Ильич

– Козел, мля! «Пирамиды» новые, мать вчера принесла!

Малой, молча зажав лицо, скорчился на дне могилы. Через его мокрые, грязные пальцы начала сочиться кровь, несколько капель упало прямо в глину.

– Угрёбок! – заорал Индус, распаляясь. – Убью, тварь!

Его останавливало только то, что убивать Малого нужно было в могиле, а лезть обратно в грязь Индусу не хотелось – он и так весь уханькался по самые гланды.

– Я не спецом! Э, не бей! Ты чё… – заканючил Малой, благоразумно вжимаясь в скользкую земляную стенку.

Индус с досады пнул лопаты, посмотрел на Серого.

– Серый, слышь? Все, мля. Я ухожу, понял?

Серый отвёл взгляд от мглистого горизонта.

– Куда ты уходишь? А работать кто будет? Не, ну, а чё? Там ещё метр копать.

Индус махнул рукой.

– Меня не пашет!

– Афганец за полработы не заплатит, – это был последний аргумент Серого.

– Да мне пох, на, понял? – заорал Индус. – С тебя пятихатка. Всё, я ушёл.

Обойдя кучу выброшенной из могилы земли и постоянно поскальзываясь, Индус двинулся к воротам.

– Ну и вали! – крикнул ему в измазанную глиной спину Серый. – Олимпийку ему стало жалко… Маменькин сынок!

Индус резко развернулся и молча двинулся на Серого, растопырив руки.

– Не, ну всё, всё! Я это… не хотел… – дал заднюю Серый.

Индус также молча развернулся и вскоре скрылся за будкой Афганца.

– Sic transit gloria mundi[9 - Так проходит мирская слава (лат.)], – негромко сказал Челло.

– Ты хоть завали, – окрысился на него Серый и повернулся к могиле. – Малой, ты чё там, жить остался?

Малой выпрямился. Теперь он торчал из могилы по грудь, мокрое лицо его было измазано глиной, из разбитой губы шла кровь.

– Зу-уб тут! Индус мне зуб выбил, сука… – простонал Малой. – Второй уже… – он наклонился. – Сейчас найду…

– На хрена тебе выбитый зуб? – пожал плечами Серый.

Малой, размазывая кровь и грязь по лицу, ответил не сразу:

– Вставлю-ю… Серый, ты курить оставил?

– Дороем – пачку дам, – рявкнул Серый. – Копай давай!

– Да-а… Ладно, – Малой взял лопату Индуса, оглядел себя, всхлипнул. – Лучше бы я куртку Поляне постелил…

Он начал копать. Слишком засадив лопату в землю, навалился на неё всем весом и легко, как спичку, сломал черенок.

– Блин, всё!

– Вот ты и правда урод, – серьёзно сказал Серый, сунув руки в карманы.

И тут Малого прорвало.

– Сам ты урод! Заманал! Тебе надо – ты и копай!

Малой нелепо, враскоряку, выбрался из могилы, весь обляпанный глиной.

– Голем, – сказал Челло. – Из глины мы вышли и в глину уйдём.

– Заткнись, – посоветовал ему Серый, поднимая лопату.

Малой подошёл к залитому дождём окну будки, заглянул внутрь. Телевизор у Афганца был включён на полную громкость. Шла передача «Это было, было, было…» и какая-то молодёжь бодро исполняла «Мой адрес Советский Союз». Малой толкнул форточку – музыка стала оглушительно громкой – и заорал, стараясь перекрыть телевизор.

– Афганец! Э, мы полмогилы откопали, заплати нам!

Афганец резко вскочил, бросился к окну, выставил красную морду так, что Малой отшатнулся в испуге.

– А ты видал «крокодил», который заходит на штурмовку? – оскалившись, как пёс, закричал Афганец. – Он НУРами отрабатывает, а потом винтами дым от них начинает месить – шух-шух-шух! Красиво! Кайф!

Афганец захохотал, цепляясь за шкаф, чтобы не упасть. Малой попятился от окна, потом повернулся и побежал. Над кладбищем гремел «Мой адрес Советский Союз».

Челло подошёл к Серому, тронул его за рукав.

– Я свою работу сделал, – сказал Челло. – Прошу пардону, но у меня в восемнадцать ноль-ноль вечернее рандеву на бульваре Звёзд. Так что я откланиваюсь.

И Челло пошёл прочь от могилы.

– Ну и вали! Все валите! Дристуны, – Серый воткнул лопату и огляделся.

Дождь и не думал заканчиваться. Серый остался один.

Один на один с могилой. Один на один с дождём.

* * *

Малой старше Серого на полгода и выше на четырнадцать сантиметров. И здоровее, у него кулак не меньше Индусовского. Но все равно он – Малой. Так по жизни получилось. То ли папа с мамой не достарались, то ли от бабушек-дедушек гены перешли такие, но Малой как бы застрял в детстве. Не в том, где куличики лепят и сопли вытирать не умеют, и не в том, где зимой, в мороз, спорят, что лизнут качелину, а в том, где на стене дома девочки, которая нравится, пишут тайком: «Смирнова шлюха!»

Челло как-то рассказал хохму: «Мальчик бежал по улице, и задыхаясь от восторга, вопил: «А король-то голый!» Люди смеялись, показывали пальцами, сочувственно качали головами, и мальчик был уверен – ещё чуть-чуть, и он станет героем, низвергателем и победителем. Мальчик не знал, что на языке этой страны фраза «А король-то голый!» звучит как: «Люди, я обосрался!» Все тогда посмеялись, а Малой – нет. Он задумчиво смотрел в сторону, и Серый вдруг понял, что история Челло – про Малого.

Серый в глубине души жалел его, как младшего брата. И всегда заступался, если кто-то пытался Малого обидеть, а обижали часто. В школе, классах в седьмом-восьмом, дня не проходило, чтобы кто-то не разыгрывал его, не предлагал заведомо проигрышное пари, да просто не вешал на спину Малому лист бумаги с текстом типа: «У кого нет коня, все садитесь на меня или пните меня. Ишак»