Почти кулинарная книга с рецептами самосохранения и 540 шагов под зонтом

– Витек, ты зачем себе брови постригла? – и ржет.

– Дурак ты, Сева! Я их не стригла! Я их сожгла!

Смех Севин в чувства меня вернул. Я на землю опустился и спрашиваю:

– Как сожгла? Зачем?

– А ты не заметил что ли? – отвечает Вита.

– Нет!

– К маме моей на прием запишись!

Мама у нее врачом была. Офтальмологом. А папа военным. Капитаном ВМФ. Очень солидным. Сколько помню, он всегда на нас страх наводил… Мы к Вите из-за этого в гости боялись ходить. Но не об этом…

– Я, – говорит Вита, – торт «Зебра» печь стала. Время рассчитала. Все успеть должна была. Но мне муки не хватило. Пришлось в магазин бежать. Торт испекла. Собираться начала. Голову помыла. И тут Иришка приходит. По времени уже бежать надо! А у меня голова мокрая. Фен сломан. Я и придумала волосы в духовке сушить, пока она горячая… Вот дура! А забыла, что газ не выключила. Голову в печку засунула и тут же себе все сожгла.

– Как все?!– у меня по спине пронеслись мурашки.

– А я смотрю, ты загорелая! – ржет Сева.

– Дураки! Челку, брови и ресницы! Не видите?

– А я смотрю, ты как Фантомас! – не унимается Севка.

– Дурак ты, Севок! Вот я и не хотела идти. Девчонки уговорили! Уродина же совсем, да? – Вита смотрела своими небесными глазами, полными росы. Я обязан был ее спасти.

– Совсем нет, Виталлина! (Откуда вдруг всплыло это имя в моей голове?) Ты красивая! Очень!

И меня совсем не смущала наскоро отрезанная тупыми ножницами челка, почти под корни волос, отчего выше лба ощетинился ежик-блондин. Я не замечал почти полного отсутствия некогда дерзких и тонких крыльев бровей, пепел которых теперь покоился в духовом шкафу. И не придавал значения ресницам, которые, будучи прежде самыми длинными в классе, теперь свернулись в спиральки и стали невидимыми. Я ничего этого не видел. Я в этот момент смотрел на окружающий мир сердцем. А оно улетело в облака и ничего не хотело слышать, видеть и тем более понимать. Потому что оно влюбилось. Внезапно и бесповоротно. В Виталлину.

Вита залилась краской и часто захлопала веками без ресниц. Севок опять заржал:

– Ой, умру сейчас! Тер-тер влюбился! Тили-тили-тесто! Жених и без места!

Одноклассники подхватили шутку и стали водить хоровод.

– Дураки вы все! – крикнула Вита и тут же залилась своим звонким смехом. – Включайте музыку уже!

А мне было пофиг. Я был влюблен. Первый раз в жизни. И никто меня об этом не предупредил. Но мне было клево.

Заиграла музыка. Полилось шампанское. Подошла Ленка. Это которой я мозг сотряс. Косы ее были распущены, и волосы кончались ниже талии. Она плавно извивалась в танце. Волосы переливались водопадом.

– Серж, ты чего, так и будешь стоять с этим подносом весь вечер?

– Поднос? – переспросил я и опустил глаза. Он все еще был в моих руках. – А чего там?

– «Зебра!»

– Как зебра? Шашлык?

– Совсем тю-тю? Пирог «Зебра»! Витек испекла с волосами своими! На землю вернись! – Лена закружилась в смехе.

– И чего делать?

– Резать! И жрать! – она клацнула звонко зубами и унеслась в танце, утащив за собой волны своих волос.

Мне тоже было легко и весело. Подняв поднос одной рукой над головой и изображая официанта, я, пританцовывая, отправился на кухню. Тут дым стоял столбом. В прямом смысле. Парни курили. Не то, что вы подумали! Просто сигареты! То есть не просто! Не какое-нибудь там «Родопи»! «Мальборо»!

Мама Севы работала в каком-то министерстве и занимала пост. И она имела доступ к всевозможным ресурсам, к которым обычным гражданам дорога была закрыта. А так как Сева был единственным мужчиной в доме, то, конечно же, ему доставалось все самое лучшее. Не скажу, что он был очень избалованным. Но у него были кроссовки «Адидас», джинсы «Левис» и кассетный магнитофон. А еще он был высоким блондином со стильной прической, как у певцов фестиваля Сан-Ремо. Мамин парикмахер, который приходил к ним домой, стриг заодно и Севку. А Севкина мама курила только «Мальборо», дым которого в эту минуту заполнял огромную кухню хозяина и легкие его друзей.

– Серж, курнешь? – встретил меня сигаретой Толян. Наш спортсмен. Наш легкоатлет. Спринтер. Гордость нашего района.

– Не, Толь! Я за ножом!

– Вот это ты даешь! Чего не поделили? С кем? Артурик, мы с тобой чего-то пропустили!

Толстый Артурик затягивался сразу с двух рук, в каждой держа по сигарете, и выпускал густые облака дыма.

– Да пофиг! У меня кольца не получаются!

Артурик был уже серого цвета с красными глазами. Ему явно было хватит. На кухню зашел Севок.

– Вы че! Вообще обалдели! Вы где сигареты взяли?

– Да ладно, Сев! Мы по одной… только! – выпустил облако Артурик.

На столе лежала пуста пачка из-под «Мальборо».

– Чего я маме скажу, олухи? Пентюхи! Куряги! Валите из кухни.

– Скажешь, что кончились… – ответил Артурик, покачнулся и начал медленно оседать. Он был весь окутан табачным дымом, который продолжал струиться из носа, рта и даже из ушей.

– Чуваки…меня сейчас… – только и смог произнести наш пончик-толстячок.

– Вырвет… – закончил оборвавшуюся тираду наш спринтер

– Блина, Толстый! Толь, помогай! – Сева и Толян подхватили посеревшего друга и поволокли в ванную. Я остался одни в дымовой завесе. Открыл окно и приступил к поискам подходящего ножа. Хотя чего я гоню? К поискам… Ножи стояли на столешнице, в специальной подставке из дерева с иероглифами на боковой грани.

– Японские! Сейчас я устрою зебре харакири…

Я выбрал самый большой нож. Практически тесак. Больше был бы уже топорик. Трепетно откинул с торта полотенце влюбленными руками, ведь этого полотенца касалась Виталлия, и стал прикидывать, с какого края приступить. Торт был круглым и действительно походил на зебру. Белые и коричневые полосы чудным образом переплетались, напоминая рисунок на бедре экзотического животного. Задача стояла передо мной в высшей степени ответственная. Обычно дома это делала мама. У нее получалось красиво и ровно. Ровнее даже, чем у папы. Нельзя было ударить лицом в грязь и испортить то, что ценой собственных бровей, ресниц и челки приготовила моя первая и единственная на этот день Любовь! Но чем дальше я примерялся к «Зебре», тем труднее становилась проблема.

– Чего ты тут застрял?

В кухню вошла Вита. Сама.

– С голоду помрем все, Серж! Уснул что ли? Чего у тебя тут сгорело?