Культуры городов

Как мы привязываем наш личный опыт нахождения в общественных пространствах к идеологии и риторике публичной культуры?

На улицах простонародная культура безвластных предлагает ниши для экономического обмена и риторику социального оживления. В других общественных местах – на больших площадях, набережных, торговых улицах, преображенных БИРРами, – иной ландшафт либо вбирает в себя народную культуру, либо противостоит ей с помощью собственных образов идентичности и желаний. Из-за страха, что дистанция между «нами» и «ними», между охранниками порядка и преступниками, между элитами и этническими меньшинствами сократится, культура приобретает значение ключевого инструмента восстановления порядка. Силы порядка вовсю используют военную риторику. «Мы будем биться за каждый дом, – заявил комиссар полиции Нью-Йорка в своей речи при вступлении в должность в 1992 году. – Мы будем биться за каждую улицу, за каждый район. И мы победим». Этот, достойный Черчилля, призыв перекликается с выступлением журналиста правого толка Патрика Баханана на Национальном съезде Республиканской партии в Хьюстоне в 1992 году, в котором он без обиняков определил суть культурного конфликта: «Как наши парни [из Национальной гвардии] квартал за кварталом взяли под свой контроль улицы Лос-Анджелеса, так и мы, друзья, должны вернуть под свой контроль наши города, нашу культуру, нашу страну».

Но чей город? – вопрошаю я. Чья это культура?

2. Уроки Диснеймира

Диснейленд и Диснеймир[16 - Disneyworld, официальное название – Всемирный центр отдыха Уолта Диснея. Расположен в Орландо, штат Флорида, США. В русскоязычном варианте встречается транслитерация «Диснейуорлд» или перевод «Мир Диснея», но для данного текста более подходящим мы сочли название «Диснеймир». – Примеч. ред.] – наиболее значимые общественные пространства конца XX века[17 - Я много писала о Диснейленде и Диснеймире, рассматривая эти пространства как примеры архетипичного ландшафта власти (Zukin 1991) и думала, что закрыла для себя эту тему. Я хотела ее закрыть. Но вскоре обнаружила, что тематические парки у всех на устах. На каждой антропологической конференции по крайней мере пять ученых предлагали критический разбор деятельности Компании Диснея в этом направлении. Деловая пресса хором предвещала Евродиснею успех. Меня попросили написать отзывы на обложки двух новых книг: в одной все устройство Диснеймира рассматривалось до мельчайших подробностей, во второй понятие «тематический парк» использовалось как троп для понимания культурного подтекста городского планирования. В довершение ко всему наш университетский профсоюз организовал групповую поездку в Диснеймир. Так что закрыть тему не получилось. В основу этой главы лег мой доклад на конференции «Пространство столкновения: идентичность и место в гуманитарных науках», организованной Марком Бланкардом в рамках программы «Критическая теория в Калифорнийском университете» в Дэвисе в 1992 году. Для этой книги я расширила доклад и дополнила его новым материалом, сделав акцент на росте Орландо и поступательном развитии Компании Диснея.]. Они стоят выше этнических, классовых и региональных идентичностей, предлагая общенациональную общественную культуру, основанную на эстетизации различий и управлении страхом. Компания Диснея – это новатор глобального масштаба в области символической экономики технологий и развлечений; кроме того, компания оказывает огромное влияние на символическую экономику Анахейма и Орландо – мест, где расположены парки. От Диснеймира нигде не укрыться, это alter ego и коллективная фантазия американского общества, источник многих наших мифов и нашей самооценки.

Одна из причин успеха «Компании Диснея» в создании вовлекающего публичного пространства состоит в том, что это по-настоящему мультимедийная корпорация. Она производит множество фильмов и телепрограмм, владеет каналом кабельного телевидения и профессиональными спортивными командами. Фильмотека компании хранит образы, поселившиеся в воображении миллионов людей во всем мире еще во времена Великой депрессии, и при этом Микки-Маус и его друзья с бо?льшим успехом продвигают американские ценности, чем ЦРУ. Диснейленд и Диснеймир – наиболее важные туристические достопримечательности XX века. Они не только представляют образ Америки как страны, которую иностранцы хотят посетить, но и являются репрезентацией стиля жизни, который они хотят перенять. А с середины 1980-х, когда после реорганизации компании ее возглавили новые менеджеры, имя Диснея стало синонимом деловой инициативности, глобальной экспансии, высокой доходности и отличных биржевых показателей, что производило большое впечатление в условиях снижения деловой активности и экономического упадка.

Очевидный провал Евродиснейленда в первый год работы лишь разогрел страсти вокруг всемирной диснеймании. Открытие первого европейского тематического парка в 1992 году отрецензировала буквально каждая газета, каждый архитектурный журнал, культурологи высказались поголовно. Эти материалы заметно отличались от того, как освещалось открытие первого Диснейленда в Анахейме в 1955 году[18 - В статьях об открытии Диснейленда в 1955 году акцент делался на технологических инновациях, скорости строительства и создании ландшафта (что немаловажно в засушливом, почти пустынном климате); журналисты рассматривали парк с точки зрения детей и удовольствия от предлагаемых развлечений. Расширение Диснеймира, напротив, рассматривалось уже с точки зрения взрослых, и суждения основывались главным образом на эстетическом восприятии дизайна с оглядкой на крупные имена постмодернистской архитектуры.]. О том, что парк привлекает меньше посетителей, чем было запланировано, сначала заговорили в Париже, а вскоре в деловой прессе появились конкретные цифры. В результате понесенных в течение года убытков стоимость акций компании упала на 60 %. Тем не менее убытки Евродиснея, лишь на 49 % принадлежащего Компании Диснея, блекнут по сравнению с рекордными прибылями, которые принесли другие ее предприятия. И никому не приходит в голову отказываться от идеи строительства новых тематических парков. Муниципалитет Анахейма согласовал выделение компании участка под проект расширения парка стоимостью 3 миллиарда долларов, а также взял на себя обязательства по развитию инфраструктуры этого района. Параллельно с расширением планировалось модернизировать Диснейленд, привести его в соответствие с эпохой виртуальной реальности. Ближе к концу 1993 года компания предлагает построить на севере штата Вирджиния исторический парк площадью в 3 тысяч акров (1214 га) под названием «Дисней-Америка». Проект получил все необходимые разрешения от властей штата и органов местного самоуправления, однако вызвал негодование специально собравшейся группы историков и получил весьма критические отзывы на слушаниях в Конгрессе, хотя подобные вопросы не входят в его юрисдикцию. Примерно в то же время в свет вышла весьма нелестная биография Уолта Диснея, в которой основатель компании и «отец» Микки-Мауса предстал антисемитом, алкоголиком и осведомителем ФБР.

Нельзя не удивиться прозорливости Компании Диснея. С одной стороны, благополучию компании начала угрожать «геолокационная» виртуальная реальность – новейшая комбинация автоматизированных развлечений, которая, при сохранении массовости, значительно дешевле в исполнении, нежели тематические парки. Но вскоре выяснилось, что внучатый племянник Уолта Диснея и два топ-менеджера компании уже взяли под контроль фирму по созданию развлекательной виртуальной реальности. С другой стороны, на компанию обрушились критики нового тематического парка – «Дисней-Америка», однако местные чиновники поддерживали проект, считая его перспективным в плане экономического развития. В итоге компания сама отказалась от этой затеи. Кинокритики не жаловали новые диснеевские фильмы. При этом летом 1993 года две из выпущенных дочерними компаниями Диснея картин попали на самую вершину списка лидеров кинопроката.

Более того, «Компания Диснея» исследует все новые пути к коллективному воображению. По мотивам фильма «Красавица и чудовище» на Бродвее поставили шоу, и правительство Нью-Йорка выделило субсидии на устройство собственного театра компании на 42-й улице. Дисней приобрел Progeny, подразделение Whittle Communications, в планах которого было создание недорогих частных школ, способных конкурировать с государственным образованием. Чтобы оправдать доверие частных инвесторов, «Дисней» выпустил корпоративные облигации сроком на сто лет; таких долгосрочных бумаг ни одна американская компания в этом веке еще не выпускала. Компания безусловно пользовалась доверием потребителей из среднего класса. В одной местной газете (Orlando Sentinel, January 16, 1994, p. l—2) писали, что потенциальные покупатели завалили компанию просьбами включить их в лист ожидания на покупку жилья в Celebration (давно планировавшийся жилой комплекс возле Диснеймира в Орландо) еще до того, как проект был представлен в подробностях. В редакционной статье номера про экономику развлечений (March 14, 1994) Business Week пишет: «Двигатели роста американской экономики – [это] тематические парки, казино, спорт, [и] интерактивное телевидение».

Однако воображение поражает не только деловая хватка компании. Ее главное достижение – демонстрация безграничной жизнеспособности культурной индустрии в мире все более жестких материальных ограничений. Успех Диснея иллюстрирует пример экономического развития на полностью культурной, то есть «непроизводственной», основе. Возможно ли такое?

Учиться у Диснеймира – опыт довольно уничижительный, поскольку он опровергает многие общепринятые суждения и ценности, на которых основывается критическое понимание современного общества. Среди прочих – утверждение о том, что производство, а не культура является основным двигателем экономики. Развлечения, которые предлагает Диснеймир, невозможны без значительной рабочей силы и широкой сети материальных ресурсов; это, в свою очередь, питает экономическое развитие близлежащих городков и округов, создавая образ регионального развития. Появляется больше рабочих мест, больше мигрантов, больше домов. Сам Диснеймир стал экспериментальной базой для взаимодействия с другими отраслями сервисной экономики. Учитывая способности менеджеров и работников компании к стратегическому планированию, вполне можно было бы ожидать создания Медицинского центра Диснея. В госпитале Флорида в Орландо уже существует Институт рака Уолта Диснея, так что проект больницы прямо на территории Диснеймира не так уж далек от реальности.

Кроме того, люди поняли, что визуальная целостность может быть социально полезной. Ландшафт Диснеймира создает общественную культуру на основе правил поведения и безопасности, присущих миру, который остался в далеком прошлом. Здесь нет оружия, нет бездомных, нет наркотиков. Не применяя откровенно репрессивной политической власти, Диснеймир обуздывает непокорную разнородную публику – и орды туристов (они-то сами счастливы здесь оказаться и ждут своей очереди на аттракцион), и рабочую силу, их обслуживающую. Уроки Диснеймира дают надежду, что в будущем социальное разнообразие не будет вызывать таких опасений, а общественные пространства станут более безопасными.

Многие годы критики анализировали общественную культуру, воплотившуюся в Диснейленде и Диснеймире. В начале 1960-х, еще до того, как соблюдение правил поведения в обществе стало проблемой, архитектор Чарльз Мур (Moore 1965, 65) писал, что Диснейленд предоставляет как раз то «сопричастие без смущения», которого американцы ждут от общественного пространства. Люди хотят на других посмотреть и себя показать, пройти через мастерски срежиссированную последовательность коллективных опытов, эмоционально реагировать, не опасаясь возможных неприятностей. И хотя Мур высоко ценил Диснейленд за создание стройной концепции общественного пространства посреди «безликого мира частных владений южной части Калифорнии», он предвосхитил более резкие высказывания европейских интеллектуалов, которые с момента открытия Диснеймира в 1971 году писали о нем как о симулякре истории для людей, предпочитающих подделки, потому что они кажутся более подлинными (Есо 1986 [1975]; Бодрийяр 2000 [1986]). Диснеймир работает, потому что приводит к единому абстрактному знаменателю и архитектурные элементы пространства, и вызываемые этим пространством эмоции. «Чем очевиднее архитектурная подделка, тем комфортнее мы себя чувствуем» (Goldberger 1992b).

Североамериканские интеллектуалы, напротив, критикуют Диснеймир за то, что он не «гиперреален», а слишком реален. В период между 1982 годом, когда открылся Город будущего[19 - Англ. Experimental Prototype Community of Tomorrow, EPCOT; дословно – экспериментальный прототип сообщества будущего. – Примеч. ред.], и 1985 годом, когда сменившийся корпоративный менеджмент Компании Диснея вдохнул новую жизнь в тематический парк, заказав новые аттракционы и запланировав новые гостиницы, Диснеймир стали воспринимать как мощный фактор визуального и пространственного преобразования общественной культуры. Его экспонаты делают память общества зримой, а способы установления коллективной идентичности имеют сугубо рыночные основания. Более того, размеры и функциональная взаимозависимость внутри Диснеймира позволяют воспринимать его как настоящий город, построенный для представителей средних классов, которые покинули город ради пригородов или городов-спутников. Этот эстетизированный урбанистический ландшафт лишен присущих большому городу страхов или сексуальности, зато в нем есть свои дисней-деньги. Более того, само существование этого замкнутого тематического парка наводит на мысль о возможности выгородить внутри большого города такой вот городок поменьше. Диснеймир есть самостоятельное пространство, за вход в которое взимается плата, реальный город в городе, который, подобно жилому комплексу за высоким забором, подразумевает отсутствие опасных чужаков.

И тем не менее такой подход тоже подвергается критике. Майк Уоллас (Wallace 1985) считает, что нарративная составляющая аттракционов вымарывает конфликты американской истории. Стивен Фьельман (Fjellman, 1992) описывает подобные платные развлечения как ярмарку товарного фетишизма. И если Алекс Уилсон (Wilson, 1992) считает, что этот сверхпригород с его архитектурой и планировкой грозит уничтожить сам город, Майкл Соркин (Sorkin 1992, 208) видит в Диснеймире продуманную модернистскую утопию по переустройству города в некое «совершенно новое, отрицающее географию пространство». Как и телевидение, обеспечившее первому Диснейленду поток желающих стать «мышкетерами»[20 - Речь идет об участниках ТВ-клуба Микки-Мауса. – Примеч. ред.] со всей страны, визуальная коммуникация Диснеймира «идет вразрез с традиционными стратегиями выстраивания целостности.

Самое интересное – это то, как Диснеймир идеализирует городское общественное пространство. Городским управленцам, ищущим пути экономического развития, и мыслителям, оплакивающим снижение стандартов поведения, Диснеймир противопоставляет вполне конкурентоспособную стратегию. Возьмите общую для всех идею, увлечение, разделяемое большинством, и, не производя насилия над этой идеей, развейте ее до визуального образа. Затем преподайте этот образ как символ города. Выберите городской район, лучше других воплощающий этот образ: поблескивающий коммерческий комплекс на набережной как символ нового, величественный неоклассический вокзал как символ обновления старого, целая улочка краснокирпичных магазинчиков как символ исторической памяти. И наконец, отдайте территорию в управление одной из частных компаний, чье стремление зачистить общественное пространство сделало профессию охранника одной из наиболее популярных на рынке труда.

Визуальная культура, управление пространством и частный менеджмент – вот три составляющих нового идеала общественного пространства, каким является Диснеймир. С 1950-х до 1970-х годов таким пространством был пригородный торговый центр. С 1970-х, когда консервативные федеральные власти взяли курс на снижение расходов по обновлению городских объектов, а конкуренция за частные инвестиции отвлекала внимание местных властей от городского планирования, этот новый тип общественного пространства стал все больше распространяться в исторических центрах больших городов. На его формирование в равной степени повлияла экспансивная бизнес-стратегия девелоперов и нежелание местных властей решать вопросы городского планирования. В определенном смысле это символ реорганизации государства всеобщего благосостояния.

Не будем забывать, что города никогда не умели столь эффективно управлять пространством, как это делает корпоративная культура. В Диснеймир посетителей пускают за деньги. И хотя за инфраструктуру платили из местного бюджета, право самостоятельно распоряжаться территорией администрация тематического парка оставляет за собой. В Диснеймире свои правила, свой словарь и даже своя валюта. Все эти нормы не только подчеркивают подчиненность личности потребителя корпоративному гиганту, но и формируют общественную культуру потребления. Эта та модель городского пространства, что питает идеологию БИРРов. Поскольку у Диснеймира есть и частная охрана, и свои уборщики, контролируемая им территория чище и безопаснее, чем городские улицы. В Диснеймире есть система транспорта, уличное освещение, мебель, и все это выглядит и работает лучше, чем в городе, что и неудивительно. Не стал ли Диснеймир тем самым весьма весомым аргументом в пользу приватизации общественного пространства?

«Компания Диснея – это лаборатория американского урбанизма», – пишет автор журнала Village Voice (Ball 1991). Диснеймир выходит за свои пределы: визуальные и пространственные элементы используются на городских ярмарках и в торговых центрах, музейных экспозициях, на горнолыжных курортах и в жилых комплексах. Более того, используемые в Диснеймире принципы управления трудовыми ресурсами и взаимодействия с клиентами берутся за основу другими сервисными компаниями. Взаимосвязи между различными ветвями корпорации и согласованная инвестиционная стратегия «Диснея» стали моделью символической экономики, основанной на медиа, недвижимости и художественном оформлении. Диснеймир – это способ сделать символическую экономику реальной, независимо от того, насколько нереальны сферы, задействованные в процессе. Попадая в Диснеймир, вы не можете не поверить в жизнеспособность символической экономики. Поэтому уроки Диснеймира полезны сразу для нескольких категорий анализа: тематические парки, городское планирование, индустрия сервиса и символическая экономика в целом.

Реальность тематических парков

Хотя для большинства тематический парк – это олицетворение всеобщей мечты убежать от повседневности и поразвлечься, в действительности это весьма емкое высказывание об обществе. Он представляет собой вымышленный нарратив о социальной общности – это не настоящая история, но коллективный образ современных людей или того, какими они должны быть, – и в нем используются те способы контроля пространства, которые эту общность укрепляют.

Широко известна история о том, как Уолт Дисней задумал Диснейленд (см., например: Zukin 1991, 221–132). Он лелеял сентиментальные представления об Америке, которые могли сложиться у него еще в детстве, проведенном на Среднем Западе. Кроме того, Уолту нужно было укоренить свое стремление к безопасности в идеальном и полностью подконтрольном ему ландшафте. Все его детство отец Диснея – неудачливый изобретатель и еще менее успешный бизнесмен – постоянно менял работу, часто перемещаясь с место на место. Уолт Дисней хотел построить парк аттракционов – центр развлечений, как мы назвали бы его, не будь в ходу такого понятия, как тематический парк – который был бы больше, лучше и правильнее, чем привычные американцам непритязательные ярмарки, карнавалы и аттракционы.

В своих планах Дисней далеко ушел от принятых на тот момент моделей. С начала XX века широкое распространение электрического освещения в коммерческой архитектуре позволило предпринимателям с развитым воображением или навязчивыми идеями строить фантазийные пространства в качестве аттракционов. Как правило, они строились прямо в городах, как, например, Луна-парк на Кони-Айленде (1903) или Нью-Йоркский ипподром (1905) (см.: Register 1991). Основная мысль Диснея состояла в том, чтобы построить парк развлечений на большом участке целины вдали от маршрутов общественного транспорта. Если раньше посетителям предлагалось максимальное количество захватывающих дух аттракционов и прочих платных развлечений на небольшой территории, то Дисней предложил всего несколько аттракционов на большом пространстве, получить доход от которого иным способом было бы затруднительно. Когда Дисней озвучил свои планы на съезде владельцев парков аттракционов в 1953 году, то многие подвергли их обстоятельной критике. Ближайшим аналогом диснеевской затеи были всемирные ярмарки, которые периодически проводились для демонстрации достижений промышленности, экзотических культур далеких стран, а также утопических или монументальных конструкций, представлявших целостное и социально гармоничное ви?дение будущего. Всемирная «колумбовская» выставка 1893 года в Бостоне и Всемирная выставка 1939 года в Нью-Йорке сформировали стремление Диснея создать «место для людей, место радости и познания».

Хотя Дисней утверждал, что эта идея сама по себе проста, на самом деле эта весьма взвешенная визуальная концепция сильно отличалась от предыдущих. Диснеевский ретроутопизм проявился в неожиданно миниатюрной реконструкции характерного и всеми узнаваемого ландшафта Главной Улицы США. Кроме того, здесь использовались декорации и реквизит, подобные тем, что используются на киностудиях Голливуда, где платные экскурсии на съемочные площадки знаменитых фильмов предлагали уже за много лет до этого. Диснейленд включал в себя пять парков развлечений – каждый со своими декорациями и реквизитом, мотивы которых позаимствованы из народных праздников, детской литературы и истории США: Страна приключений, Земля лилипутов, Страна фантазий, Пограничная земля и Страна праздников. Чтобы сделать фантазию еще более реальной, в дополнение к костюмам и тематическим артефактам здесь использовались чисто голливудские техники и приемы. С одной стороны, это панорама, например, старого Вильямсбурга, штат Вирджиния, наполненная людьми, которых наняли для демонстрации и интерпретации соответствующих культурных продуктов. С другой – это монтаж (Sorkin 1992, 226–227), фабрикующий и смешивающий визуальные образы без какой-либо логически выверенной структуры.

Диснеймир открылся в южной части штата Флорида недалеко от города Орландо в 1971 году. Город будущего – утопическая деревня, которую Дисней хотел построить как идеально спланированный жилой комплекс с первоклассным обслуживанием, – открылся только к 1982 году, поскольку технологии, необходимые для некоторых экспонатов, были слишком дороги. А намеченные в первоначальном плане дома появились только в 1990-м. Хотя тематический парк располагается на территории в 28 тысяч акров и построил гостиничных номеров больше, чем любой другой девелопер юго-восточной части США, специализирующийся на строительстве гостиниц и конференц-центров, компания предпочла не брать на себя юридическую ответственность за создание реального нового города.

Еще до открытия корпоративных павильонов Города будущего, Диснеевского президентского зала и прочих специально оборудованных достопримечательностей Диснеймир сочетал в себе элементы Диснейленда и всемирных выставок. Там царила здоровая праздничная атмосфера, которой посетители могли наслаждаться всей семьей. С помощью архитектуры и костюмов культуры разных народов были сведены к нескольким туристическим знакам. Для перемещения по парку посетители пользовались высокотехнологичными транспортными средствами. Корпорация преподносила посетителям весьма оптимистичное ви?дение будущего. Пространства спроектированы таким образом, чтобы содействовать благопристойному общению и социальному взаимодействию. Все помнят о том, как общественное пространство в Диснеймире поощряет клиентов к вежливости, пока все выстаивают длинные очереди к аттракционам. Клиентов (на «языке Диснея» – гостей) атакуют со всех сторон требованиями купить все составляющие этого красивого отдыха – от билетов до еды и сувениров. Как указывается во всех сколько-нибудь объективных отзывах, в Диснеймире постоянно навязывается мысль о том, что это не просто парк, это – достопримечательность. Опыт пребывания сохраняется в открытках, фотографиях, видеозаписях. Как на многих шоссе по всему миру встречаются знаки, указывающие на красивый вид, так места для интересного кадра в Диснеймире помечаются логотипом «Кодак». За отдельную плату можно сфотографироваться с Микки-Маусом.

В открывшемся в 1992 году парке Евродиснейленд пространство спроектировано как будто не для человеческого глаза, но для объектива камеры – будь то кинокамера или туристическая «мыльница». Такая стратегия рассчитана на юных посетителей, которых в Евродиснейленд влекут, как правило, мультфильмы или изображения более ранних тематических парков. На открытии Евродиснейленда французская девочка 14 лет сказала корреспонденту: «Это замечательно. Я обожаю диснеевские мультики» (New York Times, April 13, 1992, 1). Каждое воскресное утро диснеевские мультфильмы по каналу TF1 смотрит 6 миллионов французских детей, а каждый номер детского журнала-долгожителя Journal de Mickey имеет 10 миллионов читателей (Zuber 1992, 15).

Что касается архитектурных фантазий, Евродиснейленд похож на кино и в этом аспекте. Переиначивая идею Всемирной выставки, он предлагает экзотическую Американу для иностранных туристов с образами городов Старого Запада и Калифорнии на стыке 1950—1960-х – последней и лучшей из американских эпох современности. Таким образом, парк предлагает то, что европейцы больше всего хотят увидеть в США: Нью-Йорк, Запад, Диснейленд. И вот в Евродиснее «[построили] линию городского горизонта, по узнаваемости доминант способную поспорить с Лондоном, Парижем, Нью-Йорком, да с любым городом», – заявляет представитель «Диснея». Гостиницы здесь похожи на декорации вестернов: отель «Шайенн», «Секвойя Лодж», «Санта-Фе», «Лагерь Дэви Крокетта». Репортер описывает отель «Санта-Фе» как

производящий наибольшее впечатление… нечто среднее между индейской деревней Юго-Запада и мотелем 1950-х. Лобби напоминает киву – церемониальную залу, традиционную для индейцев пуэбло. В кафетерии использованы мотивы походной кухни – салаты выдают из кузова винтажного грузовичка, а воду наливают из старых бидонов. В коридорах расставлены деревянные куклы-качина, индейская глиняная посуда и произведенные в Мексике, весьма убедительные копии ковров народа навахо (Watson 1992).

Как и все предшествовавшие созданию Евродиснея Всемирные выставки, он является изложением краткого визита в экзотические места. И эту Всемирную выставку для вас устраивает ведущая мировая корпорация, чьи ссылки на собственные культурные продукты настолько тесно переплетены со ссылками на реальные места, что Диснеймир практически неотличим от реального мира.

Общественная культура общего пользования

Производство пространства в Диснейленде и Диснеймире создает вымышленный нарратив о социальной общности. Асимметричность властных структур, столь очевидная в реальных ландшафтах, спрятана здесь за фасадом, воспроизводящим одномерный взгляд на природу и историю. Это не альтернативная, а корпоративная всемирная история, которая создается в Калифорнии и воспроизводится на сданных «под ключ» предприятиях во Флориде, Японии и Франции. Мы участвуем в этом нарративе в качестве потребителей. Потребляемые нами продукты импортируются из других мест, но поскольку продаются они в единой визуальной упаковке, то создается впечатление, будто они увековечивают или воссоздают место, обладающее собственным характером. Главная улица и Город будущего – это общедоступные фальсификации прошлого и будущего, а вот непосредственный опыт пребывания в Диснеймире с очередями на различные аттракционы помещает нас в бесконечное настоящее, где нас заботит только, как бы куда-то попасть, а потом оттуда выйти.

Основной вопрос состоит в том, что привело нас к использованию этих общественных пространств для удовлетворения личных нужд. Тяга к общению и развлечениям создала массовый рынок высококачественных потребительских товаров в статусных местах потребления. Необходимость быть «связанными», причастными к сообществу создает рынок разнообразных конференц-центров и прочих мест для встреч и общения. Стремление частных корпораций создавать атмосферу общего благожелательного настроения – которому весьма способствуют правила зонирования – приводит к созданию площадей, атриумов и лобби для «общественного пользования», устраивая арт-выставки или организуя точку общепита и торговли. Люди получают опыт пребывания в таких пространствах, наблюдая, как эти же пространства ощущают другие. Феномен Диснеймира стал столь важным потому, что является визуализацией общества, которое объединяется исключительно на эфемерной рыночной почве.

Диснеевские продукты стали логотипами общественной культуры. Естественно, со временем произошли некоторые изменения. Микки-Маус появился как герой комиксов в 1928 году. Великая депрессия стала формирующим опытом его детства. В опубликованной в 1934 году рождественской сказке (Mickey Mouse Movie Stories, reprint 1988) Микки-Маус с собакой Плуто в канун праздника бредут по заснеженным улицам. Голодные и замерзшие, идут они мимо богатого дома, где избалованный ребенок дразнит дворецкого – наряженного в сюртук пса. Дворецкий просит Микки продать ему собаку, но Микки отказывается. Они идут дальше и видят бедную лачугу, где спит семейство котят. Микки бежит к первому дому, продает своего Плуто дворецкому, покупает подарки котятам и оставляет у них дома. Согреваемый своим хорошим поступком Микки сидит в снегу, где его и находит Плуто: он убежал от богатого ребенка и прихватил с собой индейку с семейного стола. Как этот тощий, вечно голодный диснеевский символ связан с лоснящейся самодовольной мышью, ставшей талисманом крупнейшей транснациональной корпорации?

На протяжении 1980-х годов уши Микки-Мауса неоднократно беззастенчиво заимствовали из популярной культуры статусные представители высокого искусства. Началось все с архитектуры. Архитектор Арата Исозаки спроектировал часть здания «Команды Диснея» в Лэйк-Буэна-Виста, штат Флорида, в виде пары гигантских мышиных ушей – поп-арт вернулся к своим корпоративным истокам. Этот проект был представлен как чистая геометрическая абстракция, в отличие от антропоморфных дельфинов, лебедей и мышей, использованных архитектором Майклом Грэйвсом при строительстве других зданий Компании Диснея (Asada 1991, 91). В отрыве от массовой культуры диснеевских мультиков мышиные уши стали символом публичной культуры общего пользования. Их можно увидеть даже в политической карикатуре на заглавной странице «Нью-Йорк таймс» (New York Times, June 5, 1992), где они красуются и на республиканском слоне, и на ослике демократов.

По мере вхождения диснеевских символов в контекст высокой культуры художники утрачивают ироническое отстранение, с которым когда-то относились к предмету. Труппа современного танца «Нью-Йоркский балет Фельда» поставила два спектакля на музыку Моцарта, в которых солисты выступают в мышиных ушках и напевают «МИК-КИ-МА-УС» на мотив 31-й симфонии (New York Times, February 29, 1992). Если использование диснеевских символов в высокой культуре уже никого не шокирует, в контексте политики они по-прежнему могут восприниматься весьма остро. Выставленная в Лондоне в 1992 году работа британского художника Джона Кина (John Keane) «Микки-Маус на фронте» наделала много шуму; в картине отобразился критический взгляд на политику США, направленную на эскалацию конфликта в Персидском заливе (Porter 1992). В ассамбляже Билла Шиффера (Bill Shiffer) «Новый мировой порядок» Микки-Маус помещен поверх серпа и молота, американского флага, креста и звезды Давида. Профессиональные культурологи иногда замечают диснеевские формы даже там, где никто о них и не помышлял. Когда не так давно в Нью-Йорке выступала рок-группа Sugar Cubes из далекой Исландии, в «Нью-Йорк Таймс» (April 20, 1992) прическу вокалистки с крендельками по обе стороны макушки нашли похожей на ушки МИККИ-МАУСа, – а ведь это могли быть традиционные косы девушек-викингов.

Микки-Маус давно проник и в нормативный американский английский. Впрочем, значение этого неоднозначно, поскольку ирония в нем сочетается с имитацией. Прилагательное «миккимаусный» означает одновременно «бредовый» и «неестественный», «карикатуру на общепринятую практику… и [подобное армейскому] бездумное повиновение правилам» (Rosenthal 1992). Несмотря на эту неоднозначность трактовки и изменчивость формы, в культурном производстве Микки-Маус стал критерием подлинности. Это одновременно икона и образец для подражания, эдакий Ральф Лорен, позволяющий обсуждать продукцию массового рынка как произведения высокой культуры. Штатный культуролог «Нью-Йорк nаймс» задался вопросом: в чем больше подлинности – в идеализированной версии прошлого или в реальном прошлом со всеми его язвами? «В диснеевской версии, как на торговых площадях мистера Лорена, все ошибки реальности исправляются, и в итоге вы парадоксальным образом получаете куда более полное ощущение, что вы побывали в роскошной викторианской гостинице на берегу моря» (Goldberger 1992a, 34).

Ориентация в пространстве виртуальной реальности

Виртуальная реальность Диснеймира больше всего похожа на метрополию Орландо. Стремительным ростом, который город пережил со времени открытия Диснеймира, Орландо обязан как тематическому парку и подпитываемой им туристической индустрии, так и близости к высокотехнологичным производствам мыса Канаверал, дешевой рабочей силе и обилию незастроенных земель. Тематический парк придал Орландо субъективный статус места, куда стремятся и массы, и бизнес. «Экономьте орландоллары» – написано на рекламном плакате «Юнайтед Эирлайнс» в окне туристического агентства на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке. Орландо привлекает людей, потому что Диснеймир проецирует свой образ общественного пространства на весь город. «Люди едут сюда, зная, что здесь безопасно», – говорит глава Юниверсал Студиос Флорида. Здесь не нужно думать о плохой погоде или уличной преступности. Автор бестселлера о стратегиях инвестирования, сам житель Орландо, говорит: «Лучше всего жить там, где все хотят проводить отпуск» (цит. по «Fantasy’s Reality» in Time, May, 27, 1991, 52–59, 54).

Орландо в некотором смысле воспроизводит в памяти мифологию Лос-Анджелеса. Город, большую часть населения которого составляют молодые мигранты, где много рабочих мест как на производстве, так и в сервисе, город, образ которого ассоциируется прежде всего с отдыхом. Орландо пережил бум в 1970—1980-х годах, став одним из пяти центров регионального экономического развития наравне с Бостоном, Нью-Йорком, Лос-Анджелесом и Сан-Франциско (Thurow 1989, 192–193). Население Орландо с пригородами увеличилось с 1970 по 1990 год более чем вдвое – с полумиллиона до более чем миллиона человек. Количество рабочих мест за тот же период выросло втрое – с 193 тысяч до 662 000. Одна пятая населения перебралась в Орландо в конце 1980-х – начале 1990-х. В этот период средний возраст жителей Орландо был самым юным в штате Флорида. К 1990 году примерно 80 % населения составляли белые, 13 % – небелые и 7 % – «латиноамериканцы», притом что последние – самая быстрорастущая группа. Тем не менее 85 % рабочей силы составляли белые. ГПервые лица компаний назвали Орландо «одним из трех самых привлекательных растущих рынков для переноса туда бизнеса в ближайшие пять лет» (Economic Development Commission of Mid-Florida 1991, 89–90; New York Times, January 31, 1994).

Необычайный экономический рост Орландо имеет и расовую подоплеку. Компании, открывшие офисы в Орландо, нанимают тех принадлежащих к белой расе представителей среднего звена среднего класса, что раньше жили в северо-восточных штатах или на Среднем Западе. Подрядчики министерства обороны, питавшие рост занятости в 1980-х, не размещают производства в районах, населенных представителями расовых меньшинств. В метрополию Орландо переехали корпоративные штаб-квартиры компании Tupperware Home Parties, Американской автомобильной ассоциации и пяти крупнейших страховых компаний. AT&T, Alfa Romeo, ресторанный оператор General Mills и Southern Bell Telephone Company имеют здесь крупные отделения. Созданная в Калифорнии крупнейшая евангелическая миссионерская организация Campus Crusade for Christ также перенесла свою штаб-квартиру в Орландо. В государственном учреждении – Учебном центре Военно-морских сил – работает почти 17 тысяч человек. В общей сложности количество рабочих мест в сфере услуг увеличилось почти в десять раз – с 27 тысяч в 1970-м (23,5 % от общего объема занятости) до 200 тысяч в 1990-м году (35,5 % от общего объема занятости).

Объемы производства в Орландо тоже выросли, хотя и меньше, чем в среднем по Соединенным Штатам. Основной рост пришелся на предприятия оборонной и аэрокосмической промышленности. На предприятиях одной только Martin Marietta работает более 11 тысяч сотрудников, а есть еще Litton Laser Systems, Westinghouse Electric Corporation и прочие производители микроэлектронного оборудования, тренажеров и симуляторов, различных электронных компонентов. Все эти производства так или иначе переживут сокращение военных расходов, поскольку их продукция используется для вооружения мобильных отрядов и стратегических бомбардировщиков – основных сил для ведения региональных войн. И тем не менее, наличие Диснеймира, киностудии Universal Studios и тематического аквапарка «Морской мир» ведет к тому, что каждое четвертое рабочее место связано с индустрией туризма. Более 50 тысяч человек работают в отелях, санаториях, ресторанах и других местах для туристов, при этом в одном только Диснеймире – более 30 тысяч сотрудников.

Несмотря на впечатление комфортной жизни, которое создает Орландо, большинство работающих здесь не могут похвастаться ни высокой зарплатой, ни стабильным положением. В 1990-х годах агентства по найму временного персонала трудоустроили 38 340 человек главным образом в качестве продавцов, специалистов по обработке текстовых данных, секретарей и разнорабочих. Агентства, занимающиеся постоянным трудоустройством, помогли найти работу лишь 3 тысяч специалистам (Orlando Business Journal, 1992). Если оставить за скобками оборонный комплекс, Орландо – это типичный город средних размеров, зависящий от экономики сферы услуг, чье основное преимущество для работодателей состоит в предложении новой рабочей силы. В Орландо живут молодые, неплохо образованные люди, не отягощенные долгой историей профсоюзной борьбы.

Среди прочих достоинств Орландо – большое количество незастроенных земель, очень чистые улицы, бездомные, кпроживающие в передвижных домах, а не на тротуарах, отсутствие этнических конфликтов (Time, May 27, 1991, 54–55). В городе установлен низкий налог на недвижимость. Местные власти не собираются повышать налоги ради очистки загрязненных озер, строительства новых дорог и школ или содержания симфонического оркестра – в конце концов, туристы приезжают сюда не Моцарта слушать. Тем не менее совет четырех прилегающих к Диснеймиру округов, поддерживающий единственное госучреждение экономического развития, смог убедить людей, что частное строительство при поддержке государства способно принести значительные выгоды всему обществу. В 1980-х годах количество конференций увеличилось настолько, что четырехпроцентного сбора с гостиничных номеров хватило, чтобы оплатить строительство Муниципального общественного/конференц-центра округа Орандж, половины крытой спортивной арены Орландо и часть реконструкции стадиона Citrus Bowl (DePalma 1991).

Помимо Орландо, Диснеймир повлиял и на формирование других мест. Успех, которым пользовались среди покупателей и критиков жилые комплексы – микрорайоны со строгими правилами строительства и дизайна, такие как Сисайд во Флориде, спроектированный архитекторами Андре Дони (Andres Duany) и Элизабет Платер-Зыберк (Elizabeth Plater-Zyberk), показал, что людям нравится благообразный авторитаризм, по крайней мере до тех пор, пока он основывается на визуальных критериях. Менее амбициозные девелоперские проекты по воссозданию зеленых предместий а-ля XIX век также пользовались большим спросом. Однако и городок из прошлого, и зеленое предместье – это не только эстетическая концепция; такие проекты подразумевают и более широкие стратегии общественного контроля. Организация пространства осуществляется в том числе путем тщательного распределения населения по возрасту и уровню доходов. Все это идет рука об руку с признанием внутренней политической власти. По иронии судьбы местные власти устанавливают и некоторые правила, диктующие разнообразие. К примеру, в Сисайде не может быть двух одинаковых белых частоколов. Есть нормы, регулирующие плотность, размер и стиль построек, а также использование пространств. Контролируемое разнообразие определяет эстетическую силу места. В социальном плане это пространство для среднего класса, эквивалент Главной улицы Диснеймира. Оно воспроизводит замкнутость белого среднего класса 1950-х – безопасное, социально однородное поселение – в допустимых рамках эстетического разнообразия.

Поскольку четыре пятых всех посетителей Диснеймира – взрослые люди, то и общий вид этого парка должен соответствовать их желаниям. Диснеймир стал воплощением визуальной стратегии целостности, частично основанной на униформах служителей и поведенческих нормах, частично – на производстве целого набора сцен, в которых каждая деталь является легко понятным знаком того, что она представляет в общем нарративе, будь он выдуманным или реальным (см.: Boyer 1992). Кроме того, в Диснеймире используется визуальная стратегия, в соответствии с которой все неприятные ситуации – вывоз мусора, ремонтные работы, транспортировка грузов и уборка – остаются невидимыми постороннему глазу. Диснеймир использует сжатие и уплотнение, выравнивая наш опыт до легкоусваяемого нарратива и ограничивая визуализацию до набора избранных символов. Несмотря на захватывающие дух аттракционы, Диснеймир держится на фасадах. Вам не попасть в Заколдованное королевство, но это и есть центральное место Диснеймира.

Эти визуальные стратегии повлияли на архитектуру торговых комплексов, использующих историческую тематику, таких как South Street Seaport в Нью-Йорке, и торговых центров с аттракционами, к примеру West Edmonton Mall в Канаде. Они, подобно Диснеймиру, организуют место потребления как некий всеобъемлющий опыт, как в торговом центре Mall of America в Миннесоте. Определение мест потребления через внешний облик особенно выгодно в символической экономической деятельности транснациональных корпораций, которые стараются совместить продажу продуктов, услуг и земли. Самым ярким примером этому служит, конечно же, Диснеймир. Далее идет курорт Эшли, или «городок отдыха», построенный Laura Ashley Company в Японии, где компания, производящая предметы домашнего обихода, ткани и одежду, проектирует и продает гостиничные номера, рестораны, сады, конюшни, вертолетные площадки, квартиры и дома (Gandee 1991). Процесс рассматривания и составляет опыт пребывания. Умелое управление визуальным образом укрепляет рыночные позиции.

Принципы управления пространством, применяемые в Диснеймире, оказывают влияние и на нью-йоркские бизнес-инициативы по развитию района (БИРРы, см.: главу 1). Их первоочередная задача – очистить территорию, убрать с нее весь мусор, который не смогли убрать соответствующие городские службы. Далее они обеспечивают безопасность на вверенной им территории путем возведения барьеров или ограничивают доступ иным образом, а также вводят правила поведения. Эта стратегия поддерживается силами частных охранных фирм. Они контролируют передвижение людей путем организации людского потока по общественному пространству и устройства мест, где можно присесть. При этом подразумевается, что присесть могут не все. Осуществлять социальный контроль можно и через влияние на нормы телесной презентации. Стандарты внешнего вида, установленные для работников Евродиснея, широко обсуждались в прессе именно потому, что для многих казались нарушениями французских традиций. Как можно запретить французу носить бороду, а француженке – черные чулки? Впрочем, в любой культуре дресс-код – это способ регулирования порожденного обществом разнообразия. Посетитель Евродиснея – проживший много лет в Париже американец – заметил, что, выполняя диснеевские правила, французские работники становятся похожи на «профессионалов»; в них проявлялась цивилизованность другого порядка. «Пожалуй, можно прийти к заключению, что классовые различия в Евродиснее стираются, пусть и всего на несколько часов» (Zuber 1992, 15).

Подобные социальные стратегии производят политический эффект, поскольку создают впечатление доверия между незнакомыми людьми. Оно отличается от того фатального доверия, которое испытывают друг к другу пассажиры на борту самолета или в одном вагоне нью-йоркской подземки. Его можно сравнить с приветливым, но сдержанным поведением, которое встречается в небольших деревенских пансионах, где все убеждены, что другие постояльцы принадлежат к тому же социальному типу. Политически здесь важно то, что за нахождение во всех этих пространствах взимается плата. Одна только стоимость билета в Диснеймире, составляющая кругленькую, пусть и не заоблачную, сумму в 35 долларов, обеспечивает некий ценз, некую исключительность, некое чувство уверенности, которое дает отсутствие всеобщего доступа.

Обеспечение ощущения уверенности с помощью управления пространством создает прецедент для частно-государственного партнерства и частных девелоперских проектов в городах. Не имея возможности огородить свой участок стеной, они вынуждены сделать его доступным для публики, но не хотят при этом поощрять шатание разного рода бездельников, воришек, бездомных и недисциплинированных личностей. Подобно Диснеймиру, эти учреждения устанавливают практически неограниченный контроль над территорией. Они обладают достаточными фискальными и финансовыми возможностями для предоставления «общественных» услуг. Однако они отличаются от старой системы тем, что подобные услуги не дополняют общественные блага: они их заменяют.