Сгустки света

– Есть, – отозвался Андрюха Зуев.

– Есть, – ответил Виктор, не испытывая никакой радости оттого, что услышал свою фамилию.

Идти в наряд сегодня ему особенно не хотелось. Солдаты только вернулись в расположение после довольно-таки напряжённой работы. С раннего утра они мотались по горам, и теперь вместо сна придется ночью тащить службу. Но приказ есть приказ, ничего не поделаешь. Уже больше года Виктор находился на Кавказе в так называемой горячей точке. До дембеля ещё шесть месяцев, по его прикидкам дома он окажется где-то к декабрю. Сейчас только начал жарить июнь, и чем дальше, тем медленнее тянулось время.

Село Октябрьское, где базировалась рота, представляло собой довольно крупный поселок со своим отделением милиции, зданием администрации, рынком, а также магазинами и парочкой кафешек. Федеральная власть обосновалась в этом населённом пункте давно, и на сегодняшний день здесь наблюдалось относительное спокойствие. Жили бойцы в здании местной школы. Окна, на всякий случай заложенные мешками с песком, и толстые стены давали ощущение безопасности. Во дворе замер бэтээр, на чердаке солдаты обустроили несколько огневых точек, ощетинившихся пулемётами. Вокруг расположения на постоянной основе выставлялось четыре наряда, называемых заслонами, в каждом по два человека.

Правопорядок в посёлке охранялся пешими патрулями. Днём на дежурство отправлялось четыре наряда, патрулирование длилось восемь часов. А ночью, чтобы солдаты в темноте случайно не перестреляли друг друга, наряд выделялся всего один, правда, усиленный сотрудниками местной милиции. И смены менялись в два раза чаще, чем днём. Впрочем, как, например, сегодня, обходились и без местных, которые постоянно страдали от нехватки людей.

На въезде в Октябрьское, примерно в километре от школы, из бывшего поста ГАИ был оборудован блокпост, для охраны которого раз в сутки командование выделяло отделение из взводов роты. Перед одноэтажным зданием из красного кирпича, где в советское время сотрудники автоинспекции несли свою службу, нынче в шахматном порядке стояли бетонные блоки, заставляющие водителей сбрасывать скорость и не позволяющие транспорту без задержек прошмыгнуть мимо. Дорогу перекрывал символический шлагбаум, возле которого притулилась бетонная будка с дежурившими в ней двумя-тремя бойцами. В их обязанности входил круглосуточный досмотр въезжающих в селение машин и проверка документов у водителей и пассажиров. Основные силы отделения контролировали процесс досмотра из окон здания поста.

В Октябрьском уже давно не случалось серьезных происшествий. Иногда граждане нарушали запрет появляться на улице в комендантский час, но подобные вопросы всегда решались мирно. Кроме выполнения задач по обеспечению правопорядка солдат время от времени отправляли по окрестным аулам для задержания разрозненных боевиков и бандитов, если начальству поступала информация о появлении «бородатых» в том или ином месте. Обычно использовалась лишь часть личного состава, а остальные, свободные от нарядов бойцы, отдыхали в здании школы. По сравнению с прошлыми передрягами, где довелось за последний год побывать Колобову, курорт, конечно. Война заканчивалась, и операции теперь носили характер зачисток, патрулирований, а не прямых боестолкновений.

Но всё-таки нет-нет да происходили из ряда вон выходящие случаи, когда для нейтрализации крупных бандформирований привлекались практически все имеющиеся в роте бойцы. Главными действующими лицами в таких мероприятиях являлись подразделения специального назначения, а солдаты внутренних войск работали у них на подхвате. Вот и сегодня рано утром недобитая банда навела шороху в одном из соседних аулов, захватив его и перебив при этом местную милицию. Отряд боевиков был многочисленным, хорошо вооруженным, и работа по его обезвреживанию предназначалась как раз для спецназа.

Колобов в составе роты внутренних войск тоже участвовал в этом мероприятии. Вэвэшники прикрывали спецам спину, а затем проводили зачистку освобождённого аула. К вечеру солдаты вернулись в Октябрьское сильно усталые в надежде как следует отдохнуть. Но выспаться выпало не всем: кому-то вскоре придётся заступать на ночное патрулирование. И сейчас Виктор собрался хоть немного подремать перед дежурством.

Его напарник Андрей Зуев, коренастый шатен с огромными широкими плечами, ростом в сто семьдесят сантиметров, спать мог только ночью, несмотря на любую усталость. Так уж был устроен его организм. Виктор знал, что, пока он будет отдыхать, Зуев десять раз соберет-разберёт автомат, всё тщательно подготовит и перепроверит, но своих внимательных зелёных глаз не сомкнёт.

Колобов плюхнулся на свою койку и попросил:

– Андрюх, я полежу чуток, может, засну. Ты разбуди меня перед выходом, хорошо? Чего-то я подустал сегодня, а ещё полночи бродить.

– Без проблем, отдыхай, – ответил Зуев, в душе завидуя товарищу.

Сам он заснуть не сможет однозначно. Отдохнуть не получится, наоборот, только раскиснет от лежания на матрасе. Лучше уж перетерпеть. Пока время есть, можно неспешно подготовиться к дежурству, проверить оружие. Все окружающие отмечали, что Андрей отличался какой-то неторопливостью и основательностью, не характерной для парней их возраста. До армии он несколько лет ходил в качалку, серьёзно занимался бодибилдингом, в результате чего его фигура приобрела практически квадратную форму. Он обладал недюжинной силищей, поэтому желающих подшучивать над его медлительностью, как правило, не находилось. Андрюха казался старше своих лет, хотя и попал в армию сразу после окончания школы. Родом он был откуда-то из Сибири, и иногда Колобов размышлял, все ли там такие спокойные и степенные.

В противоположность товарищу сам Витька обладал взрывным темпераментом, был почти на две головы выше, худощавее, намного стремительнее и резче. Чаще всего для принятия решений ему требовались считанные доли секунды. Как только он попал на Кавказ, практически в первых боях на его глазах погибли несколько пацанов, некоторые по собственной глупости. Обычная мальчишеская бравада слетела с него, словно пожелтевшая листва с осенних деревьев при резком дуновении ветра. Трагические события на время выбили почву у него из-под ног, но ему быстро удалось взять себя в руки. Знакомство с Зуевым пришлось как нельзя кстати. Когда именно Колобов разглядел в крепком сибиряке родственную душу, сейчас он уже не помнил. Призывались они примерно в одно время и ладили между собой с самого начала службы, стараясь держаться вместе. А в последнее время и вовсе сдружились. Они будто бы дополняли друг друга. Витька верховодил, а Андрюха работал вторым номером, который, хоть и соглашался с порывами товарища, но личное мнение всегда имел и мог «задним числом», разобравшись в скорострельных поступках Колобова, вставить своё веское слово.

Вот за это слово Витька, которому самому частенько не хватало терпения и опыта для принятия взвешенного решения, очень Зуева ценил. А ещё за надёжность и безотказность. И сам платил Андрюхе той же монетой: никогда не подводил и был готов в любой момент подставить своё плечо.

Лёжа на продавленном матрасе, Колобов думал о доме, матери, пытаясь сбросить напряжение прошедшего дня и задремать. Сознание возвращало его в реальность, не давая расслабиться. Он вспоминал, каким зелёным юнцом попал сюда. Ещё и года не прошло с тех пор, а как он изменился! До армии Витька и автомат-то в руках держал пару раз всего на недельных военных сборах, когда учился в ПТУ. Стреляли они тогда и вовсе однажды. Три патрона, одиночный режим, мишень – грудная фигура. Следующий! Что тут можно почувствовать, кроме звона в ушах?

Здесь же Колобов настрелялся от души, особенно поначалу, когда военные действия носили более интенсивный характер. Убивал ли? Достоверного ответа на этот вопрос он не знал. Такого, чтоб прямо видеть, что попал в кого-то, нет, не было. А там, кто знает… Все стреляли, и он стрелял. Но ощутить, какую силу и власть даёт человеку оружие, Витька сумел сполна.

Случилось это в самые первые месяцы службы. При проведении зачистки их подразделение нарвалось на засаду в предгорном селе. Они приняли бой, сумели вытеснить противника на окраину. Витька в сопровождении такого же ещё не опытного Зуева зашёл в дом, из которого пять минут назад по ним лупил автоматчик, замолчавший после брошенной в оконный проём кем-то гранаты.

Перешагнув через обезображенный труп боевика возле входной двери, они осторожно обследовали помещение. В одной из дальних комнат, чудом не пострадавшей, солдаты нос к носу столкнулись с нестарой ещё женщиной. Она держала на руках маленькую девочку, которая из-за пережитого кошмара даже не плакала, а только хватала ртом воздух, словно задыхалась. От неожиданности Колобов едва не выстрелил. Но за короткую долю секунды он как-то сумел распознать, что реальной опасности нет. В глазах женщины Виктор прочёл целую гамму разных чувств, главными из которых были ненависть и покорность. Точнее, покорность и ненависть. Случись прочитать наоборот, то, возможно, он нажал бы на спусковой крючок. Инстинкт самосохранения, ничего не поделаешь. К счастью, он этого не сделал, и получилось так, как получилось.

Колобов на всю жизнь запомнил выражение глаз женщины. Хозяйка смотрела на направленные на неё автоматы, боясь сказать что-либо, и только крепко прижимала девочку к своей груди. Солдаты тоже молчали. Они, хоть и пришли сюда с целью зачистки, всё равно по неопытности были застигнуты врасплох внезапной встречей и не знали, что им делать дальше.

В зависшей над комнатой тишине Андрюха слегка шевельнул огромными плечами, тяжело переминаясь с ноги на ногу. Женщина испугалась, не понимая намерений военных, чужих, в общем-то, для неё людей. Она с мольбой в голосе что-то заговорила на непонятном языке. Смысл слов парни уловили без труда: она просила сохранить жизнь дочке и себе. Не поворачиваясь к ней спиной, не сговариваясь и не произнеся ни слова, Колобов и Зуев осторожно вышли из комнаты. Они покинули полуразрушенное жилище, ещё раз перешагнув на пороге через тело убитого боевика, может быть, мужа той женщины с девочкой на руках.

4

Банда Юсупова скиталась по горам и пряталась в зелёнке уже который месяц. Люди устали, военными успехами похвастаться не получалось давно. Соответственно, практически прекратилось финансирование, в прежние времена полновесной рекой перетекающее в руки Малика Юсупова от иностранных источников, заинтересованных в его услугах.

До войны Малик жил в крупном предгорном селении со старым советским названием Октябрьское, получившем своё наименование в честь социалистической революции. Он работал механизатором в местном совхозе, к своему тридцатилетию был женат, имел двоих сыновей. Жил небогато, но достойно. Правда, Юсупов всегда считал, что ему уготована лучшая роль, чем возня с тракторами. И дождался своего шанса.

Когда началась первая кампания, Малик воспринял проходящие вокруг события как возможность выбиться в люди. Он без колебаний взял в руки оружие. Отрастил бороду, которую раньше не носил. Сколотил отряд из местных, познакомился с наёмниками-иностранцами, влившимися под его начало. Заимел покровителей, которые щедро оплачивали боевые вылазки по нападению на колонны федеральных войск и другие лихие операции.

Не гнушался отряд Юсупова и прочими специфическими способами заработать, такими как похищения людей, за которых бандиты требовали выкуп у родственников несчастных пленников. Много унесенных жизней было на их счету и на его, Малика, личном счету тоже. Об убитых им солдатах Малик не переживал: так, иногда приходили мысли, что у них где-то остались матери, жёны. Но ведь ни лично он, ни его братья по оружию этих солдат сюда не звали.

Юсупов поддерживал идею становления молодой независимой республики, поэтому он легко успокаивал себя тем, что делал большое дело, воюя на своей земле с чужаками. Да и федералы особо с местными не церемонились, немало чего здесь разрушили и уничтожили. Так что кровь за кровь. Никаких угрызений совести Малик не испытывал. Численность отряда в лучшие времена доходила до пятисот человек, денег хватало. Сбылась его давнишняя мечта – он стал большим человеком, влиятельным полевым командиром.

По окончании первой войны Малик обосновался в своём родовом доме в Октябрьском. И тут выяснилось, что убивать за деньги представителей федеральной власти и строить независимую республику – это абсолютно разные вещи. Иностранных эмиссаров процветание местного населения совершенно не интересовало. Они по-прежнему готовы были платить хорошие деньги за террор в отношении федералов, но войска ушли, и центральная власть здесь перестала существовать де-факто. Чтобы зарабатывать на привычном уровне и привычным способом, полевым командирам приходилось осуществлять набеги на сёла в соседних республиках, нападая на военнослужащих и государственные органы.

Правительство России быстро поняло, что, пойдя на уступки один раз, страна получает вечный кровоточащий гнойник, грозящий охватить весь Северный Кавказ. Вопрос требовал кардинального решения. И вскоре началась вторая кампания. В республику вновь вошли федеральные войска. Пользуясь тем, что мирное население устало от войны и разрухи, центральная власть в каждом городе и селении начала договариваться с местными о мире. Взамен требовали одно: выдать боевиков, прекратить вооружённое сопротивление и сложить оружие. Кто не совершил тяжких преступлений, попадали под амнистию и спокойно возвращались домой. Не желающих сдаваться фанатиков и отморозков выдавливали в горы и уничтожали. Власти освобождали село за селом, постепенно продвигаясь вглубь территории республики.

Дошло дело и до Октябрьского, которое Юсупов вместе с частью своего отряда превратил в серьёзный укрепленный район. Вторая часть, состоящая преимущественно из иностранцев, оставаться здесь не захотела и постаралась с боем прорваться в Грузию, но этот путь уже был отрезан. Наёмники вернулись и вновь примкнули к Юсупову. О судьбе местного населения Малик не задумывался. Некоторые сельчане успели до начала боевых действий покинуть свои дома, кто-то предпочёл остаться и вынужденно прятался по подвалам.

Войска взяли село в плотное кольцо и приступили к штурму, который проходил в течение нескольких дней. Территория отвоёвывалась у боевиков метр за метром, для подавления огневых точек федералы не жалели огневых средств, активно работала авиация. Селение очень сильно пострадало в ходе штурма, от многих домов остались лишь руины. Боевики отчаянно сопротивлялись, войска несли серьёзные потери, но через три дня после начала штурма отряд Юсупова был разгромлен. Немалое количество его людей погибло, некоторые сдались в плен. Сам Малик, оставшись с горсткой бойцов, в одну из ночей предпринял отчаянную попытку прорыва в горы, которая, к счастью для него, увенчалась успехом.

В Октябрьском, да и в других местах, заново создавались органы федеральной власти. Работать туда приходили те, кто реально хотел мира и не разделял убеждения Юсупова, всё еще грезившего продолжением партизанской войны. Всех, кто ушёл под крышу новых властей, кто сдался, Малик считал предателями.

Обстановка в отряде осложнялась с каждым днём. По всем крупным населённым пунктам стояли федеральные части, которые опирались на местные органы управления, сформированные из идейных противников Юсупова. Исчезла возможность спокойно заходить в аулы и сёла для отдыха и пополнения запасов еды. Риск нарваться на засаду возрастал многократно. Спецназ методично обшаривал округу, уклоняться от боёв становилось всё сложнее. Частенько приходилось сталкиваться в перестрелках с теми, кто вчера ещё соблюдал нейтралитет или вообще воевал на одной с Маликом стороне. Отряд забился глубоко в леса, из которых без крайней необходимости боевики не осмеливались и носа высунуть.

Семью, остававшуюся в Октябрьском, Малик давно не видел. О том, чтобы проведать своих, он теперь не помышлял. От верного человечка слышал, что дом его остался частично цел и жена с детьми всё ещё живёт там. Но в селе на постоянной основе базировались рота из бригады внутренних войск, работал отдел милиции, сформированный из местных жителей, поэтому соваться туда мог бы только сумасшедший.

В остатках некогда довольно крупного подразделения Юсупова на сегодня оставалось примерно пятьдесят человек. Это те люди, кому посчастливилось вместе с командиром вырваться из окружения при штурме Октябрьского плюс десятка два примкнувших к отряду членов других уже разгромленных вооружённых формирований. Контингент состоял преимущественно из не так давно проживающих в здешних населённых пунктах мужчин, хотя оставались и иностранцы-наёмники. С боеприпасами намечались проблемы, провиант приходилось добывать путем набегов на мелкие деревни, и от этого количество недоброжелателей среди населения постоянно увеличивалось.

Управлять отрядом Юсупову становилось всё труднее: по мере успехов федералов и установления мирной жизни на освобождённых территориях, всё больше людей под его подчинением начинали роптать, задавая очень неудобный вопрос: «Малик, а что дальше?»

Религиозными фанатиками, в отличие от некоторых иностранцев, местные не являлись. Другой Родины они не имели. Все прекрасно видели, к чему всё катится, боевой дух стремительно падал. Многим за их похождения в случае сдачи в плен ничего хорошего не светило, но находились и те, кто сомневался и всё чаще и чаще смотрел в сторону дома. Наёмники один за другим покидали отряд и пытались через соседние государства, в настоящий момент не совсем дружественные России, вернуться домой. А куда бежать им, местным?

Федеральная власть объявила амнистию тем, кто добровольно сложит оружие, и это выбивало почву из-под ног у Юсупова. Он потерял уверенность в своих людях и боялся рано или поздно остаться практически в одиночку. Во время разговоров со своими братьями по оружию Малик внимательно всматривался в лица собеседников. Он пытался определить, способен ли его визави на предательство, не сдастся ли властям при первой же возможности? Чаще всего во встречных взглядах Юсупов читал сквозящую неуверенность в завтрашнем дне, страх. Люди отводили глаза в сторону, пытаясь скрыть свои чувства, но Малик много повидал на своём веку, и обмануть его, как он считал, мало кому удавалось.

«Что делать?» – ответа на этот вопрос Юсупов не знал.

Раньше, особенно в первую кампанию, Малику казалось, что он делает какое-то большое дело, воюя с регулярной армией. А затем потихоньку пришло понимание, что они стали жертвами чужих шайтанских игрищ, где им отведена роль пешек. Зарубежные покровители подбрасывали денег и обещали всякие блага, но нынче все эти спонсоры куда-то улетучились, связь с кем-либо из них абсолютно отсутствовала.

«И чего я добился? – спрашивал себя Малик. – Куда теперь податься?»

Мысли, приходившие ему в голову, не радовали. Домой нельзя, слишком много «кровников» имелось у него по всей округе. Рассчитывать на прощение не приходилось, он это знал твёрдо. Сдаться федералам и получить лет пятнадцать тюрьмы, а то и пожизненное? Нет уж, спасибо. Как же так вышло, что он из одного из патриотов, воющего за независимость своей республики, скатился до уровня простого наёмного разбойника? А если разбегутся оставшиеся члены отряда, что он будет делать один?

Перспективы вырисовывались нерадужные. Надо как-то выбираться за кордон, а для этого требуются связи, деньги. Ничего серьёзного он не скопил. Всё, что получал от спонсоров, делил между бойцами и тратил на нужды своего подразделения. Какие-то копейки, конечно, оставлял себе. Этого явно не хватит не то что на безбедную жизнь за границей, но даже на первое время. Да и добраться до тайника нынче не представлялось возможным. Деньги Юсупов хранил в своём доме, при бегстве из Октябрьского не до них ему было. И вообще, кто его ждёт за границей? Вот если б ему помогли выехать отсюда и обосноваться в одной из стран, тогда другое дело! Разве такое возможно в нынешних условиях? Суровая реальность пугала полевого командира, но перед рядовыми членами отряда он, как говорится, держал марку, делая вид, что полностью контролирует ситуацию.

Юсупов очень обрадовался, когда в начале лета на связь с ним вышел некто Абу Али с позывным «Ягуар». Это был один из высокопоставленных руководителей «Международной Исламской Бригады», совсем недавно составляющей костяк вооружённых сил республики. Ягуар позвонил по спутниковому телефону и назначил встречу, предупредив, чтобы Юсупов приходил в условленное место неподалёку от нынешней стоянки отряда в одиночку. Малик познакомился с ним года два назад, относился к Али как к покровителю, потому что именно от него к полевому командиру в течение долгого времени непрерывным потоком струился звонкий денежный ручеёк. С недавних пор связь прервалась, и Юсупов не имел понятия, где теперь обретается этот влиятельный ваххабит.

Звонок Ягуара воодушевил Малика. Раз Абу Али жив и сам предложил переговорить с глазу на глаз, значит, имеет сказать что-то серьёзное. Война практически окончена, не сегодня так завтра федералы возьмут под свой контроль всю территорию, и тогда – конец всем. Ягуару тоже необходимо отсюда выбираться, поэтому Малик ждал разговора с осторожным оптимизмом, надеясь по его результатам на какие-то для себя перспективы.

В назначенное время они встретились в горном лесу у маленького родника, еле выбивающегося из-под камней на поверхность земли. Мужчины поздоровались и присели рядышком на прогретый солнцем валун. Сопровождающие Абу Али шестеро бойцов расположились чуть в стороне, чтобы не мешать говорящим. Малик поделился последними новостями. Рассказывая об ухудшающейся обстановке, он поглядывал на своего покровителя, стараясь угадать, с чем всё-таки пожаловал гость. Но тот до поры до времени хранил молчание, и, что скрывается за бесстрастной маской на лице собеседника, полевой командир разобрать не мог. Малик очередной раз подумал: кто такой этот Ягуар?

Человек без возраста. Невысокий рост. Типичная арабская внешность, чёрные волосы, выглядывающие из-под накинутой на голову «арафатки». Длинная борода с гладковыбритыми усами. В манере двигаться действительно улавливалось что-то кошачье, созвучное с позывным. Тренированное тело напоминало крепко сжатую пружину, готовую в любой момент распрямиться и нанести удар. Карие глаза источали холод и смотрели внимательно, словно сканировали. Находиться под его взглядом было крайне неприятно. Кто он по национальности, Малик не представлял, а спросить не решался. Уж больно опасным казался этот человек. Общались они всегда на русском. Юсупов отмечал, что Ягуар владеет языком неплохо, а небольшой акцент абсолютно не препятствует пониманию произносимых фраз.

Закончив рассказывать, полевой командир с надеждой ждал, что скажет гость. В конце концов Малик столько каштанов натаскал из огня для этого араба за время их совместной боевой деятельности, что с лихвой доказал свою верность и вполне мог теперь рассчитывать на помощь.

Ягуар выдержал паузу, словно бы ещё сомневался, стоит ли продолжать разговор.