Шри Ауробиндо. Упанишады. Кена и другие

Что же отличает то подлинное «я» от этого мнимого? Или же – раз мы не можем сказать больше, чем уже сказали при попытке его определить, раз мы можем только указать, что «То» не является тем, чем является «это», но представляет собой неизъяснимую в ментальных категориях абсолютность всего имеющегося здесь – каково отношение этого, феноменального, начала к той реальности? Ведь именно вопрос их соотношения избран отправной точкой Упанишады; первый же ее вопрос исходит из того, что отношение между ними существует и что реальность порождает феномен и управляет им.

Разумеется, Брахман неподвластен нашему уму, органам чувств, речи или жизненной силе; он невидим, неслышим, невыразим, неощутим, не облекается в форму мыслью, не является ни одним из состояний ума или тела, которыми мы становимся в изменчивом потоке жизни. Но мысль Упанишады стремится извлечь из наших бездн отклик более глубинный, нежели тот, что может дать отрицание очевидного – отрицание ментальной и чувственной объективности Брахмана. Она утверждает, что он не только не является умственным объектом или жизненным образованием, но даже и не нуждается в нашем уме, жизни и чувствах для осуществления своего владычества и деятельности. Он есть то, что мыслит не умом, живет не жизнью, чувствует не ощущениями, выражает себя не через речь, но скорее сами эти начала выступают объектами для его главенствующего, всевоспринимающего и всеведающего сознания.

Брахман мыслит ум тем, что превыше ума; он видит видение и слышит слышание тем абсолютным зрением и слухом, которые являются не феноменальными и инструментальными, но прямыми, неопосредованными, присущими ему неотъемлемо; он формирует наше средство выражения – речь из своего творческого слова; эту жизнь, за которую мы так цепляемся, он испускает из вечного движения своей энергии, которая не раздроблена на формы, а неизбывно свободна в своей собственной неисчерпаемой беспредельности.

Так Упанишада начинает отвечать на свой собственный вопрос. Она сначала описывает Брахмана как Ум ума, Зрение зрения, Слух слуха, Речь речи, Жизнь жизни. Затем она берет одно за другим эти выражения и придает им расширенную форму, чтобы внушить более отчетливое и объемное представление о смысле каждого из них – насколько возможно сделать это при помощи слов. Выражению «Ум ума» соответствует расширенная формулировка «то, что мыслит не умом, то, чем ум мыслится» и так далее в отношении каждого из исходных описательных выражений, вплоть до заключительного определения Жизни, стоящей по ту сторону этой жизни, как «того, что дышит не дыханием жизни, того, что приводит жизненную силу в движение».

Каждую из этих экзегетических строк усиливает повторяющееся наставление «Того Брахмана познать старайся, а не то, чем влекутся здесь люди». Ни Ум, ни Жизнь, ни Чувства, ни Речь, равно как и их объекты и то, в чем они себя выражают, не являются Реальностью, которую нам должно познать и которую следует искать. Истинное знание – это знание Того, что формирует для нас эти инструменты, но само от их применения не зависит. Истинное обладание и наслаждение – это то, которое, созидая объекты наших устремлений, само ничего не превращает для себя в объект стремления и страсти, вечно удовлетворенное всем в радости своего бессмертного бытия.

5 – Верховное Слово

УПАНИШАДА, переворачивая обычный порядок нашего логического мышления, согласно которому в начале должны были бы идти Ум и Чувства или Жизнь, а уже потом – Речь, как функция подчиненная, приступает к своему отрицательному описанию Брахмана с весьма удивительной формулы – Речь нашей речи. И мы можем понять, что имеется в виду Речь, которая превосходит нашу, некое абсолютное выражающее начало, по отношению к которому человеческий язык оказывается только тенью или чем-то вроде примитивной подделки. Какая мысль заложена в этой формуле Упанишады и чем объясняется отведенное способности речи первенство?

Изучая Упанишады, мы постоянно должны отвлекаться от современных представлений и максимально внимательно вникать в ассоциации, сопровождающие использование слов в ранней Веданте. Мы должны вспомнить, что в ведической системе Слово созидает мир; с помощью Слова Брахма творит формы вселенной. Более того, в своем высочайшем проявлении человеческая речь лишь пытается через откровение и вдохновение восстановить абсолютное выражение Истины, которое уже существует в Беспредельности, превышая наше умственное понимание. В таком случае это Слово должно равным образом превосходить возможности нашего умственного истолкования.

Все творение выражается Словом; но выражаемая форма представляет собой лишь символ, отображением того, что действительно есть. Мы видим это в человеческой речи, которая лишь представляет уму ментальную форму предмета; но предмет, который она стремится выразить, сам является лишь формой, отображающей иную Реальность. Эта Реальность – Брахман. Брахман выражает Словом форму, отображение себя в объектах чувств и сознания, образующих вселенную, аналогично тому как человеческое слово выражает ментальный образ этих объектов. То Слово является созидательным в более глубоком и изначальном смысле, чем человеческая речь, и обладает мощью, по отношению к которой наивысшая творческая сила человеческой речи выступает лишь как бледное отдаленное подобие.

Слово, использованное здесь для обозначения дара речи, буквально означает преподнесение, представление перед умом. Брахман, говорит Упанишада, это то, что не может быть таким образом представлено речью перед умом.

Человеческая речь, как видим, «преподносит» лишь образ образа, ментальный знак объекта, который сам тоже является всего только знаком единой Реальности, Брахмана. Она действительно обладает способностью творить новое, но и эта способность распространяется лишь на создание новых ментальных образов, то есть реформированных образований, которые основаны на предшествующих ментальных образах. Такая ограниченная способность не дает представления об изначальной творческой мощи, которую древние мыслители считали атрибутом божественного Слова.

Если же мы, однако, пойдем несколько вглубь, мы обнаружим в человеческой речи силу, которая даст нам отдаленное представление об изначальном созидающем Слове. Мы знаем, что вибрация звука способна создавать – а также разрушать – формы; это общеизвестная истина современной науки. Давайте предположим, что в основе всех форм лежит созидательная вибрация звука.

Теперь давайте внимательно рассмотрим отношение между человеческой речью и звуком вообще. Мы немедленно увидим, что речь есть лишь особое применение звукового начала, вибрация, рожденная давлением воздуха при его прохождении через рот и горло. Сначала звук, вне всякого сомнения, должен был возникать естественно и спонтанно для выражения чувств и эмоций, вызванных предметом или событием, и лишь впоследствии был задействован умом сначала для выражения представления о самом предмете, а затем круга сопряженных с ним представлений. Таким образом, создается впечатление, что речь обладает лишь выразительной, но не созидательной ценностью.

И тем не менее речь созидательна. Она создает эмоциональные формы, ментальные образы и деятельные импульсы. Древняя ведическая теория и практика расширила творческую функцию речи благодаря использованию Мантры. Теория Мантры состоит в том, что Мантра это слово силы, которое изошло из тайных глубин нашего существа, выношенное сознанием основополагающим и более глубинным, чем ментальное, оформилось в сердце, а не было сконструировано интеллектом, пребывало в уме, где на нем концентрировалось теперь уже бодрствующее ментальное сознание, а затем было изречено, безмолвно или во всеуслышание, – безмолвное слово, пожалуй, считается более сильным, чем произнесенное, – именно для того, чтобы выполнить труд творения. Мантра может не только создавать новые субъективные состояния в нас самих, менять наше психическое бытие, открывать знание и способности, которыми мы ранее не обладали, может не только приводить к аналогичным результатам в умах других, а не только в том, кто использует ее, но и может порождать вибрации в ментальной и витальной атмосфере, которые производят эффект и действие на физическом плане и даже творят материальные формы.

Кстати сказать, даже в обыденной жизни, даже ежедневно и ежечасно мы производим внутри себя словом мыслевибрации, мыслеформы, которые выливаются в соответствующие витальные и физические вибрации, воздействуют на нас самих, воздействуют на других, а в итоге косвенным образом творят действия и формы в мире физическом. Безмолвным или произнесенным словом человек постоянно воздействует на другого человека и точно так же он действует и созидает, хотя менее прямо и мощно, в остальном мире Природы. Но поскольку мы глупейшим образом сосредоточены на внешних формах и явлениях мира и не даем себе труда исследовать его тонкие и нефизические процессы, то пребываем в неведении относительно всех этих неизученных сфер, скрытых за внешним.

Ведическое использование Мантры представляет собой лишь сознательное применение этой тайной мощи слова. И если мы примем лежащую в его основе теорию вместе с нашим предыдущим предположением о присутствующей за каждым образованием созидательной вибрации звука, то начнем постигать идею изначального творческого Слова. Мы можем предположить сознательное использование звуковых вибраций, производящих соответствующие формы или изменения форм. Согласно взглядам древних, Материя, однако, является низшим из планов существования. Тогда нам станет понятно, что вибрация звука на материальном уровне предполагает соответствующую вибрацию на витальном, без чего первой невозможно было бы начать свою игру; а та, в свою очередь, предполагает соответствующую созидательную вибрацию на ментальном уровне; ментальная же предполагает соответствующую созидательную вибрацию на супраментальном уровне, куда уходят корни мира. Но ментальная вибрация предполагает мысль и восприятие, супраментальная же вибрация предполагает высшее видение и понимание. В таком случае любая звуковая вибрация на том высшем уровне преисполнена этого непревосходимого понимания какой-либо истины мира и является ее выражением, будучи одновременно созидательной, наделенной верховной мощью, которая облекает понимаемую истину в формы и постепенно, нисходя от уровня к уровню, воспроизводит ее через эфирный звук в физической форме или в сотворенном в Материи предмете. Мы, таким образом, видим, что теория творения с помощью Слова, являющегося абсолютным выражением Истины, и теория творения материального мира с помощью звуковой вибрации в эфире соответствуют друг другу, являясь двумя логическими полюсами одной и той же идеи. Обе они относятся к одной и той же древней ведической системе.

Вот что такое верховное Слово, Речь нашей речи. Это вибрация чистого Существования, насыщенная восприимчивой и созидательной мощью беспредельного и всемогущего сознания, выраженная Умом, который кроется за умом, в форме непреложного слова Истины вещей; форма или физическое выражение на любом из уровней, в любой субстанции возникает благодаря его созидательному посредничеству. Сверхразум, использующий Слово, есть созидательный Логос.

Слово имеет свои семенные звуки – вспомним вечный слог Веды, АУМ, и семенные звуки тантриков, – которые несут в себе начала, или принципы, вещей; оно имеет свои формы, которые стоят за несущей откровение вдохновенной речью, относящейся к наивысшим дарованиям человека, и эти формы определяют формы вещей во вселенной; оно имеет свои ритмы – ибо это вибрация не беспорядочная, а изливающаяся великими космическими тактами, – и законы, устройство, гармония, процессы созидаемого им мира соответствуют определенному ритму. Жизнь сама есть ритм Бога.

Но что же выражает или «преподносит» ментальному сознанию в феноменальном мире Слово? Не Брахмана, но истины, формы и явления Брахмана. Брахман не выражается, не может быть выражен Словом; он не пользуется словом для того, чтобы выразить свою подлинную суть, будучи ведом лишь собственному самосознанию. И даже его стоящие за формами предметов в космосе истины на уровне своей подлинной реальности всегда самовыражены в его вечном видении посредством того, что превосходит ментальный уровень, – посредством вибрации, ритма, голоса, присущих этим истинам и являющих собой подлинную душу их самовыражения. Речь, как нечто меньшее, творит, выражает, но сама является только творением и выражением. Брахман не выражается через речь, но сама речь выражена Брахманом. А то, что выражает эту речь в нас, что извлекает ее из нашего сознания как средство явить нашему уму истину вещей, есть сам Брахман как Слово, как Нечто, принадлежащее высшему сверхсознанию. Это Слово, Речь нашей речи, в сути своего Могущества является самим Вечным, а в своих высших проявлениях представляет собой часть его подлинной формы, его непреходящего духовного тела, brahma?o rupam.

Следовательно, мы должны считать конечной целью наших стремлений не события и явления этого мира, а То, что извлекает из себя Слово, благодаря которому они воплощаются в форму, позволяющую нашему сознанию наблюдать их, а нашей воле – к ним стремиться. Другими словами, – верховное Существование, которое породило все это.

Человеческая речь есть лишь вторичное выражение и – даже в самых своих высотах – лишь тень божественного Слова, семенных звуков, благодатных ритмов, звуковых форм-откровений, которые являют собой всеведущую и всемогущую речь вечного Мыслителя, Созидателя Гармоний, Творца. Даже самая вдохновенная речь, до которой может подняться человеческий ум, даже самое непостижимо выразительное слово о верховной истине, даже самый могущественный звук – Мантра, может представлять ее лишь отдаленным образом.

6 – Необходимость Сверхразума

ПОДОБНО тому, как Упанишада утверждает наличие за нашей речью Речи, являющейся выразительным аспектом сознания Брахмана, она утверждает и наличие за нашим умом Ума, являющегося его познающим аспектом. И мы, подобно тому, как задавались вопросом о рациональном основании теории божественного Слова, которое верховенствует над нашей речью, так теперь должны задаться вопросом о рациональной основе теории познающего начала или способности, которая главенствует над Умом. Можно утверждать, что если божественное Слово считается нами творцом всех вещей, то божественный Ум должен обладать знанием Слова и всего, что оно выражает. Однако в качестве опоры наших рассуждений этого недостаточно, ибо теория божественного Слова является всего лишь рационально возможной. С другой же стороны, наличие познавательной способности, которая превосходит Ум, является необходимостью и следует из самой природы Ума как такового, необходимостью, которую нельзя не принять во избежание нарушений логики.

В древней системе знания, считавшей, что душа переживает тело, Ум отождествлялся с человеком, причем в самом глубоком и полном смысле слова. Дело не только в том, что человек – единственное животное на земле, наделенное рассудком, единственный мыслящий род; он по самой своей сути является ментальным существом в земном теле, ману (manu). В отличие от существования души, или «я», единого во всех созданиях, тело не является даже феноменальным «я» человека; физическая жизнь – это тоже не он; и первое, и второе могут исчезнуть, а человек останется. Но если уничтожается ментальное существо, человек как человек существовать перестает, ибо это есть ядро и центр его органической природы.

Согласно же теории материальной эволюции, которой придерживается современная наука, человек, напротив, есть только Материя, развившая ум через рост восприимчивости к воздействиям внешней среды; а поскольку Материя является основой существования, после уничтожения тела не остается ничего, кроме физических элементов. Однако данное положение является в лучшем случае одной из второстепенных и малозначимых сторон куда более масштабной истины. Материя не смогла бы развить Ум, не существуй непосредственно в той силе, которая образует физические формы, или же за ней, уже стремящийся к самопроявлению принцип Ума. Воля к наполнению жизни и формы светом, к сознательному управлению ими должна была присутствовать уже в том, что представляется нам лишенным сознания, и еще до того, как развился ум. Ибо если бы в самой Материи не была заложена необходимость Ума, если бы субстрат ментальности и воля к ментальному проявлению в ней отсутствовали, Ум никоим образом не мог бы развиться из бессознательной субстанции.

Но ни в образующих материальные формы химических элементах как таковых, ни в электричестве или любом ином сугубо физическом явлении, какой бы бессознательной волей или чувствительностью они ни были побуждаемы или ни обладали, мы не найдем ничего, что объясняло бы появление осознанного ощущения, что порождало бы стремление к умственному развитию или задавало бы необходимость подобной эволюции бессознательной физической субстанции. Таким образом, мы должны искать происхождение Ума не в форме самой Материи, но в Силе, которая в Материи работает. Эта Сила должна или сама обладать сознанием, или же неотъемлемо нести в своем бытии зерно ментального сознания, а соответственно, и возможность и даже необходимость его возникновения. Будучи изначально погруженным в творение сперва форм, а затем физических отношений и реакций между физическими формами, это невысвобожденное сознание должно было с самого начала нести в себе волю, пусть бесконечно долго подавляемую и нереализуемую, к итоговому наполнению этих отношений светом через сотворение соответствующих осознанных или ментальных ценностей. Ум, таким образом, представляет собой скрытую необходимость, которую подсознательное несет в себе от начала вещей; это нечто обязанное появиться, как только в Материи начинают утверждаться связи притяжения и отторжения; это неявленный секрет и причина жизненных реакций в металле, растении и животном.

С другой стороны, если мы утверждаем, что Ум в некой скрытой, неявленной форме в Материи не присутствует, то должны в таком случае предположить, что он существует вне Материи и охватывает ее или проникает в нее. Мы должны предположить наличие ментального уровня существования, который оказывает давление на физический и стремится им овладеть. В таком случае ментальное существо предстает как начало, которое формируется за пределами материального мира, но которое вместе с тем подготавливает в нем тела таким образом, что они постепенно становятся все более пригодными для вмещения и выражения Ума. Мы можем представить, как оно формирует тело и словно бы вторгается в него и завладевает им, – так, по словам Айтарея Упанишады, Пуруша формирует тело и затем входит в него, как бы распахивая дверь в Материю. В таком случае человек оказывается ментальным существом, воплощенным в живом теле, которое, когда тело уничтожается, покидает его, полностью сохраняя свою ментальность.

Две эти теории не являются противоречащими друг другу; они могут рассматриваться как взаимодополняющие в формировании единой истины. Ведь инволюция Ума, его неявное присутствие в материальной Силе физической вселенной и во всех ее движениях не исключает существования ментального мира, который находится вне пределов физического начала и главенствует над ним. В сущности, становление, раскрытие такого непроявленного Ума вполне может зависеть и, безусловно, будет выигрывать от помощи и давления сил из супрафизического царства, из ментального уровня существования.

Вселенную всегда можно рассматривать с двух точек зрения. Первая, которая разделяется современной наукой, полагает в качестве первичного начала Материю и подходит ко всему как к результату эволюции в Материи; или же первичность приписывается если и не Материи, то, как в философии санкхьи, некой неопределенной бессознательной активной Силе или Пракрити, механическими процессами которой оказываются даже ум и логическое мышление, – причем сознательная душа, если таковая вообще существует, предстает как совершенно иное и, даже будучи сознательным, пассивное начало. Другая точка зрения полагает в качестве материала, равно как и причины вселенной, сознательную душу, Пурушу, при этом Пракрити рассматривается лишь как Шакти этой души, Сила ее сознательного бытия, которая воздействует на самое себя в качестве материала для форм[17 - Например, Айтарея Упанишада показывает нам, как Атман или «Я» использует Пурушу в качестве начала, в котором формируются все действия и процессы Природы.] . Последняя точка зрения свойственна Упанишадам. Разумеется, если мы будем изучать только материальный мир, отбрасывая любое свидетельство о других уровнях как сон или галлюцинацию, если мы аналогичным образом исключим всякое свидетельство о превосходящих материальную ограниченность умственных процессах и будем изучать только обычное взаимодействие ума с Материей, то нам придется принять теорию о Материи как первопричине всего, как о необходимой основе и субстрате. В противном случае нам не избежать признания заключений ранней Веданты.

Однако в любом случае, даже с точки зрения, признающей единственно существующим материальный мир, Человек по сути своей есть ум, который охватывает и использует жизнь тела, – ум, превосходящий Материю, в которой он появился. Он есть высшее выражение Воли в материальной вселенной; созидающая миры Сила, насколько мы можем судить о ее намерении по тем реальным действиям, которые наблюдаем в их существующем земном выражении, достигает в нем того, что стремилась выразить. Она извлекла скрытое умственное начало, которое теперь сознательно и разумно воздействует на жизнь и тело. Человек удовлетворил потребность, которую Природа тайно несла в себе с самого начала своих трудов; на этой планете он есть высочайшее Имя из всех возможных или же Нумен; он – осуществившееся божество земли.

Все это, однако, будет верно лишь в том случае, если мы считаем Ум предельным выражением деятельности Природы на Земле. В действительности же, когда мы более глубоко изучим явления сознания, факты ментальности, тайную направленность, устремленность, потребность, заложенную в самой природе человека, то увидим, что он не может быть высшим достижением. Он – высшее из того, что осуществлено здесь и сейчас; он – не высшее из вообще осуществимого. Как есть нечто ниже его, так должно быть, хотя бы в виде возможности, и нечто выше. Как физическая Природа скрывает в себе превосходящую ее тайну, которую выявляет для становления в человеке, так и он скрывает в себе превосходящую его тайну, которую тоже должен явить свету. Таково его предназначение.

Это обязательно должно произойти, потому что Ум также не является первоначалом вещей, а соответственно, не может быть и последним из того, что возможно. Как Материя несет в себе Жизнь, несет как собственную тайную необходимость, которой должна дать рождение, и как Жизнь несет в себе Ум, тоже как собственную тайную необходимость, которой должна дать рождение, так и Ум несет в себе то, что его превосходит, несет как собственную тайную необходимость, и он также всеми силами ищет возможности разрешиться рождением этого высочайшего.

Какие требования рациональной логики мешают нам предположить, что Ум – последнее детище Природы, заставляя постулировать наличие за ним чего-то, на что сам он только указывает? Ответ нам дает рассмотрение природы и действия ментальности. Ментальность образована тремя основными элементами – мышлением, волей и ощущением. Ощущение может быть описано как попытка обособленного сознания овладеть объектом и наслаждаться им, мысль – как его попытка овладеть истиной объекта и иметь ее в своем распоряжении, воля – как его попытка овладеть присутствующей в объекте возможностью и использовать ее. Все три являются такой попыткой, по крайней мере, по своей сущности, по внутреннему побуждению, по подсознательной цели. Очевидно, однако, что данная попытка несовершенна: несовершенны и условия, в которых она предпринимается, и результаты, к которым она приводит; сами ее обстоятельства указывают на барьер, на разрыв, на неспособность. Как Жизнь ограничена и стеснена условиями своего синтеза с Материей, так и Ум ограничен и стеснен условиями своего синтеза с Жизнью в Материи. Ни Материя, ни Жизнь не нашли ничего свойственного их собственной природе, что было бы способно победить или достаточно широко раздвинуть пределы, положенные их действиям; каждой из них пришлось обратиться к новому началу: Материи – призвать в себя Жизнь, Жизни – призвать в себя Ум. Ум тоже не может найти ничего свойственного его природе, что было бы способно победить или достаточно широко раздвинуть пределы, положенные его действиям. Уму тоже придется обратиться к началу, которое стоит над ним, свободней, чем он, и могущественней.

Иными словами, Ум не исчерпывает возможностей сознания и, следовательно, не может быть его последним и высшим выражением. Ум пытается достичь Истины, но ему удается лишь несовершенным образом прикоснуться к ней через разделяющее их покрывало; в природе вещей должна существовать способность или начало, которое видит Истину без этого покрывала, вечная способность знания, которая соответствует вечной реальности Истины. Веда говорит, что такое начало существует; это Сознание-Истина, которое видит Истину непосредственно и владеет ею неотъемлемо. Ум старается осуществить свою волю, но ему удается лишь частично, с трудом и ненадежно воплотить возможность, осуществления которой он добивается; должна существовать способность или начало сознательной действенной силы, которое соответствует бессознательному автоматическому самоосуществлению в Природе, и начало это следует искать в форме сознания, которое превосходит Ум. Наконец, Ум стремится овладеть и наслаждаться сущностным дарующим восторг качеством – расой (rasa) той или иной вещи, но ему удается достичь ее лишь опосредованно, хранить и удерживать ее непрочно, наслаждаться ею поверхностно и фрагментарно; должно быть начало, которое способно достигать ее напрямую, сохранять достоверно, наслаждаться глубинно и непосредственно. Веда говорит, что такое начало существует: это вечное Сознание-Блаженство, которое соответствует вечной расе или сущностному дарующему восторг качеству всякого переживания и не ограничено ненадежными и приблизительными ощущениями, свойственными Уму.

Если же такое более глубокое начало сознания существует, то не ум, а именно оно должно быть изначальной и основной целью, сокрытой в Природе, и в итоге оно должно где-либо возникнуть. Но есть ли основания полагать, что оно должно возникнуть здесь и в Уме, как Ум возник в Жизни, а Жизнь – в Материи? Мы ответим утвердительно, поскольку в Уме, хоть и сокровенно, присутствует такая тенденция, такое устремление и, по существу, такая потребность. Во всем, от низшего до высшего, действует единый закон. Если мы внимательно рассмотрим Материю, то окажется, что она исполнена материалом Жизни – вибрациями, действиями и реакциями, притяжениями и отторжениями, сжатиями и расширениями, тенденциями к соединению, формированию и росту, что составляет самую субстанцию жизни; однако видимое начало жизни может появиться лишь тогда, когда будут подготовлены соответствующие материальные условия, необходимые для того, чтобы оно могло организоваться в Материи. Жизнь тоже исполнена материалом Ума, изобилует бессознательным[18 - Я использую язык материалиста Геккеля, невзирая на его парадоксальную форму.] восприятием, волей, сообразительностью, но видимое начало Ума может появиться лишь тогда, когда будут подготовлены соответствующие витальные условия, необходимые для того, чтобы оно могло организоваться в живой Материи. Ум тоже исполнен материалом Сверхразума – сопереживаниями, единениями, интуициями, проблесками предвосхищенного знания, спонтанными императивными откровениями и действиями, непреложными самоизъявлениями воли, которые прячут себя в ментальной форме; однако видимое начало Сверхразума может проявиться лишь тогда, когда будут подготовлены соответствующие ментальные условия, необходимые для того, чтобы оно могло организоваться в человеке, ментальном живом существе.

Эта необходимая подготовка в настоящее время происходит в развитии человека так же, как соответствующая подготовка проходила на более низких этапах эволюции – с теми же переходными ступенями, замедлениями, неравномерностью; тем не менее в ней больше света, в ней отчетливее самосознание и сознательная очевидность. И самый факт, что это развитие характеризуется меньшим увязанием в мелочах, меньшим страхом перед ошибками, меньшей консервативной привязанностью к уже сделанным шагам, дает нам надежду и почти уверенность, что новое начало, появившись, не окажется творением совершенно иного типа, которое оставит прочее человечество в том же положении по отношению к этому началу, в каком животные находятся по отношению к людям, – напротив, оно обещает если и не поднять человечество в целом на более высокий уровень, то по меньшей мере открыть новую, более великую возможность для всех тех, кто проявит волю к восхождению. Ведь Человек первым из детей Природы продемонстрировал способность изменять себя собственными усилиями и сознательное устремление превзойти свой статус.

Эти соображения обосновывают для разума наличие превосходящего наш ум Ума, но только как результата конечной эволюции из Материи. Упанишада, однако, возводит его на престол в виде уже существующего творца и правителя Ума; это сокровенное начало, которое уже осознает себя, а не просто бессознательно содержится в самой сути вещей. Однако таково естественное заключение, следующее из самой природы супраментального начала, даже если отвлечься от духовного опыта. Ибо в своих высотах это – вечное знание, воля, блаженство и сознательное бытие, и более логичным является заключение, что, вопреки нашей неспособности это осознать, оно является вечно сознательным и выступает как источник вселенной, чем если бы мы заключили, что изначально оно бессознательно и становится сознательным лишь с течением Времени и в результате развития вселенной. Наше неосознание его не доказывает, что оно не ведает нас, и, однако, наша неспособность его осознать есть единственное оставшееся основание отрицать вечный Ум за пределами ума, который главенствует над своими творениями и порождает космос.

Все прочие основания для отказа от этой древней мудрости исчезли либо исчезают по мере того, как возрастает свет современного знания.

7 – Ум и Сверхразум

МЫ пришли к положительному выводу о всеведающем начале, главенствующем над Умом и превосходящем его по своей природе, масштабам и способностям. Упанишада постулирует наличие превосходящего ум Ума исходя из интуиции и духовного опыта, но его существование столь же необходимым образом следует из фактов космической эволюции. Что же такое этот превышающий ум Ум? Как он функционирует? Или каким образом мы можем прийти к его познанию или овладению им?

Про это верховное начало знания Упанишада утверждает, что оно, во-первых, находится вне досягаемости ума и органов чувств; во-вторых, что само оно мыслит не с помощью ума; в-третьих, что это то, чем мыслится или ментализируется сам ум; в-четвертых, что это есть сама природа или описание сознания Брахмана.

Когда мы, однако, говорим, что «Ум ума» – это природа или описание сознания Брахмана, нам не следует забывать, что сам по себе абсолютный Брахман признается непознаваемым и, следовательно, не поддается описанию. Он непознаваем – не потому, что представляет собой пустоту и его нельзя описать иначе, как Ничто, и не потому, что, обладая позитивным существованием, лишен содержания или качеств, но потому, что превосходит все постижимое имеющимися у нас сейчас инструментами познания, и потому, что свойственные нашей ментальности способы осмысления и выражения к нему не применимы. Это абсолютность известных нам вещей, всех вместе и каждой в отдельности, и тем не менее ни одна вещь и никакая совокупность вещей не может исчерпать либо охарактеризовать его сущностное бытие. Ибо его способ бытия отличается от того, что мы именуем существованием; его единство недоступно никакому анализу; множество его беспредельностей превыше всякого синтеза. Таким образом возможность его описания как Ума ума относится не к его абсолютной сущности, а к его фундаментальной природе в отношении нашего ментального существования. Сознание Брахмана есть вечное воззрение Абсолютного на относительное.

Но и об этом воззрении мы тоже можем сказать, что оно недоступно уму, речи и чувствам. Однако ум, речь и чувства представляются единственно доступными нам средствами приобретения и выражения знания. Должны ли мы в таком случае заключить, что это сознание Брахмана тоже непознаваемо, и нам, пока мы находимся в этом теле, нечего надеяться на познание его или обладание им? Однако Упанишада повелевает нам познать этого Брахмана и благодаря этому знанию обладать им – ибо знание, подразумеваемое словами viddhi, avedit, есть знание открывающее и овладевающее, – и дальше заявляет, что мы должны таким образом обладать Брахманом в знании здесь, в этом теле и на этой земле, а иначе грозит «великая погибель». В толкование этой Упанишады было внесено немало путаницы из-за слишком жесткого обращения с проводимыми ею тонкими различиями между познаваемостью и непознаваемостью Брахмана. Поэтому мы должны постараться точно проследить за мыслью Упанишады и в особенности, прибегнув к интуитивному синтезу, – охватить смысл в целом, а не дробить его для подчинения нашей ментальной логике.

Упанишада начинает со слов, что этот Правитель ума, чувств, речи и жизни есть Ум нашего ума, Жизнь нашей жизни, Чувство наших чувств, Речь нашей речи, а далее объясняет, что подразумевают эти интригующие выражения. Однако между определением и объяснением она предупреждает, что ни определение, ни объяснение не должны выходить за положенные им рамки или истолковываться как нечто большее, чем указатели на пути к искомой цели. Ибо ни Уму, ни Речи, ни Чувствам нет доступа к Брахману; Брахман, следовательно, по самой своей природе должен быть превыше их, иначе он был бы достижим для их деятельности. Собираясь давать учение о Брахмане, Упанишада тем не менее заявляет: «Неведомо нам Это, не можем мы и распознать, как учить Этому». Два использованных здесь санскритских слова – vidma? и vijanima? должны, как представляется, обозначать: первое – общее обретение знания и обладание им, второе – полное усвоение в целом и в деталях через синтез и анализ. Причина упомянутой полной невозможности указана в следующей строфе: «ибо Брахман отличен от познанного и превыше непознанного», владеет им и, так сказать, господствует над ним. Познанное – это все, что мы усвоили и чем располагаем в нашей ментальности; все это – не верховный Брахман, а лишь его форма и явление, которые оказываются доступными нашим ощущениям и ментальному распознаванию. Непознанное – это то, что за пределами познанного, но что, хотя и не познано, непознаваемым не является при условии, что нам удастся развить наши способности или приобрести новые, которыми мы пока не обладаем.

Однако далее Упанишада подтверждает и разъясняет первое данное определение и предписывает нам познание охарактеризованного таким образом Брахмана. Противоречие разрешается не немедленно; выход из затруднения указан лишь во второй главе, и лишь в четвертой представлены средства обретения этого знания. Противоречие рождается из самой природы нашего познания, представляющего собой отношение между сознанием ищущим и сознанием искомым; когда это отношение исчезает, познание замещается совершенным тождеством. В том, что именуется нами существованием, высшее познание не может быть чем-то большим, чем высшее отношение между ищущим и искомым, и оно состоит в подобии тождества, через которое мы должны выйти за пределы познания к тождеству абсолютному. Это метафизическое различение столь важно, поскольку предохраняет нас от ошибочного принятия любых отношений в познании как абсолютных и от такой привязанности к опыту, в результате которой можно утратить или упустить основополагающее осознание абсолютного за пределами всех возможных описаний и всякого сформулированного опыта. Однако от этого высшее отношение в познании, подобие тождества в опыте, не становится бесполезным или излишним. Напротив, именно к нему мы должны стремиться как к цели, которая является вершиной нашего существования в этом мире. Ибо если мы обладаем им, не будучи им ограниченными, – а если мы им ограничены, то мы по-настоящему им не обладаем, – то в нем и через него мы даже в этом теле будем пребывать в соприкосновении с Абсолютом.

Средство обретения этого высшего знания – постоянно подготавливать свой ум, допуская в него начало высшее, нежели он сам, вплоть до момента, когда ум станет способным отдаться деятельности супраментального, которое превосходит его и в итоге заместит его собою. Ум на самом деле тоже должен подчиняться закону естественной последовательности, который определял в этом мире нашу эволюцию от Материи к Жизни, а от Жизни к Уму. Как сознание Жизни внеположно порабощенному материальному бытию и недостижимо для него посредством его собственных инструментов, как умственное сознание внеположно первым неосознанным проявлениям жизни, так и это супраментальное сознание внеположно разделенной и разделяющей природе ума и недостижимо для него посредством его собственных инструментов. Но как Материя постоянно готовится к проявлению Жизни до тех пор, пока Жизнь не обретает способность развиваться в ней, владеть ею, руководить ею в своих действиях и реакциях, и как Жизнь постоянно готовится к проявлению Ума до тех пор, пока Ум не обретает способность использовать ее, просвещать ее действия и реакции с помощью все более высоких ментальных ценностей, так и в отношении Ума и того, что превыше Ума, должно произойти нечто подобное.

Такое развитие возможно потому, что все эти начала – лишь различные образования одного и того же бытия и сознания. Жизнь только раскрывает в Материи то, что таилось в Материи, то, что составляло сокровенный смысл и сущность Материи. Она как бы открывает материальному существованию его собственную душу, его предназначение. Так же и Ум раскрывает в Жизни все, что является смыслом Жизни, все, чем она неведомо для себя является в своей сути, но чего не может осознать, поскольку поглощена собственным практическим движением и собственными характерными формами. Так же должен вступить в дело и Сверхразум для того, чтобы раскрыть Ум перед ним самим, освободить его от поглощенности собственным практическим движением и характерными формами и позволить ментальному существу осознать то, что составляет сокровенную тайну его привычной деятельности в мире форм. Таким путем придет человек к познанию того, что является его внутренним властелином, что посылает его ум к назначенной цели, что вдохновляет его речь, что отправляет в путь жизненную силу и побуждает к действию его чувства.

Это верховное Начало знания мыслит не умом. Ум для него – это низший и второстепенный процесс, состояние, которое для него самого характерным не является. Зиждущийся на ограниченности и разделенности Ум может действовать только из некоего центра в низшем и затемненном существовании; Сверхразум же основывается на единстве, он охватывает и проницает; действие его универсально и происходит в сознательной сообщности с трансцендентным источником, который вечен и запределен по отношению к образованиям во вселенной. Сверхразум видит индивидуальное в универсальном, а не опирается на осознание индивидуального, равно как и не превращает его в отдельное бытие. Он опирается на осознание Трансцендентного и видит универсальное и индивидуальное в их отношении к нему – как обстоятельства его бытия, как его выражение; он не опирается на индивидуальное и универсальное для того, чтобы достичь Трансцендентного. Ум приобретает знание и господство; он приходит к ним через постоянное осмысление и волеизъявление; Сверхразум обладает знанием и господством; обладая ими, он свободно изливает себя в разнообразном знании и волеизъявлении. Ум движется на ощупь, используя разобщенное восприятие; он приходит к подобию единства через сочувствие; Сверхразум располагает, обладая свободным и всеохватывающим чувствованием; он пребывает в единстве, по отношению к которому всякая любовь и сочувствие есть лишь вторичная игра проявленности. Сверхразум исходит из осознания целого и видит в нем его части и свойства, он не выстраивает знание целого путем накопления знания о его частях и свойствах; и даже целое для него – это лишь единство суммы, лишь неполное и низшее состояние высшего единства беспредельной сущности.

Мы, таким образом, видим, что два этих принципа знания исходят из противолежащих полюсов и действуют противоположными методами в противоположных направлениях, но при этом низший принцип знания формируется и управляется высшим. Ум мыслится тем, что находится за пределами Ума; ментализирующее сознание выстраивает свое движение в соответствии со знанием и побуждением, полученными от высшего Сверхразума, и даже самый материал, из которого оно сформировано, принадлежит этому высшему Принципу. Ментальность существует потому, что то, что за пределами Ума, «помыслило» обратное себе действие, происходящее в менее изобильной, менее просветленной и могущественной субстанции бытия и основанное на его самососредоточении в различных точках и формах собственного бытия. Сверхразум устанавливает эти точки, наблюдая, как сознание должно действовать из них на другие формы самого себя и откликаться на импульс этих других форм, когда задан определенный ритм или закон вселенского действия; он выстраивает всю ментальную деятельность в соответствии с тем, что он таким образом устанавливает и наблюдает. Даже наше неведение – лишь искаженное действие истины, спроецированной из Сверхразума, и не могло бы существовать, не будь оно таковым искажением; аналогичным образом, всякая двойственность нашего знания, наших ощущений, эмоций и сил проистекает из этого высшего видения, подчиняется ему и является вторичным или, можно сказать, извращенным действием самого скрытого Сверхразума, который всегда управляет этой низшей деятельностью в соответствии с его исходным замыслом локализованного сознания, действительно разобщенного и поэтому не владеющего своим миром и собой, но чутьем тянущегося к этому владению и единству, которое, как оно благодаря присутствию в нас Сверхразума инстинктивно знает, пусть и смутно, является его истинной природой и предназначением.

По той же причине, однако, это тяготение, эти усилия и поиски могут становиться успешными лишь по мере того, как ментальное существо оставит свойственную ему ментальность и ее ограниченность, с тем чтобы возвыситься к тому Уму ума, который есть его источник и тайный руководящий принцип. Его ментальность должна принять Сверхразум, как Жизнь приняла Ум. До тех пор, пока человек поклоняется, предается, следует всему тому, что ныне считает объектом своих устремлений: уму и его целям, его фрагментарным методам, его волевым, мыслительным и эмоциональным построениям, подчиненным эгоизму, разобщенности и неведению, – он не может выйти из этого смертного состояния к тому бессмертию, которое Упанишада обещает ищущему. Того Брахмана нам должно знать и искать, а не то, чем влекутся и чего добиваются здесь люди.