Парадигма

Командир охранников грязно выругался и едва не сплюнул под ноги.

– Ничего вам, остолопам, доверить нельзя! Ведь чувствовал же: надо собственнолично говнюка заковать! А теперь его пойди разыщи! Ты хоть понимаешь, дурак, чем это грозит настоятельнице? Деньги ты ей вернешь? Хочешь, чтобы я взыскал с твоего жалованья? Будешь до конца жизни у меня нищим ходить!

Хара хмыкнула. Будь на месте клейменного обычный раб, Дживат уже бы обежал вместе со своими людьми весь город, но вместо этого намеренно тратит драгоценное время на бесполезные препирательства. Пора взять ситуацию в свои руки.

– Хватит разговоров, – спокойно сказала она. – Нам нужно отыскать мальчика – и как можно быстрее. Вряд ли он далеко сбежал. К тому же улицы хорошо освещаются. Поэтому, Дживат, возьми всех охранников, кроме Зела, и прочеши местность. Говорю сразу: без мальчика мы в путь не отправимся. Приложи максимум сил.

Кивнув, командир направился к выходу. У порога Хара бросила:

– Я пойду с вами.

– Это может быть опасно, настоятельница, – обернувшись, сказал он.

– Как-нибудь переживу. И чтобы ни один волосок с головы мальчика не упал!

Дживат и его люди разбежались по переулкам. Она и не думала гоняться наравне с другими охранниками, поэтому, приказав Ниайю идти вместе с ней, направилась по центральной дороге, не надеясь встретиться с рабом. Остается только ждать. Хара в который раз мысленно прокляла богов за то, что не может рассказать детям-невольникам об их истинной судьбе. Они-то считают её недалекой купчихой, которая собирается подороже продать живой товар богатым купцам, охочим до сладких утех.

Придется терпеть, дорогая. Обо всем расскажешь в Геткормее – сейчас же нельзя рисковать. Ну разболтаешь ты им всё – и станешь этакой доброй мамочкой, но, во-первых, они все равно не поверят и будут обозлены – не в первый раз путешествуешь, а во-вторых, вдруг кто-то из местных узнает правду? Меня повесят на глазах у всего честного народа. Нет, я не могу, надо отыгрывать роль, а клейменный найдется.

Их шаги повторяло громкое эхо, дробило по узкой улице и возвращало странно искаженным. Дорога, вымощенная мрамором, пуста – несмотря на яркое освещение, все горожане попрятались в домах. Можно лишь заметить вдали стражника, поджигающего потухшие масляные светильники. Ни тебе ночных пьянок, ни сомнительных бродяг, проворачивающих свои темные делишки – скука! В Геткормее даже в самом захудалом городишке жизнь кипит в темное время суток.

Вдохнув влажный воздух, Хара расправила плечи. В проклятущих шароварах всё время кажется, будто ноги голые. Одежда дикарей, но иначе нельзя: в долгих путешествиях платья непрактичны и неудобны, к тому же местные женщины носят просторные штаны и длинные рубахи – пытаются походить на мужчин.

– Только не забывай про легенду, – напомнила она Ниайю.

Тот лишь быстро кивнул. Храбрится, пытается выглядеть орлом – плечи расправлены, голова гордо вскинута, брови нахмурены. Однако это всё показное, на нем ощутимо висит тяжелым ярмом вина.

– Не переживай ты так – всё будет хорошо.

– Да… госпожа, – дрогнувшим голосом сказал он.

Ладонь юного охранника легла на эфес меча, болтающегося в ножнах на поясе.

– Я не виню тебя.

В ноздри ударила волна отвратительного смрада. Из-за угла вылетела тень, набросилась на спину Ниайя. Вскрикнув и едва не распластавшись на дороге, Хара отскочила. Клейменный мальчик вцепился в шею охранника и, грозно крича, высоко вскинул руку. В его ладони что-то ярко блеснуло.

– Нет, не надо! – выкрикнула настоятельница.

Чавкнуло. Острое прямое лезвие ножа по рукоять вошло в горло Ниайя. Кровь бурным потоком полилась из раны, пачкая одежду и плиты. Раб откинулся назад и повалился вместе с молодым охранником в пыль. Скованная ужасом, Хара попыталась закричать, но легкие будто заткнули пробкой. Взгляд застыл на страшной картине: охранник дергается, хрипит, хватается побелевшими пальцами за эфес ножа, тогда как клейменный безумно хохочет.

Через несколько мгновений Ниай затих.

Перемазанный чужой кровью раб вскочил, повернулся в её сторону. Его грудь быстро поднимается и опадает. Чужая кровь вперемешку с грязью стекает с плеч, оставляя темно-бурые разводы на коже. Длинные пальцы сжимают костяную рукоять кинжала. Хара за долгое время мысленно поблагодарила богов за проклятие – нечеткое пятно лица не дает рассмотреть в деталях его выражение.

– Прекрати, – как можно спокойнее сказала она. – Опусти оружие. Не усугубляй ситуацию… Ты все равно не сбежишь.

Мальчишка не ответил.

Он шагнул к ней… И вовремя подоспевший Дживат врезал ему по макушке тяжелым эфесом меча. Клейменный кулем с мукой рухнул на дорогу – живой, но без сознания.

К Харе подскочил один из охранников, и она благодарно оперлась на его локоть.

Кажется, этот бесконечный день сулит еще очень много бед…

Геткормейский торговый корабль не причалил ни на следующий день, ни через десять. В порту ходили байки о том, что имперцы наткнулись у берегов Оранеша на морских чудовищ и потонули под ударами огромных склизких щупалец. Кое-кто болтал о зигирских триремах, способных догонять с помощью новых парусов даже самые быстроходные корабли Геткормеи. Разумеется, правду не знал никто.

Ожидание выводило из себя. Хара после инцидента с клейменным не выходила из съемной виллы, погрузившись в меланхолию. Её приглашали знатные торговцы, а один раз гонец передал ей письмо от самого Метина, в котором тот сокрушался о случившемся и в качестве жеста доброй воли предлагал заменить неугодного раба на другого, более послушного. Настоятельница отделалась лишь учтивой отпиской. С каждым днем её настроение становилось мрачнее.

По всем договоренностям корабль уже должен был оказаться в порту. Что могло произойти? В чудовищ она не верила, как и в мифические быстроходные триремы из Зигира. Значит… случилось что-то из ряда вон выходящее. Либо царь приказал на время остановить морскую торговлю, либо империя объявила войну. Иногда Хара смеялась над собой – напридумывала себе всякого! Может, корабль застрял где-нибудь у границ Оранеша, и капитану пришлось вынужденно латать посудину.

Наконец, Хара устала ждать. Она взяла с собой большую часть охраны, всех детей-рабов – как признак своего невероятного богатства! – и отправилась в порт. День выдался пригожий: в голубых небесах блистает солнце-око, такое чистое, умытое, радостное, горланят вечно голодные чайки, к ним прибавляется гомон толпы, всюду мельтешат грузчики с огромными тюками на спинах, от ярких разнообразных одежд купцов рябит в глазах. А на пирсах покачиваются на волнах тяжелые и легкие корабли – из Тошатханского Союза, из Аккарата и из Великого Нокронга.

Хара обернулась, окинула взором своих рабов. После её покупки они выглядят еще ухоженнее, чем у Метина: утонченные шелка подчеркивают дороговизну живого товара, кожа украшена пятнами золотой краски, лица зарумянены, на металлических ошейниках блестят драгоценные камни – еще один намек на её богатство. Она нахмурилась лишь тогда, когда посмотрела на клейменного. Его кисти и лодыжки в отличие от остальных сковывают тяжелые оковы – мальчик едва поспевает за остальными.

В памяти всплыла недавняя сцена: парень-охранник лежит в луже собственной крови, а над ним возвышается, точно демон из страшных сказок, сбежавший раб – угловатый и ссутуленный. С лезвия ножа срываются алые рубины-капли…

– Я с вашего позволения уже назначил встречу, – отвлек её от тяжких мыслей Дживат. – Следуйте за мной, госпожа.

– Как думаешь, я правильно сделала, что взяла с собой илотов? – с сомнением спросила Хара. – Вокруг столько жадных глаз.

– Я считаю, всё нормально, нам так быстрее удастся договориться.

Они направились к самому широкому и малолюдному пирсу, рядом с которым покачиваются на волнах два корабля – торговый и боевой. Если купеческое суденышко не представляет интереса – беспалубное, длиной в один плефр, с одной мачтой, с крутоизогнутыми штевнями и комичными решетками из прутьев для ограждения груза, – то охранная бирема внушает уважение. Кедровый корпус влажно поблескивает, таран, напоминающий изогнутый коготь медведя, грозно возвышается над водой, на балюстраде красуются отполированные щиты. У Хары брови поползли вверх, когда она насчитала около сорока весел у биремы – только богатый человек может позволить себе содержать и такую большую команду, и такую посудину размером с кита-ревуна.

– Их хозяин торгует янтарем, – ответил на её удивление Дживат. – Они крайне редки в этих краях, поэтому местные готовы отдать много золота за камушки.

У самого края пирса, прислонившись спинами к огромным деревянным ящикам, стоят пятеро крепких мужчин в одних тканных повязках, прикрывающих бедра. Их до черноты загорелая кожа выделяется на фоне белого мраморного причала. «Охрана», – тут же смекнула настоятельница. Возле них на грубо сколоченной табуретке сидит сутулый бородач. На его руках – бесчисленное число деревянных четок; от любого, даже слабого, движения они приятно звенят. Большая борода заплетена в три косички, перехваченные золотыми кольцами. Лысина блестит. Одет купец в широкие шаровары цвета отполированной кости, безразмерную рубаху с короткими рукавами по тону. На ногах – кожаные сандалии.

– Однако, вы проделали огромный путь из Союза, – вместо приветствия сказала Хара.

Со своими людьми и рабами она согласно этикету остановилась в пяти шагах от незнакомцев.

Бородач едва заметно кивнул.

– Вы тоже далековато от родины, – ответил он сиплым голосом. – Сразу хочу извиниться, что нам пришлось назначить встречу у моих кораблей. Не люблю выходить в город и нюхать этот вездесущий смрад улиц.

– Как же вы торгуете? – сдержанно спросила Хара.

– Мои люди уведомляют местную знать, что корабли с янтарем прибыли в порт, а дальше всё идет по заведенным схемам. Порой я даже не выхожу из своей палатки. И скажу вам, госпожа – оно и к лучшему, меньше проблем. К тому же не доверяю я местным: ненавижу их привычку называть мое имя наоборот.

А он умеет складно говорить.

– А как же вас зовут? – спросила Хара.

– Рашай Ветер.

Она открыла было рот, чтобы представиться, но купец поднял руку и заявил: