Я поздоровался с обоими мужчинами за руку, повесил сумку на вешалку, и, по приглашению Геннадия направился с ними в столовую. Армавирский был задумчив и угрюм.
В столовой все уже были в сборе. Поприветствовав присутствующих, я сел на предложенное место между симпатичной, но полноватой Еленой, сестрой хозяина дома, и эффектной красоткой Екатериной, его гражданской женой. Геннадий сел во главе стола, рядом с ней. Дионисий присел рядом с женой. Напротив нас расположились их дети, Артем и Евгения. Рядом с девушкой сидел Роман Шерягин. Еще одно место пустовало.
– Друзья, – поднявшись со своего места, обратился к сидевшим за столом Геннадий. Сегодня он был в прекрасном темно-синем костюме-двойке, идеально подогнанном по фигуре. Лицо его разгладилось, губы растянулись в улыбке, а в глазах появились озорные огоньки. Но при этом, как мне показалось, его беспокойство никуда не делось. Более того, казалось, к нему прибавилось чувство неуверенности, словно он боялся совершить серьезную ошибку. – Я собрал вас сегодня здесь не просто так. А для того, чтобы… – Он с обожанием посмотрел на свою невесту, – чтобы в вашем присутствии сделать предложение своей любимой женщине, Екатерине. – Армавирский в мгновение ока извлек откуда-то небольшой, обшитый красной замшей футляр для колец и открыл его. Перед нами во всей своей красе предстали два изумительных по красоте золотых обручальных кольца с вкрапленными в них крупными драгоценными камнями, по всей видимости, рубинами. – Катенька, – его голос задрожал от нежности, – выходи за меня!
На несколько мгновений в воздухе повисла полная тишина, однако по поведению избранницы Армавирского, я понял, что происходящее стало для нее полной неожиданностью. Темные длинные волосы, огромные глаза, какие манят мужчин, словно магнит, аккуратный тонкий, немного вздернутый носик, четко очерченные пухлые чувственные губы. И выражение печали на лице. Таких женщин любят поэты. А еще мой друг.
Женщина медленно поднялась и смущенно, стараясь ни на кого не смотреть, ответила:
– Гена, мы с тобой об этом уже говорили, и я вынуждена повторить это еще раз. Ты хороший… очень… правда… Но я пока не готова принять твое предложение. – Поверь, дело не в тебе, а во мне… извини. – Она с выражением проштрафившейся школьницы опустилась на свое место, и я заметил, как на ее лбу от волнения выступил пот.
Повисла неловкая, тягостная пауза. Никто из присутствующих не знал как себя вести в такой ситуации. Я тяжело вздохнул, давая понять другу, что сочувствую ему и нахожусь целиком на его стороне.
Ни слова не говоря, Армавирский схватил со стола бокал с виски и, осушив одним махом, спрятал футляр с кольцами в кармане пиджака и сел.
Больше в течение ужина никто не проронил ни слова.
Когда все насытились, Геннадий подошел ко мне, взял под локоть, и пригласил в свой кабинет.
– Сейчас нам принесут выпить, и больше нас никто не потревожит, – сказал он.
Я внимательно на него посмотрел. Он не находил себе места и был сильно взволнован. Мы вышли из столовой и прошли через гостиную, где я захватил свою сумку, в другую часть дома. Туда, где располагался кабинет хозяина.
Когда Дионисий принес на подносе виски и закуску, Геннадий, который до этого нервно ходил из угла в угол, попросил его больше нас не беспокоить и сел в кресло напротив меня.
Глава 7
Разговор с Армавирским
Я осмотрелся. Это просторное и одновременно уютное помещение, которое Геннадий сделал своим кабинетом, мне нравилось. Здесь все было основательно. К стенам примыкали старые, доставшиеся хозяину от родителей массивные шкафы с книгами, Широкие кожаные кресла, между которыми находился небольшой журнальный столик. В правом углу камин. Слева от входа большой письменный стол с компьютером.
Мой друг детства, с одной стороны, был чем-то озабочен, а с другой, расстроен своим прилюдным фиаско из-за отказа Екатерины. Армавирский плеснул по бокалам «Джонни Уокер» и, махом осушив свой, попросил меня:
– Глянь, пожалуйста, закрыто ли окно?
Я поднялся, подошел к окну и заглянул за массивные бархатные гардины. Окно было закрыто.
– Все нормально, оно закрыто, – сказал я, вернувшись на место. – Что с тобой? – обеспокоенно глянул я на него.
Однако вместо ответа получил новый вопрос:
– Извини, просто меня сегодня… выбили из колеи… Не посмотришь, а дверь заперта?
Хмыкнув, я выполнил и эту просьбу друга, и вернулся в кресло:
– Да что с тобой? Все закрыто, говори же.
Геннадий подал корпус тела вперед и внимательно посмотрел мне в глаза:
– Я тебе уже говорил, что мой бывший работодатель, Мягков, перед своим побегом за границу оформил на меня часть своей недвижимости. – Он помолчал. – А сегодня он позвонил мне из Лондона и попросил переоформить все на человека, имя которого он мне назвал.
Тут следует сделать небольшое отступление и пояснить, что, как я уже упоминал, мой друг, Армавирский, последние несколько лет работал налоговым консультантом в крупном промышленном холдинге. Его главным акционером являлся бизнесмен Онуфрий Мягков, чье состояние, по оценкам журнала «Форбс», составляло более двух миллиардов долларов.
Последние два года корпорация Мягкова медленно шла ко дну. Но виной тому было отнюдь не плохое финансовое состояние. Дело в том, что олигарх, по признанию Армавирского, постепенно выводил активы в офшоры, намереваясь впоследствии обанкротить компанию, после чего с комфортом отъехать на берега туманного Альбиона.
Однако было одно «но». Офшоры с недавнего времени стали объектом пристального внимания западных спецслужб, так как Конгрессом США было инициировано расследование в отношении богатейших россиян. Поэтому хранить в них «нажитое непосильным трудом» стало опасно.
А летом этого года в России были приняты поправки в закон «О банкротстве», согласно которым нерадивый собственник обанкротившейся компании отвечал по ее неисполненным перед кредиторами обязательствам всем своим личным имуществом.
Долгов же у «Аксерос-групп» Мягкова накопилось на многие миллиарды рублей. И перед контрагентами, и перед налоговой, и перед собственным многотысячным трудовым коллективом.
И Онуфрий Мягков оказался в очень непростой ситуации. Что называется, между молотом и наковальней. Большую часть принадлежавшего ему состояния он успел вывести за рубеж, но недвижимость стоимостью в сотни миллионов долларов продолжала «висеть» на нем и его родственниках, которые, в случае банкротства, по новым поправкам, тоже отвечали бы по долгам холдинга вместе с ним.
Продать сотни гектаров земли в Подмосковье, а также бизнес-центры, дома и квартиры быстро и за их реальную стоимость было невозможно. Именно поэтому Геннадий, будучи преданным олигарху и, что немаловажно, неженатым, оказался в числе нескольких счастливчиков, на которых эта недвижимость была экстренно переоформлена. Путем притворной купли-продажи.
Как мне рассказывал сам Армавирский, десять процентов Мягков отдал ему за «услуги по хранению». И вот теперь свою недвижимость Онуфрий требовал переписать на другого. Досадно, знаете ли…
– Насколько я помню, – задумчиво проговорил я, – ты рассказывал, что для того, чтобы не платить подоходный налог с ее продажи, недвижимость должна находиться в твоей собственности не менее пяти лет?
– Этот вопрос для него не преграда, – вяло отмахнулся мой друг.
Я потянулся к своей предусмотрительно захваченной сумке и достал из нее несколько листов чистой бумаги и ручку.
– Не волнуйся. Сейчас мы с тобой аккуратненько все разложим по полочкам.
– Я думаю, что мой секретарь, Шерягин, приставлен ко мне Мягковым, чтобы меня контролировать, – серьезно сказал Геннадий. – А сейчас, после очередного отказа Кати, я стал укрепляться в мысли, что единственная причина, по которой она сюда ездит – наблюдение за мной и получение информации.
– А у тебя я вижу мания преследования, – в шутку произнес я. – Надеюсь, меня ты в этом не подозреваешь?
– Тебя нет, – отмахнулся Армавирский, – но последнее время у меня такое ощущение, что за мной кто-то следит. Или негласно охраняет, что тоже возможно. Я ведь до сих пор Мягкову повода усомниться в своей лояльности не давал. – Он снова плеснул себе виски. – А ты представь, что будет, если со мной, не дай Бог, что-нибудь случится? Моим наследникам-то он не предъявит, что мое нынешнее состояние – фикция. – Гена выпил виски и бросил в рот несколько орешков. – Но я подозреваю другое. Что это вовсе никакая не охрана, а, возможно, кто-то заинтересован меня убрать.
Я изумленно вытаращился на друга:
– Убрать? Но зачем? С какой стати?
– Не знаю. Но у меня нехорошее предчувствие.
Он поднялся из кресла, подошел к одному из шкафов, снял с полки книги, и я увидел дверцу вмонтированного в стену сейфа. Армавирский набрал код и, открыв его, достал пистолет.
Я изумленно присвистнул:
– Боевой?
– А ты как думал? Я всерьез опасаюсь за свою жизнь. – Он прошел на место и достал из рукоятки обойму с патронами.
– Разрешение на оружие оформил? – уточнил я.
– А как же! – горделиво ответил мой друг.