Туснельда молчит. Я беру ее за запястье – тонкое, нежное. Прикасаюсь губами.
– Я бы не удержался.
Она выдергивает руку, смотрит на меня исподлобья. Серые глаза сейчас темные, как морская глубина.
Мне становится стыдно. Какое непривычное чувство, да, Кай?!
– Он очень хотел, – говорит Туснельда негромко. – Но… боялся меня заразить. Боялся сделать зло.
Мужское желание женщины – это человеческое выражение страха смерти.
Даже зная, что умирает, мой брат оставался самим собой. Благородным человеком, настоящим римлянином…
Да, кое-что я все-таки знаю о своем брате.
– Что это было? – спрашиваю я.
Германка поднимает голову:
– Что?
– Чем он болел? Как это называется?
Туснельда берется за светлую косу, теребит ее пальцами.
– Я не знаю. Твой брат, он… мало говорить. – Разволновавшись, она снова начинает делать ошибки.
Я смотрю на ее чистый лоб. Я хочу подойти и взять германку за затылок, притянуть к себе. Почувствовать вкус ее губ и забыть обо всем…
Но я, к сожалению, упертый сукин сын.
Поэтому я говорю:
– Что-то он все же сказал?
Туснельда качает головой. Я говорю:
– Помоги мне. Пожалуйста.
Молчание.
– Несколько раз твой брат ходил в Ализон, в квартал торговцев. Он говорил – там колдун.
Колдун? Даже так?! Луций, который высмеивал ярмарочных колдунов, как дешевых мошенников!
– Этот философ лечил его – тайно. Это болезнь, о которой другим людям знать нельзя.
У великого Цезаря была падучая. Человек бьется в припадке, изо рта идет пена… Не самая лучшая болезнь для политика. Извергая пену и катаясь по полу, довольно трудно вызывать у людей симпатию. Неужели Луций?..
Я представляю брата, бьющегося в припадке. Лицо изуродовано гримасой, изо рта летят клочья пены…
Проклятье, проще представить его в сенате!
Качаю головой. Нет. Падучая не смертельна – если не откусить себе язык, конечно, и не захлебнуться кровью…
И общаться с женщиной она не мешает.
Тут явно было нечто иное…
– Врач? Где, говоришь, он нашел врача?
– В Ализон. Он не врача находить… он находить философ. Тайна чтобы.
Я киваю.
– Как его зовут, этого философа?
Она качает головой. Впрочем, я и не рассчитывал.
– Римлянин Кай, – говорит Туснельда торжественно. – Твой брат, чтобы идти туда, надеть… надевать военную одежку. Старый плащ. Как римский солдат.
Молчание. Мы стоим и смотрим друг на друга.
Я улыбаюсь, хотя мне хочется плакать.
* * *
– Квинтилион, – говорю я. – У меня к тебе еще одна просьба…
Управитель кланяется. Лицо невозмутимое.
– Как прикажете, господин легат. Готов исполнить любое ваше желание, господин легат.
Мгновение я медлю. Затем открываю рот, но Квинтилион меня опережает:
– Вам снова нужны молоток, веревка и кентурион Тит Волтумий?
– Гм.
Пожалуй, насчет Тита Волтумия стоило бы подумать. Помощь старшего кентуриона в прошлый раз мне очень пригодилась…
– Спасибо, но… нет. В этот раз мне будет достаточно шерстяного солдатского плаща. Такого, знаешь, погрязней и попроще…
– Понятно, господин легат, – говорит Квинтилион. – Уже бегу.
Но с места не двигается. Ждет.
– Хорошо, хорошо, – говорю я. – Возьмешь деньгами или сведениями?