– Что тебе надо?
– Да ничего такого…
– Так иди себе дальше – не мешай.
И снова – вжик, вжик, вжик лезвием по точильному камню.
Хен толкнул дверь и вышел. Разгоряченную кожу остудил приятный теплый ветерок, ноздри обволокли запахи полевых трав и легкой вони города – странное и жгучее сочетание. Казармы прижимаются к разваливающимся стенам города. Только здесь ощущается смрад отхожих мест и одновременно ароматы розмарина, можжевельника и пионов.
Вздохнув полной грудью, Хен побрел вдоль стены казармы. Солнце скрылось за крышами домов, вечернее небо окрасилось в алые и фиолетовые оттенки, тяжелые косматые тучи движутся в сторону далекого Изумрудного моря. Город, это ненасытное и беспокойное существо, погружается в спокойный сон. Закрываются последние ларечники, загораются свечи в окнах домов.
У стены одной из казарм, держась за руку пьяного товарища, сблевал новобранец.
– Распустил я вас, – раздался голос за спиной.
Вздрогнув, Хен обернулся. Привалившись спиной к деревянному столбу, стоит шогрий-капитан. Кожаные сапоги до колен, парусиновые черные штаны, необъятных размеров белая рубаха – за всё время обучения никто так и не видел его в доспехе. Длинные кучерявые волосы спутаны, отчего командир кажется безумным; длинные пальцы поглаживают густую бороду с редкими седыми нитями.
Хен отдал честь.
– Вольно, солдат, – сказал он. – Вольно. За вином, небось, пошел?
– Я просто гуляю.
– Охотно верю, – ехидно заметил капитан. Его глаза неестественно ярко блеснули.
Да он же пьяный!
– Ну я… – попытался было отвязаться от главного Хен.
– Постой со мной, солдат. Хочу вот поговорить. Как тебя зовут?
– Хен… то есть Хенас, господин.
– Откуда ты?
– Да я практически местный. Из одной ближайшей деревушки. Вы, наверное, даже и не слышали.
– Ага, можешь не продолжать, – сказал капитан и отхлебнул из костяной фляги. – Ненавижу Мореш – глухомань проклятая. Сам-то я из столицы, но, похоже, не любят меня боги.
Хен смущенно пожал плечами.
– Для тебя, наверное, Мореш кажется огромнейшим городом. Центром мира, хе-хе! Вот только это не так. Торчу тут вместо того, чтобы маршировать с основной армией из Кипневмеи – видите ли, надо собрать и подготовить новобранцев из мелких городов к великой войне! – Капитан зло сплюнул. – Идиотизм. Ты, парень, мне веришь: я доспех с самого прибытия в этом захолустье не надевал! Зачем? Чтобы вас, остолопов, впечатлить?
Хен ощутил, как тысячи невидимых игл стали колоть тело.
– Пусть идет всё в пекло! – воскликнул капитан. Его лицо побагровело. – Сколько тебе лет?
– Девятнадцать…
– Когда-нибудь меч в руках держал? Ну, до того, как оказался в военном лагере?
– Нет, уважаемый.
Злой смех эхом прокатился по казармам.
– Про что я и говорю, парень! Вас, увальней, ничему не научить за шесть месяцев. А великому царю подавай шогрий-пехотинцев! Фланги защищать! Боги, даруйте разум нашему правителю!
– Господин, я бы хотел пойти…
– Ты, парень, – не унимаясь, продолжает капитан, – такой думаешь: через месяц-другой в Мореш явится многотысячная армия во главе с нашим владыкой! Новобранцы вольются свежей кровью… Затем, обойдя, конечно, и другие крупные города по пути, переход через Костяную степь и пустыню… А там и Немат уже. Быстрая победоносная война – и всё, ты, парень, богатый и в сиянии славы, возвращаешься в свою деревню. Но этого не будет.
Хен поежился. Хорошее настроение как ветром сдуло. И чего ему не сиделось в казарме?
– Ладно, ты, видимо, слишком глуповат, чтобы понять, о чём я толкую, – заявил господин и махнул рукой с флягой. Красные, точно кровь, капли вина упали на песок. – Завтра днём ваша беспечная жизнь закончится, парень. Приезжает сам гушарх-капитан! Герой войны, увенчанный славой! И всё такое прочее, хе-хе… Будет смотреть, чему вы научились, бестолочи…
Капитан умолк, скептически оглядел парня, точно увидел огромную кучу дерьма, и взмахнул рукой.
Радуясь свободе, Хен быстро направился к казарме.
Чуть не вляпался!
От удушающего дневного зноя, кажется, камни на мостовой вот-вот жалобно треснут. Солнце-око жарит спины. Солдаты обливаются потом, то и дело злобно поглядывают на тех счастливчиков, что стоят в тени стены и массивных городских ворот. Доспехи скрипят, каждое движение вызывает боль в тех местах, где ремни крепятся к бронзовым пластинам. Сегодня утром новобранцам впервые за шесть месяцев выдали снаряжение, не потрудившись уточнить размер и комплекцию парней. Поэтому строй солдат представляет жалкое зрелище: у некоторых толстяков выпирают необъятные, поблескивающие от пота животы, худые вынуждены сгибаться под массивными доспехами.
Хен облегченно вздохнул. В отличие от многих ему повезло и со снаряжением, и с местом. Тень, падающая от ворот, хорошо защищает от палящего солнца – стой себе с серьезным видом, прижимай к левой руке круглый щит и наблюдай. Единственное, что омрачает его настроение – Лысый, стоящий рядом с ним в строю. Несмотря на поблескивающий бронзовый доспех, несет от того по-прежнему, как от стада диких козлов. На шее причудливыми узорами чернеют разводы грязи.
Шеренги солдат в три ряда выстроились до рынка. С того места, где стоит Хен, они пропадают из вида уже на улице ремесленников – у выстроенных трехэтажных домов с прямыми квадратными крышами. Впечатляюще. Парень никогда не видел столько солдат в одном месте. Гушарх будет доволен. Возможно, даже повысит жалованье новобранцам.
Пальцы Хена легли на мешочек с деньгами на поясе.
– Хорошее мы представление устроили, да? – спросил он у Лысого.
Тот, как всегда, даже не посмотрел в его сторону.
– Представляю лицо этой высокопоставленной шишки. Как увидит эту толпень, так обосрется от радости!
– Заткнись, парень, – процедил сквозь зубы Лысый.
Поправив постоянно скатывающийся шлем, Хен сказал:
– Знавал я одного такого же засранца как ты. У него потом отвалился член, жопа обросла мехом, а на лбу появился рог.
Глаза Лысого полыхнули огнем злости, а потому Хен решил помолчать – на некоторое время.
Тунолар-капитан, одетый в черный мундир, украшенный красными нитями, возвышается напротив ворот, держа в обеих руках полуторный меч, и ждет прибытие гушарха. Когда герой войны въедет в город, капитан согласно церемонии вручит клинок и покажет подготовленную армию новобранцев.
Лицо тунолара после вчерашнего выпитого вина опухло и раскраснелось. Руки заметно дрожат.
Наконец, на стене низко и протяжно протрубили рога. По рядам солдат прокатились взволнованные шепотки. Помощники капитана, прибывшие вместе с ним из столицы, выпрямились, окинули сердитыми взглядами стоящих за ними солдат. Им предстоит встретить у дороги начальство с развевающимися на шестах царскими штандартами. Хен всмотрелся в один из них. На черном шелке, развевающемся на знойном ветру, красуется золотое око – символ самого Великого Баамона.