Секс? Деньги? Любовь!

Чем дольше мы с Леной болтали, тем больше я задумывалась, чтобы поступить так, как рассказала девушка. Глядя на нее, я подмечала, что у новой знакомой красивые и дорогие вещи. В ушах золотые сережки, а на пальчиках нанизаны кольца с драгоценными камнями. Наверное, она действительно хорошо получает, работая на рынке?

Было страшно принять настолько ответственное решение…

Сегодня я обещала позвонить бабушке и рассказать о своих успехах на экзамене. Что мне ей сказать? Я провалилась, ты была права, встречай на автовокзале в восемь утра? Или… может… немножечко, самую малость приврать и остаться в столице? Ведь не пропаду же, тут столько работы, столько возможностей. Не то, что в нашей N деревне и ближайшем городе.

От горьких дум, не следя за своей осанкой, я шагала по улице в сторону метро. Хотелось спокойно доехать до общаги, еще раз все обдумать, и только потом бежать на почту звонить бабушке.

* * *

– Провалилась? – с неподдельным расстройством спросила Лида, едва глянув на мое лицо.

Я сидела на кухне и пила чай с сушками, периодически вытирая слезы.

– Да, – хлюпнула носом.

Девушка бросилась меня обнимать и успокаивать.

– Не переживай. Просто московские театралы совсем зажравшиеся уже! Не видят настоящего таланта. Ты же знаешь, что даже Фаина Раевская с Ириной Муравьевой поступили далеко не с первого раза?

– Знаю, – нервно хохотнула я, – Где Раевская с Муравьевой и где я? Если уж их заворачивали столько раз, то мне вообще не суждено стать актрисой.

– Глупости не говори. Может попробуешь попасть в массовку, а там кто и заметит тебя?

– Посмотрим, я еще не решила, что делать.

Лида прошла к холодильнику, достала кастрюльку с наваристым борщом и потянулась к черпаку.

– Ну, ты погляди! – возмущенно воскликнула соседка, подняв крышку, – Только вчера вечером сварила, а уже почти нет! Какая тварюга сожрала почти пятилитровую кастрюлю супа?

* * *

Под вечер на почте никого не было, поэтому я свободно заняла кабинку с телефоном, и стала дожидаться, пока в трубке появятся гудки.

С третьего дозвона тетя Клава ответила.

– Любонька, – воскликнула она, – Беда у нас случилась.

– Тёть Клава, вас плохо слышно, – громко произнесла я, ничего не разобрав из-за помех в трубке, – Позовете бабушку?

– Лю…б…, приезжай сро…но …омой. По…ар слу…лся в доме. Баб…ка твоя у…ла.

– Девушка, можно что-то со связью сделать? Ничего не слышно, что говорят! – я высунулась из кабинки, обращаясь к сотруднице почты.

– Это помехи у абонента. Наша связь ни при чем, – безразлично ответила девушка за стеклом.

– Люб… ты слыш…? Приезжай срочно! – прокричала в трубку тетя Клава.

Последнюю ее фразу я хорошо расслышала, поэтому сразу испугалась. Мне стало понятно, что случилось что-то ужасное, иначе бабушкина соседка не стала бы просить меня срочно приехать.

– Тетя Клава, буду дома завтра днем. Выеду утренним рейсом.

– Жд… т…я, – на том конце раздались гудки.

Трясущимися руками я повесила трубку и на негнущихся ногах вышла с почты. Завтра в семь утра от автовокзала отбывает автобус в мою деревню. Хоть бы с бабушкой все было в порядке!

* * *

С вечера собрала свой чемодан, небрежно покидав в него одежду, и пошла в администрацию общежития. Там мне предстояло с боем вернуть свои пятьдесят рублей за оставшуюся неделю проживания.

Спустя полчаса наматывания нервов на кулак, вахтерша едва не кинула мне в лицо купюры. Ага, как же, я не в том положении, чтобы разбрасываться даже такими суммами. Знаю я, как они здесь по червонцу, да складывают к себе в карман на прибавку к пенсии.

На кухне мы с Лидочкой устроили прощальное чаепитие, во время которого успели и погрустить, пустив слезу, и посмеяться, строя наполеоновские планы покорения Москвы. В своих мыслях я больше склонялась к тому, что хотела сюда вернуться в скором времени. Сейчас главное – приехать домой и узнать, что случилось у бабушки.

Ложилась спать я с нарастающим чувством тревоги, которое утром переросло в панику.

В семь утра уже стояла с чемоданом на автовокзале перед стареньким автобусом, что направлялся в мои края.

Родная деревушка встретила меня знакомым запахом скотного двора. Глубоко вдохнув воздух, ко мне пришло чувство «Вот он – дом мой».

От остановки с трассы я шла по размытой дождем дороге. Ноги в туфельках утопали в грязной жиже, а чемодан рисковал вот-вот вывалиться из уставшей руки.

Уже подходя к нашей улочке, я проклинала сельскую жизнь и все ее прелести, скучая по московской брусчатке и асфальту.

Наш дом с бабушкой был предпоследним, поэтому пока я шла вдоль чужих участков, успела заметить, как местные жители и соседи выходят из своих калиток, и следуют за мной.

Со всех сторон доносился тревожный шепот, а кто-то из бабулек крестился, вытирая платком слезы.

Уже издалека я почувствовала едва уловимый запах гари. Прибавив шаг, вскоре подбегала к нашему дому.

Увиденная картина заставила меня затрястись от ужаса. Проклятый чемодан вывалился на землю из дрожащих пальцев.

– Где моя бабушка?! – прокричала я, чувствуя нарастающую истерику.

Передо мной было черное пепелище. Наш небольшой домик выгорел дотла, оставив на месте дотлевшие бревна, да упавшую сверху крышу. Даже сарайчики с правой стороны дома были охвачены огнем. От них теперь ничего не осталось.

– Кто-нибудь видел Ефросинью Кузьминичну, мою бабушку? – в панике я обратилась к соседям, что стояли за моей спиной.

Тут со своего участка бодро выбежала тетя Клава. Платок сбился с ее головы, на ногах разные тапочки, передник перекручен…

– Любонька, приехала, – со слезами на глазах старушка протянула ко мне руки, заключая в объятия.

– Бабушка у вас?

– Любушка, – горько заплакала соседка, – Нет больше твоей бабушки, угорела в доме ночью. Как огонь заполыхал ночью, поздно все увидели зарево. Когда кинулись тушить, уже было не зайти внутрь. Всей улицей тушили, только спустя два часа пожарная машина приехала.

Слова тетя Клавы, как обухом ударили по голове. Мир замер передо мной, а я отказывалась верить в происходящее.

– Где…?