тер-тер, как обалдел, что ли? Торт держи! – и протягивает мне поднос. Тер-тер – это прозвище мое такое было. По фамилии. А я ей, собрав всю свою нежность, и отвечаю:

– А чего вы, как тормоза отмороженные, опаздываете?

– Да я вообще не хотела приходить!

– Как это?

– А ты чего, не замечаешь ничего?

– Ты… Вы… накрасились… все. И платья одели! – а во рту прям засуха. Язык к нёбу липнет. А она так близко и ванилью с корицей пахнет… В голове турбина какая-то включилась.

– Накрасились… Скажешь тоже. Внимательно смотри! – и Вита лоб мне свой подставляет.

Тут я чуть в нокаут не ушел. Поплыло все перед глазами. И чувствую, растворяюсь. Совсем. Как ванилин в заварном креме. Если бы не Сева, который подскочил, совсем бы я улетел.