На пороге

И я ему ни капли не завидовал.

– Сынок… – начинала мама, но фраза терялась в беззвучных содроганиях хрупкого тела.

– Я же не на войну еду, мамуль, – я гладил маму по начавшим седеть волосам. – Сначала два года обучения. Потом только распределят. Может, к тому времени все закончится.

– Закончится, – эхом повторяла мама, и слеза скатывалась на щеку, змеей проползала по коже и пряталась в уголках губ.

Тридцать шесть одинаковых лысых голов выстроили вдоль поезда и пересчитали.

– Занять места в соответствии с полученным билетом, – старший лейтенант, который вез нас в учебку оказался неплохим малым и дал еще минуту на прощание с ближайшими родственниками.

– И почему ты бросил танцы?

– Ты же понимаешь.

Мама кивнула и обняла меня так, что у меня аж суставы хрустнули. Никогда бы не подумал, что в этой маленькой женщине столько силы.

Мы с Андроповым оказались в разных вагонах.

Хоть что-то радует.

Я стоял у окна и смотрел на плачущую маму.

Хотелось выпрыгнуть из поезда, взять самого дорогого в мире человека за руку и сказать, что передумал, что брошу я все это и пойду снова на танцы.

По сути, вражда с Андроповым уже не так занимала меня, как полгода назад.

Уже не это двигало мной.

Просто я знал, что там, за окном этого поезда мир, полный обыденности и скуки. Понимал, что там мне не место. Понимал, что просто не вынесу размеренности, комфорта и простоты. А еще. А еще я знал, что там есть Машка, с которой я никогда не заговорю. Просто не смогу. Потому что не смог однажды.

Когда поезд тронулся, и я потерял из виду маму, на телефон пришла смс-ка:

«Береги себя»

И откуда она узнала мой номер?

***

Мы с Андроповым попали в разные роты.

Пересекались иногда в столовой, иногда у центрифуге, играли друг против друга в футбол между подразделениями.

Ненависти не было. Ничего не было. Безразличие.

Дни казались одинаковыми, но при этом очень насыщенными. Чего только не успеешь переделать с шести утра до полдесятого вечера. Расписание напряженное, сложное, даже интересное, но – на то оно и расписание – однообразное. Как будто вереница скопированных под копирку дней, которые ты просто раскрашиваешь по-разному своими эмоциями.

Машка больше не писала. Ни единой смс-ки. Ни одного письма. Ни звоночка.

Хотя я от безысходности отправил ей два сообщения.

«И ты» – на следующий день после присяги.

«Как ты?» – той самой ночью, когда прошел ровно год с моего отъезда с вокзала.

Мама, конечно же, звонила регулярно. Два раза приезжала, несмотря на то, что учебка была за тысячу километров от дома.

Скучная армейская жизнь.

Конспекты, тренировки, марш-броски, центрифуги, пробные полеты, песни под гитару – все это только звучит привлекательно.

Да вот только сложно разобраться, сильно ли это отличается от той гражданской жизни, от которой я отказался, ради риска, неопределенности и приключений?

Я бы точно разобрался с этим. Когда-нибудь позже.

В воскресение я шел в чепок, полакомиться вафлями с вареной сгущенкой и крепким кофе – в другие дни позволить себе такую роскошь могли лишь сержанты.

Пахло осенней листвой, мокрым асфальтом и немного стираным бельем из бани.

Из гостиницы, в которой мы жили во время увольнений, вышли они.

Андропов и Федорова держались за ручку. Машка хохотала, разбивая ударом футболиста аккуратные кучки листвы – результат утренних трудов нарядов. Андропов блаженно смотрел на небо и что-то беззаботно рассказывал.

Они увидели меня и замерли.

Даже не представляю, насколько грозно я выглядел, но на лице Машки я прочел искренний испуг. Андропов сжал кулаки и стоял, не двигаясь, как будто ожидая от меня атаки.

Я махнул рукой, приветственно улыбнулся и зашел в чепок.

Пришлось просить у мамы, чтобы она перевела деньги. Два стола и три стула я обязан был заменить за собственный счет.

***

Через неделю у роты Андропова стоял экзамен. Вращение на центрифуге. Максимальной степени сложности.

В нашем подразделении он был ровно неделю назад. Двое курсантов благополучно слились, не выдержав нагрузок. Я лично видел, как старший лейтенант Гладько постепенно увеличивал скорость вращения до максимума, а через пару минут под крики: «Нет!» останавливал тренажер.

Я проверил: Андропов будет сдавать экзамен первым. До него по алфавиту никого не было.

Героем может стать только один.

Ночью договорился с постовыми, чтобы подойти к центрифуге. Мол, на экзамене потерял зачетку здесь, если сегодня не найду – позор и отчисление. Цена вопроса – пакет молока и две пачки печенья.

Знания, полученные в школе, оказались совсем не бесполезными. Физика и механика – великие науки.

На утро мне предстояло задание посложнее. Надо было как-то договориться с лейтехами и сержантами, чтобы не присутствовать на первых занятиях. Выход нашелся сам по себе – кто-то из наших сильно заболел и его направляли в санчасть. Я тоже покашлял в кулак, мол, заразился.

В санчасть нас вел сержант Лебедев. В простонародье – Лебедь.