Оргазм длиною в жизнь

Сначала мы увещевали (этим в нашей паре занимался интеллигентный Антон), а ежели понимания не наступало, то в дело вступал я (отвечающий за крутые меры). С каким наслаждением я вырубал лингамы! Этого не передать. Естественно, нас ненавидели. В народе нас прозвали эсэсовцами. А кое-кто из интеллигенции бросали нам злобное: «кромешники!» Мне Антоха пояснил, что так называли опричников во времена Ивана Грозного. Точное определение, но не прижилось. Ведь кто такие фашисты, в нашей стране знают все, а коннотации слова «кромешники» ещё поди разбери. К слову, в нас бросали не только слова, но и более тяжелые предметы. И даже стреляли иногда из газовых и травматических пистолей. Поэтому на дело мы ходили в бронниках и при оружии. Мало-помалу между женщинами и мужчинами стала разгораться холодная война, плавно переходящая в горячую. Женщины стали высшей расой, а мужики – вроде как балластом. Те мужчины, из которых гвозди можно было делать, а не те, что тряпками зовутся, теперь работали в "СМ" и отключали лингамы от сети. Было от чего возненавидеть друг друга, клин вошел между полами "М" и "Ж". Но были и плюсы – я наконец-то отдал кредит. Банк был рад. Я радовался меньше.

В творческом порыве Антоха рисовал на картонке котятку. Такого разноцветного котятку, забавного котятку, игрунчика. Возможно, в стиле импрессионизм, я в во всяких «измах» не разбираюсь. Незатейливый рисунок, я бы сказал, даже примитивный. От широты души он мне его презентовал, когда закончил.

– Спасибо! Антоха, а можно я на твоем ноуте буду рассказ писать?

– Ты же всегда им пользовался и разрешения не спрашивал, что изменилось? – удивился друг.

– Ну, рассказ – это же серьёзно… это не на порносайты лазить.

Его глаза за очками повеселели. Он достал лептоп из сумки, сдул воображаемую пыль и торжественно вручил мне.

– Владей! Теперь он твой! – и улыбнулся, как улыбаться может только друг с детского сада.

– Да мне только рассказ написать, мне так-то ноут не нужен, ты же знаешь…

– Дима, так будет вернее. Только уж не просто пиши слова одно за другим, пиши кровью из сердца.

Чего-то я расчувствовался…

– А я хотел напополам с чернилами разбавлять, теперь меньше напишу от задуманного.

– Про лингамы?

– Про жизнь и смерть.

– Только не бери меня в редакторы!

– Как так? Ты же лучше всех понимаешь, что я хочу сказать, когда говорю гм… м-м-м… э-э-э и просто когда молчу.

– Ну, нет, добавлять – это уже соавторство. Я помогу только отсечь лишнее, да некоторые слова подправить, а то ведь армейский жаргон попрёт. – И друг не обманул, он действительно поправил мало, всё по делу. Правда заменил (или удалил) все мои матюки… но по чесноку, кого сейчас матом удивишь?

– Так я на нём и хотел выехать на крутых поворотах.

И мы спели вместе: "На крутых поворотах".

Наступило лохматое бря. Неважно какое бря. Мы с Антоном вернулись на квартиру после задания. Приняли душ, накрыли на кухне поляну. Надо было снять стресс. По телеку показывали про бунты женщин в мусульманских странах. Ислам, как и христианство, как и ещё куча распространенных и не очень религий категорически запретили использовать женщинам лингамы. Только одно дело запретить и пригрозить гипотетическим адом, которого мало кто видел (а большинство из тех, кто всё-таки видел, как они утверждают, вполне достойны помещения в дурку), и другое дело – реальные лингамы, дарящие в отличие от мужчин райское наслаждение уже сейчас. Шариат запрещает лингамы и грозит смертью за их использование? Ладно, тогда женщина-тоже-человек отвечала вот каким простым алгоритмом: иммиграция и покупка лингама в кредит в так называемых цивилизованных странах (вопрос долой чадру или не долой – решался индивидуально). Крепкий институт семьи, которым хвалились на востоке, дал трещину. Отцы нянчили своих чад мужского пола и готовили их к очередной "священной" войне, а мамаши с девочками переходили границу, чтобы делать любую работу и подниматься по лингамной лестнице к райскому счастью на земле, а не в небесах. Такого выплеска свободной энергии человечество не знало никогда. Женщины не просто двигали прогресс, науку, культуру и искусство со страшной силой. Они делали это творчески, с выдумкой, нестандартно. То ли во время мультиоргазмов на них знание сваливалось из высших миров (или из глубин подсознания), то ли собственная кошеварка варила недуром – но факт остается фактом – холодный термояд воплотили в жизнь бабы! Причем в группе ученых активно работала блондинка, что уж вовсе привело в шок Нобелевский комитет. Премию барышни пустили на лингамы – кто бы сомневался? Вообще мир стал потихоньку разделяться – женщины стали объединяться в коммуны, снимали большие дома и жили в них с детьми. За мелкими всегда было кому присмотреть, пока женщины работали. А мужики? Пили, наркоманили и уничтожали себя ещё всякими погаными способами.

Отдыхали мы от трудов праведных. То бишь пили водку. После третьей Антона потянуло на заумь.

– А ты знаешь, что деньги, которые платят бабы за лингамы, нигде не всплывают? На них уже можно было бы всю нашу Землю с потрохами купить! А этого никто не делает. Выходит что?

– Что? – повторил я, считая бульки водки. Разлив белой – дело сурьёзное, а разливал я с точностью аптекарских весов, а может даже круче, где вы видели аптекарские весы, которые бы разливали белую?

– Выходит, что корпорации "Айк" наша планетка не нужна.

– А что ей нужно тогда? Наши души? – поднял я стопку.

– Заметь, не я это сказал.

Мы выпили без тоста непонятно за что.

По телеку показывали какую-то политическую баталию (звук был выключен), и мы увидели Фору.

– Гляди, Фора! – я ткнул в экран вилкой, с нанизанной на неё сосиской, откусанный конец которой густо отпомидорил кетчупом.

– Точно, она теперь полпред в приволжском федеральном округе. Теперь уборщицы управляют государством. Сбылась мечта Бисмарка, хорошо, что он до этого не дожил…

И ещё я уважаю Антоху за то, что он мне ни разу не сказал: "А если ты такой умный, то почему строем не ходишь?" никогда, понимаете?! Только иногда подкалывал так витиевато: "Устал твой Устав, Дима?" Он то не служил, откосил от армии. Конечно, защищать Родину, где правила бал кровавая гебня он не мог.

И тут – на острие недокусанной сосиски… я плавно подвожу к неизбежному: нас навестила Динка. Она приезжала к нам, как сама говорила, чтобы пообщаться с народом. Сама она уже сделала карьеру и работала советником президента по рациональному использованию лингамов. Серый кардинал в юбке, точнее розовый – Динка помолодела и светилась жизнью, так хорошо она не выглядела никогда. Телохранителям мы предложили водки, но они отказались. Все в чёрном и шлемах с зеркальными забралами, таких даже у нас нет (а мы ведь не самые последние челы, мы – парни из "СМ"). Элита, мать их! А вот Динка выпила полтишок, смачно закусила огурчиком, картинно прилегла у меня на плече.

– Так не хватает мужчин в правительстве! – показно вздохнула, – но не справляются, работаю мало, зарплату хотят большую, да еще любовниц, лимузины, дачи, недвижимость и счета за бугром. То ли дело мы… – она поцеловала меня в щеку, отчего кровь ударила мне в голову (в обе). – Опять обсуждаете судьбы России… судя по литражу… судьбы мира… наверное, решаете куда деваются деньги, которые мы тратим на лингамы. Да не бойтесь, жучков у вас здесь нет. Просто у вас всё на лицах написано.

– Это у него написано, – я посмотрел на Антона, – а у меня нарисовано.

Посмеялись. Выпили. Закусили. Динка отпустила охрану. Черношлемники вышли и стали топтаться в коридоре и соседних комнатах, оттуда их нельзя было выгнать даже прямым приказом советника президента. А потом мы занялись сексом, как в старые добрые времена. Много позже, когда черношлемники всё также дежурили в коридоре, а мы в трёху лежали на кровати, я поинтересовался у Динки:

– Зачем тебе секс сейчас?

– Девочку хочу, – на ушко мне прошептала она.

Больше я ничего не спрашивал. Да, кстати, девчонок стало рождаться гораздо больше, чем пацанов. Примерно четыре к одному. Это у лингамщиц, но даже у тех матерей, что лингамами по религиозным или каким другим соображением не пользовались, на три девочки приходилось всего два мальчишки. Вот такие "правила игры" включили в небесной канцелярии или в подземной.

Количество суши-баров в Москве заметно поубавилось (так в свое время почти вымерли совдеповские столовки и пельменные), еле нашли подходящий. Динка и Антоха заказали богато всех этих глупостей с рисом и неразбери пойми чем. Я взял как настоящий северный викинг: на первое – водки, на второе – водки, на третье – водки, и еще компот (его заменил яблочный сок), а из забугорного общепита на деревянное полено, которое передо мной положили в качестве тарелки, я сгруппировал лишь васаби и имбирь, их и потреблял вприкуску после водки. Что бы жизнь малиной не казалась. А Динка и Антоха палочками вымачивали колобки, обернутые водорослями в соусе, весьма эротично кормили друг друга с рук, урчали от удовольствия, а я далеко не с первой и даже не с седьмой рюмки присоединился к их веселой волне, но все же догнал парочку… Динка увидела, как я провожаю взглядом одну официанточку с формами скрипичными сверху и семенящими ножками снизу (все официантки носились по заведению в жутко неудобной для ходьбы униформе) и включила административный ресурс. Очень быстро барышня оказалась у меня на коленях, что категорически запрещал внутренний распорядок, но мы же квасили не с кем-нибудь, а с советником по лингамам президента РФ, у Динки на поясе блестели пять лингамов – шутки в сторону! Посему полог тайны опустился над нашей кабинкой или как там вигвамы зовутся на языке апачей? А чёрные шлемы надежно охраняли тылы…

На Лиговки это случилось. Впервые в нашей практике. Против нашей группы применили огнемет. Запросто так. Без предупреждения и объявления войны. Тотально сжечь ненавистных эсэсовцев. То есть нас. Хорошо ещё, что я загривком почуял беду и с бедра полоснул из автомата по засевшему в засаде огнеметчику. А то бы хана. Но все равно нас задело. Антона довольно сильно – его увезли в больницу, меня лишь по касательной пламя поцеловало и я от госпитализации отказался. Медсестра смазала левую руку, которая покраснела и нещадно ныла, но что мне могли дать в госпитале? Я на месте принял спирту и послал на хер обезболивающие лекарства, хотя от меня воняло обгорелым мясом. Привалился к стене и тупо смотрел в пустоту, ограниченную соседним домом. Тогда она и подошла.

– Больно? – прямо ангел небесный.

Хотел я послать незваную как их там величают… самаритянку что ли, да язык не поворачивался уже. Прилип. Просто холодно так посмотрел, мол, вали отсюда! Но не отошла. Так и стояла в длинном красном кашне, а вот пальтишко чёрное и сапоги чёрные простые такие чёрные сапоги… поплыла картинка…

– Ты добрый, просто кажешься злым. Тебя эта форма чернит.

Так и сказала "чернит". Наклонилась ко мне. Сумасшедшая, наверное. Глаза уж слишком глубоко синие. Таких у нормальных не бывает. Видел я такие глазища в Кащенко, доводилось.

– Пошли ко мне, умоешься, – она помогла мне встать и куда-то потянула. Даже если это засада антилигамщиков – мне всё равно. Надо же кому-то я небезразличен. Однако рука привычным движением все же сняла с предохранителя автомат…

Она мне поливала из ковша, а я умывался одной правой, потом она меня обтерла мохнатым полотенцем… а потом… это была не засада, ствол я долго не мог найти и еще я не мог найти следов ни одного лингама или зарядника.

– У тебя что, нет лингамов?! – изумился я.

– Ты, наверное, это ищешь, – протянула Надя мой короткий автоматический огнестрел.

– На наркотиках сидишь? – я не мог понять феномен.

Она тряхнула головой. Отвернулась. Обиделась. Мне стало плохо.

– Извини, – сказал я слово, которое по-всамделишному не говорил уже несколько лет.