Когда факс приходит не вовремя

Одиночество – я отпустил Машутку, ей там чего-то надо было сделать с чебуранчиком – мое скрасила знакомая незнакомка. Прелестница былых времен для моего сознанья. Мажорка примерно такого же уровня, каким был Будда, пока не сел… под какое дерево он присел? Под яблоню – Ньютон, в ванну к лилиям – Архимед, а… А ко мне – дубу – присела Лика.

– Привет, – ее глубокий голос мог говорить любые слова, вам всё равно слышалось про секс.

– Привет, привет, – как у мумми-тролей дважды повторил я эхом.

– Не женился? Трахаешь секретаршу и иногда художницу. Две женщины для тебя, как скучно и мало. Лапа, ты стареешь. Хочешь умереть холостяком.

И гладит. Гладит. Так ласково и нежно, так проникновенно и одновременно обволакивающе.

– А ты, вроде бы, решила не умирать под передозом.

– Какой злой. Обидеть хочешь.

– Лишь проверить. У меня тут любая дурь под боком, – я в прошлом доставал для Лики самое разное, причем самого высокого качества. Потакал и прочим ее экспериментам. Мы перепробовали совместно многое из запредельного, что только могут делать один мужчина и одна женщина. Потом она попала в клинику, я за решетку. Меня выпустили, ее подлечили. Но не окончательно. Она в любой момент может сорваться. Я могу сесть. От наркоты и от сумы… осовремененная пословица.

Мы минут двадцать прощупывали друг друга малоинформативными вопросами "а как у тебя", "а правда ли", "чем раскрашиваешь свой досуг" и так далее. Потом сблизились и начали выяснять невыясненное. Так и бывает между людьми, которые не поставили точку в отношениях.

– А кого тебе надо, чтобы была само совершенство?

– Само совершенство – это я. Мне нужно дополнение, апгрейд.

Она прилегла на мои колени и я стал перебирать своими пальцами ее обжигающе яркие волосы.

– Слушай, нельзя быть такой блондинкой.

– Почему?

– Потому что ты можешь обмануть доверчивых, соблазнить слабых, увести свободных и убить односердечных.

– Это после больницы. Хотелось, чтобы на меня бросались. Даже в Турляндию рванула. Там мужики бесились просто. Если бы не охрана, сто раз бы изнасиловали.

– А я тут слышал, ты несколько охладела к нашему полу.

– Так вам и надо.

– Грустно, конечно.

– С Маринкой мне просто. Легко и просто. И я знаю, что меня не бросят. Мне с тобой так же было хорошо, но ты не надежный.

– Что есть, то есть.

– Меня еще папа просил, что-то спросить у тебя. Но я забыла.

– Скажи, что всё хорошо.

– Сволочь!

– Что есть, то есть.

Мы еще долго болтали ни о чем. А я так и не понял, если бы я перешел к делу, она бы мне дала? Но лень было проверять. Нет, скорее не хотелось входить в воду дважды. В другую воду, но дважды. А это все равно, что избегнув грабель поскользнуться на банановой кожуре.

Вовремя подвернулось приглашение попариться в баньке с операми. Даже не думал – взял веник, кинул его на заднее сиденье и попал пробираться через пробки до одной правильной бани. Опера были как действующие, так и бывшие. Ну а я… как познакомились – не важно. Важно, что мы парились вместе. И как воины из разных ратей на нейтральной территории типа Валгалла не рубят друг другу бошки, так в бане и не напрягались по поводу кто есть парень хороший, а кто плохой. Потому что плохих там не было, там при входе уже табличка висела: черт перечеркнутый чертой. Поэтому чертей в бане не было. Хотя не все так безмятежно. Если бы меня нашли с колотой раной (ранами) или пулевыми отверстиями, то сказали бы короткое: "А вовремя бы посадили, был бы жив". А потом бы выпили, чтоб земля пухом показалась. А про баню читайте у Шукшина в рассказе "Бесконвойный", а лучше сами того.

Есть люди, как будто созданные для того, чтобы смущать ваш ум. А не родились ли они специально, чтобы мелькать у вас перед глазами в незначительные моменты вашей жизни. Как массовка в кино. Вот из одного угла кадра выплывает второстепенный среди второстепенных персонаж, говорит пару ничего не значащих слов и скрывается в противоположном экране. Чтобы не появиться больше до надписи "конец" и лишь заполнить строчку титров. Впрочем, можно инвертировать. Я родился только для того, чтобы мелькнуть в его жизни в качестве зрителя в кино. Он живет, снимается, делает несколько дублей, потом разгримировывается и едет домой. Ты для него эпизод. Он может даже решить, что ты ненастоящий. Так, не более чем робот, созданный смущать его ум. Правда, если вот так думать, прыгать из шкуры в шкуру, смотреть на одно и то же действия разными глазами, то скоро можно будет лицезреть потолок в дурке, или пол, если ты спрятался от медбратьев под кроватью…

Для меня Промокашка всегда являлся эталоном подобных случайно-не-случайных героев второго плана в фильме "это моя жизнь". Первый раз, когда невзрачная фигура вплыла как серая подводная лодка в офис и мы с Машуткой застыли (не знали как реагировать на столь вопиющий факт нарушения своих территориальных вод), он вЫмучил и перемУчил улыбку и стал рассыпаться вербальным бисером разного калибра:

– А у нас телефоны отрубились все и я подумал дай-ка к соседям зайду. У нас же атээски разные, может, у вас работают. Здрасьте! – более жалкого и нереального способа проникнуть в наш с Машуткой интим придумать было невозможно.

И я даже подумал, что это засланный казачок. Но проверка – которую я предпринял незамедлительно – показала: не шпион. Зарабатывает гораздо больше, чем мелкий злодей. Посему ему не финансовые или какие другие секреты вынюхивать в нашей гавани. И даже его психоаналитик не смог объяснить чо ему тут надо. Все про какие-то фобии трындел, да на коленки Машутки заглядывался (я взял с собой на расследование боевую подругу, чтоб дух поднимала в унылых местах, типа кабинетов психобаламутов). И понял я, что с Промокашкой (погоняло прилипло к незваному гостю мгновенно и навсегда), всё не так просто, как кажется на фёст зритильнус дасбезконтактс. Уж слишком было много тараканов в голове у Промокашки. Но котелок у него по бизнесу варил и, если бы я был жаден до денег, просто бы копировал фортели с фишками (в данном случае не карты, а акции), которые с ними вытворяли ручки – чистые и без морщин – нашего нового знакомого (не друг, но и не недруг). И обогащался бы. Но это всё пришло позже. А тогда Промокашка нас рассмешил. Мы долго и нагло смеялись над ним, а он лишь смущенно и одновременно радостно улыбался (ну как же его приняли и не торпедировали).

А потом мы привыкли к визитам Промокашки. Он всегда говорил одно и тоже: "мол, телефоны, отключились (сломались), а атээски разные и, может, у вас…". Действительно куда-то звонил, там всегда было занято, и потом зависал у нас. А что, ноша необременительная, сам приходит, сам уходит. Говорящая мебель. Не более. Иногда развлекает, иногда мешает, но всегда можно выгнать. Он не обидится. А когда не выгоняет, то сидит до последней. И как настоящая промокашка впитывает нас. Как будто мы с Машуткой чернила.

В этот раз он притащил с собой два пакета. В одном что-то звенело. В другом – шуршало. После привычного монолога про телефоны и нашего "заходи", он позвонил. И стал распаковывать багаж. Оказывается в первом пакете были все необходимые ингредиенты для глинтвейна. Бутылки вина – две штуки, фрукты и специи – много штук разных, а также… ничего себе!

– А это чего? – спросил я, зачерпывая своей ладонью белые тонкие полоски, коими второй пакет был забит под завязку.

– Лапша. Я документы уничтожал разрезалкой, и решил сжечь. Будем греться глинвейном у камина.

– У нас нет камина.

– Сделаем из подноса.

Кипучая деятельность развелась в нашем офисе, однако. Машутка колдовала над приправами. Я стоял на страже кастрюли, которая грело брюхо на плитке (у нас как в бункере есть много чего помимо положенного пожарной охраной огнетушителя). Глинтвейна приготовление нельзя доверять никому, кроме лиц, умеющих готовить его лучше, чем ты сам. А Промокашка сооружал камин. Когда всё было готово. И положенные занюшки втянуты в легкие. Вы не знаете что такое занюшки? Обратитесь к тем, кто знает, как готовить глинтвейн, профинансируйте его приготовление и сами занюхайте (а иначе не поймете подкоркой). Мы сидели около камина и грели ноги, Машутка разоблачилась от туфель и соблазняла нас оголенными лодыжками (и выше, и выше…), а нам с Промокашкой пришлось сбросить с себя оковы не только ботинок, но и носков. Каждый из нас вытянулся лучиком, исходящим из камина (поднос и горящая на нем бумажная лапша) и изгибающиеся в сторону неба (чай мы не прямые световые лучи, а лучи человеческие теплопроводящие и могущие менять направления своего распространения). В руках у каждого испарялся глинтвейн в стеклянной оболочки из фужеров оранжевого стекла. Видели бы нас санитары из Кащенко – попытались бы неминуемо заарканить и отвезти в свои угодья. За что были бы неминуемо расстреляны и кремированы в камине. Или более гуманный вариант: Машутка их очаровывает, а мы с Промокашкой спаиваем.

Улыбаюсь. В желудке тепло от выпитого, пятки щекочат теплые струйки воздуха. Рука сама собой подкидывает в огонь полено, полешко, веточку, а точнее скрученный в трубочку факс.

Олигарх:

– Почему на дочери не женился?

Как-то этот прием по ошарашиванию собеседника называется. Сначала берешь скелет из прошлого и кидаешь в оппонента, пока тот очухивается и приходит в себя-адекватного, добиваешь его кувалдой, а потом задаешь главный вопрос, который тебя действительно интересует.

– Не смог бы составить ее счастья.

– Врешь.

– Вру. Она не смогла бы составить моего счастья.

– А кого тебя надо?

– Не знаю.

– Нерешительное поколение. Так и вымрем. Останутся одни китайцы.

– Или индусы, их тоже почти миллиард. А может, мы клонироваться будем и не вымрем, просто будем скучно жить.

– Еще и лесбиянки… и она туда же подалась. Всё из-за вас, мямли, мать-перемать (это я мат приглушил кляпом модератора).