Легионы просят огня

– Лучше информацией.

– Вот ты хитрец. Почему информацией? Откуда ты знаешь, что она того стоит?

Улыбка Квинтилиона приторна, как груша в меду.

– Иначе вы бы не предложили мне денег.

* * *

«Сегодня вечером я напьюсь», думает он. Опять. Или снова. Но напьюсь.

Легионер Восемнадцатого Морского легиона Секст по прозвищу Победитель расправляет широкие плечи. Виктор. Какая насмешка…

– Сколько женских сердец ты покорил сегодня? – кричат из толпы.

– Только не ошибись палаткой! – хохочут. – А то знаем мы тебя…

– Нет, нет. В этот раз он не промахнется. Он зайдет сразу в палатку нового легата и…

Секст усмехается. Вытягивает перед собой волосатые руки, растопыривает пальцы.

– А если поймаю? – спрашивает он. – Я могу.

Аккуратно сжимает кулаки. Огромные. Такими можно пробить кирпичную стену.

– О, только не это, доблестный Виктор! – дерзкий голос. Толпа «мулов» стонет от смеха. – Только не это… Мне не вынести столько любви. Ты такой си-и-ильный.

Сволочи, думает Секст. Стоило один раз по пьяни совершить глупость, и уже не отмоешься. Виктор! Победитель! Ради всех богов, чрево Юноны, задница Юпитера! Секст Победитель – вот издевка, так издевка…

Он делает рывок, несколько легионеров падают, отшатнувшись. Строй прогибается. «Мулы» ревут от смеха, особенно те, что упали. От чудовищного грохота половина Ализона должна проснуться.

– Ты такой стра-а-астный сегодня, – звучит голос из толпы. – Мне не вынести столько страсти, доблестный воитель. Недаром тебя зовут…

– Виктор! – хором кричат легионеры. Сволочи. Секст отталкивает ближайшего «мула», замахивается… Легионер приседает в испуге, вокруг хохочут еще громче.

– Да, я сегодня в ударе, – говорит Виктор и опускает огромный кулак. Если не можешь посмеяться над собой, тебя в легионе заклюют. – Зовите меня Юпитер Громовержец.

– Он сегодня покроет и корову! – опять тот же голос. – Да что корову… Носорога! Слона! Жирафа!

«Ну, я тебя найду», думает Секст по прозвищу Виктор. Обещаю. В легионе все тайное быстро становится явным. В том числе – имя шутника.

Самое обидное, я не помню, что тогда произошло, думает Секст. «Вот если бы вспомнить… Тогда бы я знал, что ответить». В тот вечер в Паннонии он был чудовищно пьян, это точно. Отправился в самоволку – за продажными женщинами. По пути он заблудился и каким-то непостижимым образом очутился в лагере мятежников, в офицерской палатке. Почти голый, безобразно пьяный. Когда Секст осознал свою ошибку, то схватил то, что оказалось под рукой и начал отбиваться. Снова провал в памяти – и очнулся Секст уже в палатке, полной трупов, и с окровавленным мечом в руке. А тут и легионеры подоспели на помощь… Подвиг по глупости. Секст тогда вернулся в лагерь Семнадцатого легиона, залитый кровью врага и несколько раз раненный. Только это спасло его от серьезного наказания. Но не от прозвища Победитель. Виктор.

Вот уже несколько лет, как товарищи по оружию не дают Сексту забыть про этот «подвиг». Который он сам лично даже не может толком вспомнить. Боги!

Секст дергает щекой.

– Пока, зелень! – он машет рукой, поворачивается и идет.

– Останься с нами, доблестный Виктор! – кричат сзади. – Как же мы без тебя?

Он шагает, не оглядываясь. В темноту.

На Ализон опускается ночь.

Глава 3. Философ и Атлантида

Военный плащ легионера называется сагум.

Он колючий и грубый, у него мягкий кисловатый запах старой вещи.

Этот запах кажется мне родом из детства – очень деревенский. Мы тогда жили на вилле у бабушки, где-то возле Капуи.

Я выходил во двор и видел горы. Я возвращался в дом и видел горы через окно. Я закрывал глаза, и там снова оказывались горы. В общем, горы там были везде.

Снежные вершины в голубой дымке на горизонте.

Детство. Тогда было очень много света.

С годами свет уходит из нашей жизни. Сейчас даже в самый ясный день того ощущения наполненности не бывает. На нашем солнце – черные пятна.

Они появляются, когда мы в первый раз надеваем взрослую одежду, и только растут с годами. Чтобы заполнить весь солнечный диск. Когда-то солнце было чистым и ярким, но с годами постарело, обветшало, обросло слоем пыли и натянуло ветхую дырявую хламиду.

К чему я клоню?

Правда всегда одна…

Все проходит.

* * *

Ализон, римская столица варварской Германии. В квартале у Водяных ворот беснуется ветер. Стиснутый стенами домов, по узкому каменному руслу улицы, он мчится все быстрее и быстрее, чтобы, наконец, влететь мне в лицо. И принести пыль и мусор. Я моргаю. Сплевываю. Глаза слезятся. Проклятье!

Вонь страшная, хотя городская канализация и водопровод в Ализоне – сделаны по римским стандартам.

Странно. Мы пришли сюда надолго – а воняет по-прежнему.

– Господин, достойный господин, купите! – торговка тянет грязные пальцы. Край моего плаща точно случайно попадает к ней в руки. – Господин!

Я выдергиваю сагум и иду дальше.

– Будь ты проклят, сын шлюхи! – кричит торговка вслед. – Собачье отродье! Тебя зачали всем легионом!

Как быстро меняется мой статус, однако.

Я плотнее заворачиваюсь в плащ. В проклятой богами Германии холодно по утрам, душно ночью и дождливо днем. Собачья погода.

И собачий квартал.