Парадигма

Перед мысленным взором тут же встала картина: десятки мертвецов болтаются в петлях на воротах. Тела вздулись, разнося по казармам и городу отвратительные миазмы, глаза выклевали вороны. Ни одному из дезертиров не удалось сбежать. Каким-то образом следопыты гушарха находят всех. И кара для них ужасна: прежде, чем накинуть веревку на шею, экзекуторы долго и с упоением издеваются над несчастными. Крики разносятся по всей округе. Горожане даже жаловались местному управляющему, но тот ничего не смог решить. Оно и понятно: чуть что – и не сносить головы. Эвпатридам лучше не перечить.

– Да всё равно сдохнем, – бросил Хен.

Лысый ухмыльнулся, повернулся в его сторону:

– Возможно, ты и прав.

Болтун покачал головой. Все пятьсот новобранцев наверняка догадались, зачем новый капитан согнал их на расчищенное поле за городом.

– Не против, если я заберу твои сапоги? – как ни в чем не бывало спросил Лысый.

– Ты о чем? – не понял Хен.

– Ну, если умрешь.

– А зачем они тебе?

– На вид сапоги кажутся крепкими. Да и размер подходящий. Мои-то разносились.

Губы Болтуна растянулись в широкой улыбке. Он с удивлением понял: ему стало легче и страх угас.

– Хорошо, забирай, – сказал он. – Но если помрешь ты, то твой нож, получается, – мой?

– По рукам, – ответил Лысый.

Гушарх выдвинулся на коне из ряда лучников, вытащил меч из-за спины, клинок зловеще блеснул в свете угасающего заката. Заметив условный знак, новобранцы, которых поставили руководить остальными, принялись отдавать приказы:

– Построиться! Живо-живо-живо!

Толпа забурлила. Многие выхватили полуторные мечи и щиты. Хена сплющили с обеих сторон, плечи сдавили доспехи других солдат – да так, что перехватило дыхание. Он едва не выронил оружие. Шлем сполз на правый глаз, мешая разглядеть происходящее. Приказы старших повторились. А затем сменились новыми:

– Закрыться щитами!

Превозмогая страх, Болтун вскинул над собой окованный бронзой кусок дерева, пальцы впились в кожаный ремешок. Остальные проделали то же самое. Повисла мертвая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием солдат. Хен сплюнул. Он может лишь смотреть себе под ноги и красоваться спинами впереди стоящих. Возможно, и к лучшему. От вида того, как гвардейцы натягивают луки, ему бы поплохело.

Ожидание затянулось. Одни бесконечные мгновения сменяются другими бесконечными мгновениями. Взор выхватил жучка, каким-то чудом выжившего от сотен сапог. Ползет себе по своим делам и даже не знает, что ему грозит.

– Когда уже все закончится? – взмолился Хен, поправляя свободной рукой шлем.

Именно в этот миг послышался свист стрел. Несколько тут же угодили в щит, острые наконечники пробили дерево и застыли в нескольких пальцах от лица. От удара кисть онемела.

– Держать строй! – закричали старшие.

Новобранцы, точно подкошенные, принялись падать, до ушей донеслись крики.

Успокойся! Не думай ни о чем. Ты жив. И с тобой ничего не случится. Боги не дадут умереть. Главное, не паниковать. Вспомни штурм стены. Надо просто взбираться вверх. Хвататься за выемки и подтягиваться. Нет ничего проще. Только не подпускать страх. Крики ничего не значат. Ты не сдохнешь…

Убеждения помогли. Вернулось самообладание. Обливаясь холодным потом, он насколько смог осмотрел щит. По всей поверхности угрожающе змеятся трещины. Плохо дело. При очередной атаке есть шанс остаться без защиты. Демоны бы побрали оружейников! Цена их ошибки – жизни. Никчемные жизни тех, кто по своей дурости записался в армию ради, как им казалось, легких денег.

До ушей донесся легкий свист… Вторая волна стрел собрала куда большую жатву. Солдат, стоящий перед Болтуном, дернулся, щит на глазах развалился – и его шея и грудь сразу же ощетинились перьями. Раскрывая и закрывая рот, точно рыба, выброшенная на берег, новобранец опустился на колени.

Мужчины вскрикивают, замертво падают в утоптанную от сотен ног грязь. Земля надрывается в предсмертном вопле, нехотя принимая страшный дар – горячую кровь.

Болтун бросил ненужный меч под ноги, вцепился обеими руками в щит. Последовало несколько тяжелых ударов, которые расползлись онемением от кистей до локтей. В этот раз стрелы не пробили дерево и бронзу.

Строй сомкнулся: новобранцы, ступая по мертвецам, закрыли стоящих за спинами. Горячая волна благодарности растеклась в груди Хена. Он, наверное, впервые почувствовал чью-то поддержку. На миг все солдаты стали единым, закованным в прочную броню, существом. Сердца забились в едином ритме, исчезли желания и обиды.

Стрелы свистят, отскакивают от бронзовых поверхностей. Град, приносящий смерть…

Наконец, всё стихло. Ожидая подвоха, новобранцы продолжают закрываться щитами, непонимающе смотрят друг на друга. Под их ногами корчатся раненные. Хен нервно засмеялся, заставил себя успокоиться, прекратить, но не смог. К его удивлению стоящие рядом с ним широко заулыбались. Даже Лысый оскалился, хотя одна из стрел угодила ему в плечо. Усиливающийся смех прокатился по строю.

Рожки затрубили отбой.

Сняв с руки ремешки и отбросив подальше щит, Болтун сел на землю. Из него словно высосали все силы, только сейчас пришло осознание, насколько же он устал. Каждая часть тела отдается глухой болью, трясет так, что зубы стучат, судороги сводят икры. Старшие бегают по рядам, находят раненых и подзывают лекарей – уйти с поля нужно как можно быстрее: следующие пятьсот неудачников должны получить свою порцию унижений. Им придется сражаться под покровом ночи, а это еще страшнее.

На всё наплевать. Сейчас бы только добраться до кровати…

Толпа переполошилась. Многие принялись показывать пальцами на ворота. Хен сосредоточился. Сердце замерло. Черные жирные клубы дыма клубятся над стенами – там, где выстроены казармы. Танцуют гигантские языки пламени, точно разверзлись врата Сеетры. Болтун вскочил и рванул к городу, наплевав на приказы старших. Ветер засвистел в ушах.

Нет-нет-нет-нет!

Последние пять дней гушарх-капитан запрещал брать на тренировки свое жалованье. И с привычкой новобранцев таскать с собой монеты боролся жестко – отнимал заработанное и избивал до полусмерти. Приходилось прилагать неимоверные ухищрения: кто-то пришивал внутренний карманы на рубахах (всегда заканчивалось плохо), кто-то закапывал добро, кто-то отдавал местным городским банкирам под грабительские проценты, а кто-то даже прятал кошели в нужниках. Болтун же придумал, как ему показалось, самый простой, но гениальный способ сохранить деньги: в оружейной нашел на полу плохо подогнанную деревяшку, под которую ночью, пока никто не видит, то и дело прятал монеты.

Но теперь казармы горят.

Хен проскочил ворота. Лицо обдало волной жара – пришлось даже зажмуриться. Пламя полыхает так высоко, что кажется облизывает вечереющее небо, воздух рябит мерцающими струйками, деревянные стены и крыши, объятые огнем, трещат и плюются оранжевыми светляками. В ноздри ударил запах гари. Вокруг пожарища толпятся горожане, гвардейцы и новобранцы – никто не бегает с ведрами воды.

Гушарх, держа в руке горящее бревно, возвышается над людьми, наблюдает.

Хен понял всё сразу: пока он с остальными корчился под градом стрел, капитан явился в город и поджег казармы. Зачем? Почему? В этом нет смысла.

К горлу подкатил предательский комок. От слез мир расплылся яркими кляксами. Всё напрасно. Деньги за шесть месяцев пропали. Я не смог… Прости, сестренка.

Глава вторая. Хара

Миокмея, Великий Карлаг

– Еще не надоело у нас? – спросил Метин, отпив из бокала с вином. – Слышал, в Геткормее бывают месяцы, когда становится невероятно холодно. И выпадает… как его…

– Снег, – подсказала Хара, шагая чуть позади него. – Он встречается лишь в Яграте – и то не всегда. В остальном же у нас во многом похожий климат, тгон.

Торговец воскликнул:

– Вы мне льстите! – Голос его, теплый и бархатистый, обволакивал, как шерстяная накидка. – Я совсем не похож на тгона. У меня нет ни хорошей родословной, ни огромных богатств. Мои возможности, к сожалению, очень скромны, Арах!

Он назвал её имя наоборот, пытаясь тем самым запутать злых духов, как принято в Великом Карлаге. Лесть на лесть, всё как всегда.

Пригубив из костяного бокала сладкое вино, Хара сказала: