Двубашенный замок*, первая половина дня
(31 января)
Сегодня утро началось совсем не так, как обычно.
Почти все смены охраны повылезали из своих казарм, и принялись перебирать и о чем-то расспрашивать рабов. Но не так, будто стало известно о попытке побега или опять какой-то бедолага от безысходности и сытой, но отупляющей работы, бросился на одного из мастеров или надсмотрщиков.
Нет, и рослые незлобивые фризы, и подвижные говорливые горцы были спокойны. Древком укороченного специально для здешних теснин копья или ножнами – отхватывали, как обычно, только самые неповоротливые. Когда по итогам расспросов набиралась группу, ее отводили куда-то наверх.
Через некоторое время бывший командир двадцати воинов в охране здешних же рудников, а сейчас раб-каменотес, получил ответ на свой невысказанный вопрос: правда, его самого без всяких расспросов сразу отделили от основной массы трудяг.
Как выяснилось, отобранных людей отводили в самый большой зал Двубашенного замка, расположенный в центе огромной крепости. К полудню там собрали около пяти сотен рабов.
Все это время они лениво и беззлобно переругивались, и так же – без особого любопытства – обсуждали, будут ли сегодня кормить, или именно на них решили начать экономить. Только здесь бывший воин вдруг осознал, что, судя по лицам, он среди своих бывших коллег по опасному ремеслу…
…Среди воинов бывшего Золотого протектората – наемников-рушаим*, – было мало канаанеев. В основном их набирали среди племен-союзников из числа прибрежных ушодов (09). Ну и немного среди беглецов из аварской степи. В последние годы там творилась какая-то ерунда, и небольшие группы воинов нет-нет, а выходили к канаанским границам, чтобы продать свою верность.
(09) Ушоды – жители скалистого, но щедрого на ресурсы полуострова Ушоред, лежащего на юго-восток от Арвада. Не смотря на это, прибрежные племена живут довольно скромно. Они воинственны, и постоянно заняты междоусобными счетами. А вот ближе к восточному краю полуострова расположен по-настоящему щедрый на земные блага уголок. Его делят между собой богатые торговые кланы, не заинтересованные в том, чтобы чужаки посещали их края. Из-за этого о тамошних обычаях, традициях и общественном устройстве, окружающим мало что известно.
Очевидно, в какой-то момент эта мысль пришла не только ему, и этот кто-то поделился наблюдением, после чего на толпу постепенно стало опускаться тишина. Даже в самые твердые головы стала просачиваться мысль, что это же точно неспроста…
В какой-то момент бывший командир двадцати заметил, что все больше взглядов направлены куда-то вверх, и тут с небольшого балкона, граничащего при прежнем коменданте с его покоями, раздался чей-то спокойный и немного насмешливый голос. Чувствовалось, что как и большинству из них, его обладателю канаанский не родной.
– Меня зовут ярл Ингвар. Я победил ваших хозяев. Видел, что бились вы и умело, и храбро. Наказывать тут не за что, но и награждать тоже не стану: все же убивать вы пытались именно моих воинов, – шутка не вызвала смеха, но в это мгновение по толпе слушателей прошла едва заметная волна, выдающая, что его слушают, и слушают внимательно. – На переговорах о мире ни один из великих городов не поддержал разговор о вашем выкупе, и так получается, что сейчас работаете вы только на меня. Как можете…
На этот раз по несколько ожившим лицам многих рушаим скользнули горькие улыбки, но ни одного звука из их уст по-прежнему не прозвучало. Каждый из рабов понимал: сказано далеко не все, и опасался что-то пропустить.
– Скоро мне нужно будет уйти на новую войну, а недавно я вспомнил о вас, и спросил себя: раз эти люди работают только на меня, то почему бы не превратить плохих рубщиков камня снова в умелых и надежных воинов?! Те, кому подходит такая судьба, пусть отправляются в ворота под моим балконом. Те, кому понравилась его новая работа, пусть возвращаются в ворота, через которые его привели сюда.
Но этом треверский ярл развернулся и покинул зал.
____________
* Ахот (канаан. [ahot melik] сестра царя) – родовой замок на юго-западе Золотого протектората. Стоит на правом берегу реки Амай, и ранее являлся владением бывшего «царского рода» из канаанского Газора.
* Ливэ – обращение «Уважаемый», сокращение от традиционного фризского приветствия [liewe heer] – уважаемый господин; служит для самостоятельного использования по типу английского обращения к титулованному собеседнику, и ближе всего по значению к «достопочтенный».
* Аскольд (древнегерм. [ask-, aska-, asca-] ясень (в значении «копье», поскольку древко чаще всего делалось из этой породы деревьев) + [-wald, -walt] – власть, сила) – Власть копья (Сила Оружия), впервые упоминаемый в роли посланника батавов при Торговой тысяче в первой книге серии «Конунг: Вечный отпуск». Фамилия Ленструнг (из рода Ленстра) – означается, что он из королевского рода батавских правителей, к младшей ветви которого – в племени Херенвен, – принадлежит его дядя – нынешний конунг батавов Абе Упрямый.
* Около 29 кг в золотых слитках – минимальное соотношение золота к серебру на Ахкияре – 1\12, а из этого объема золота можно начеканить почти 17 тыс. монет. Именно с учетом некоторой комиссии за обмен металла на монету, эта сумма и была оценена именно в 200 тыс. «серебром». Хотя из-за редкости этого драгметалла, и соответственно компактности больших сумм при перевозке, соотношение стоимости постоянно скачет, и не в пользу серебра.
* Великий Карт (канаан. [kart] город) – самый большой и могущественный из канаанских великих городов. Возглавляет неформальный союз четырех (Карт, Элат, Газор и Баал-Рош) из двенадцати городов-государств составляющих Лигу Спокойствия. Считается древнейшим поселением на архипелаге Баал-Хаддат.
* Двубашенный замок – мощное крытое каменное укрепление в бывшем Золотом протекторате, зрительно состоящее из двух неодинаковых башен над местными золотыми рудниками. Его залы и развитая система пещер к началу четвертой книги серии «Конунг: Королевский тракт», легко вмещают несколько тысяч рабов, мастеров и многочисленную охрану.
* Рушаим (канаан. [rosh] голова) – многие из наемников в этих отрядах предпочитали оставить привычное для них оружие и броню, а вот шлемы в большинстве своем выбирали канаанские, изготовленные специально для них. Чуть более массивные и надежные, чем те, что использовали сами канаанеи, у которых почти все воины постоянной готовности относились к флоту, и старались подбирать вооружение более подходящее при возможном кораблекрушении.
Глава 4. Львиные копи
Пещеры на севере от Малета, полдень
(5 февраля)
Неизвестные умельцы проточили здешние скалы множеством очень низких, и одновременно удивительно широких проходов. Уже на второй попытке я избавился от шлема и ограничился импровизированным тюрбаном. Шагать в полуприсяде было чертовски утомительно, поэтому забывшись, я нет-нет, а ерзал макушкой по местным потолкам.
Львиные копи – так назывался спутанный клубок пещер в двух днях пути на север от Малета. Многочисленные входы в них издырявили Великий хребет. Правда, сконцентрированы они были на довольно компактной территории. Метров триста вдоль подножия многотысячных пиков, с вершинами, едва различимыми среди облаков.
Почему «львиные», и почему именно «копи» – чиуру давно уже не помнили, но местности на сутки пути вокруг них традиционно опасались.
«Что б вас! – наступив на очередную неровность, моя голова приподнялась на пару сантиментов выше, и макушка в очередной раз шаркнула по потолку. – Да, что за карлики здесь чудили-то…»
Подробностей в темноте было не рассмотреть, поэтому пришлось наклоняться. Факел делал меня куда уязвимей для нападения, поэтому я и решил от него отказаться, но тут образовалась другая проблема.
Дар Жреца хорошо высвечивал живых, но скалы, почву и какой-нибудь тысячелетний мусор на «внутреннем радаре» – отмечались просто в виде слегка размытого темного контура. При этом живых было видно вне зависимости от того, теплокровная это тварь или какая-нибудь змея, черепаха, ядовитый паук, гигантская мокрица.
В местном климате всего этого было слишком много, поэтому при выборе видеть все это мерзкое многообразие издалека или в подробностях различать дорогу – выбор был очевиден. По крайней мере, для парня из средней полосы…
Нащупав препятствие, я с удивлением «узнал» кость. Скорее всего, берцовую – от какого сравнительно крупного млекопитающего, а возможно и человека.
«Все страньше, страньше…»
Местные пещеры, кстати, помимо необычной формы удивляли и не менее удивительной чистотой. Пыль, насыпи из мелких камней там, где они расширялись или пересекали пустоты куда более привычный формы. И тут – на тебе, после нескольких часов исследований, – кусок чьей-то ноги. Осмотревшись, я убедился: да, другие части неизвестной жертвы отсутствовали.
«Все-таки один единственный кусок чьей-то ноги. Неужели наконец-то нащупал правильный путь…»
Отложив кость в сторону, поближе к стене, чтобы опять ее «не найти», я перехватил секиру, и зашагал дальше. Лезвие оружия, которое досталось мне от канаанея практически убившего Катю, было из очень узнаваемого металла. Того же самого, что и мой давний кинжал, больше трех лет назад прервавший жизнь «немертвого» в Долине ушедших*, и так глупо потерянный еще через полтора года в подземельях Нойхофа*.
* * *
Последнее время я как мог, старался избегать Катиного общества.
Нет, она не перестала быть моим другом, но наблюдать за тем, как ее аура темнеет, а тело – просто иссыхает, и все это практически в режиме реального времени, – было слишком уж мучительно. Это ведь еще и подтачивало мою уверенность в себе.
После того, как я проникся ощущением бесшабашной вседозволенности, что внушал жреческий дар, и сама здешняя медицина, иная точка зрения на реальность была, что нож острый. В голову начинали лезть совсем уж неприятные мысли о собственной уязвимости. О том, что любой наконечник копья, меч, топор или кинжал в руках какого-нибудь ничтожества может оказаться смертельным и для меня тоже…
В общем, медленное угасание Кати было колодцем в такие глубины рефлексии, что заглядывать туда и одновременно заниматься полноценной подготовкой к походу, становилось трудновато. Девушка чувствовало все это, и не настаивала на прежних, ежедневных визитах.
И вот теперь, когда я уже смирился, что нужно всего лишь дождаться, а потом, пристойно похоронить ее, аптекарь Вис (чтоб его – Корявый), заявляет: все не так однозначно и есть годные варианты. Особенно для меня, чужака, выросшего вне традиционных фризских страхов о жизни и смерти, о героях, которым не дали спокойно умереть, а они вернулись и устроили друзьям и родне «веселую, но недолгую жизнь…»
В бывшем СССР благодаря Голливуду на слуху была лишь история о чудовище Гренделе*, но у фризов, как и земных скандинавов и германцев вообще, таких сказочек хватало. Да и воспринимались они, как вполне себе подлинные рассказы. Чем, как минимум в этом мире, они и были.
Совет, который аптекарь обсуждал в малетском трактире с кем-то из собутыльников, заключался в том, чтобы захватить (очистить от нынешних хозяев) или при удаче найти брошенный склеп, и временно поместить Катю в Сердце Вечности (10). Там ее жизнь замрет, и мало того, что перестанет столь стремительно вытекать. По словам Виса, там она понемногу начнет еще и «отыгрывать» у Смерти.
(10) Сердце Вечности – так называют большое темное облако, клубящееся вокруг некой условной точки, в самой нижней камере храма-пирамиды. Любое живое существо неподвижно находящееся в нем, через некоторое время как бы засыпает, процессы в организме замедляются, и оно может находиться в таком состоянии сколько угодно долго. Жрецы нередко временно помещают туда самых тяжелых больных, при наплыве пациентов. Древние расы владели технологией создания этого эффекта и вне храма. Именно по такому принципу работают местные вневременные некрополи. Но учитывая неприятные побочные эффекты такого бессмертия, у фризов оно под запретом.
И пусть на то, чтобы полностью вылечиться понадобятся десятилетия, если не столетия (никто точно не знал всех раскладов), но прямо сейчас девушка точно выживет. Ну а у ярла появится вдоволь времени на поиски куда более опытных лекарей.
Правда, по словам Виса, получалось, что делать ставку именно на такое лечение все же не стоило.