Принцесса викингов

– Однако вороной, на котором ты сидишь, Ролло, не местной породы. И я еще не забыла, что некогда он принадлежал мелиту[19 - Мелит – воин-профессионал.] Эврару Меченому.

Это было опасное напоминание. Они оба знали, что Ролло захватил этого прекрасного длинногривого жеребца во время набега на аббатство, где выросла Эмма. И тогда случилось много такого, что они оба желали бы забыть.

Но на этот раз Ролло отвечал довольно спокойно:

– Мой вороной не какая-то краденая лошадь, а я взял ее в противостоянии. Она трофей войны, а это всегда достойно воина. И я зову своего коня Глад, что на моем языке означает Веселый. И более резвого и понятливого коня у меня еще не бывало. Ну что, рыжая, может проедемся вон до той излучины Сены?

И он пришпоривал Глада, а Эмма шенкелями и кнутовища посылала за ним свою легконогую буланую. Девушка уже овладела верховой ездой достаточно, чтобы получать удовольствие от быстрой скачки.

Вообще это были чудесные дни. Они не чувствовали себя завоевателем и пленницей, Эмма не дерзила норманну, а он был мягок и внимателен к ней. Ролло обучал ее охотиться с ястребом на открытых пустошах, они заезжали подкрепиться в небольшие монастыри, и девушка отмечала, что местные монахи уже не опасались завоевателя Нормандии. Конунг не переставал удивлять Эмму. Порой он словно по волшебству вновь превращался во властного и неприступного вельможу, надменного правителя, перед которым даже его соотечественники торопливо склонялись, а франки поселяне скидывали колпаки и спешили поцеловать его стремя. Вместе с тем он мог просидеть за кружкой пенного сидра с крестьянами в сельской харчевне, толкуя о простых, как земля, вещах, выслушивая их жалобы и при этом не забывая похвалить хозяйкину стряпню.

Они проезжали мимо полей, где зеленели обильные всходы, и Ролло довольно улыбался. Однако хмурился, когда видел заброшенные участки, поросшие дроком и дикими травами. Он говорил, что здешняя земля на диво плодородна, она может прокормить немало народа, и его забота как правителя сделать так, чтобы обезопасить эту местность. Конунг даже готов построить тут монастыри, раз уж христиане не могут обходиться без своих длиннополых попов. К тому же он заметил, что при обителях всегда царит порядок, святоши создают неплохие лечебницы и устраивают рынки. А Ролло выгодно получать налоги с торговли, где бы она не была.

Эмме, этой Птичке певунье, неожиданно интересно было вникать в его планы, она задавала правильные вопросы, и Ролло с удовольствием отвечал. Так он поведал, что задумывает нанять людей для осушения болт, а на новых пашнях лучше отказаться от тяжелых и неповоротливых волов в качестве рабочего скота, ибо уже изобретено новое упряжное приспособление – хомут, который позволяет использовать лошадь на пашне, не причиняя ей вреда и не надрывая на грудном ремне.

И опять Эмма дивилась тому, что так занимает этого завоевателя с мечом. Прежние пересуды, слышанные ею в детстве – о том, в каком запустении лежит Нормандия, – ушли в прошлое. Повсюду она видела неторопливо ведущих борозду крестьян; видела и пастухов, которым и в голову не приходит угонять свое стадо в болота или лес при виде отряда викингов; а у старых развалин местные жители разводили фруктовые деревья. В этих местах силуэт вооруженного норманна уже становился символом прочности бытия, и крестьяне-франки охотно селились подле старых каролингских крепостей, которые подняли из руин завоеватели с севера. Теперь они служили новым поселенцам порукой от набегов враждующих меж собой франкских феодалов, которые были не прочь поживиться во владениях северных соседей.

Язычники-ярлы тоже иной раз сталкивались между собой, оспаривая вновь обретенные владения. Однако власть Ролло в Нормандии была достаточно сильна, чтобы держать их в повиновении. К тому же в таких случаях он действовал отнюдь не милосердными средствами. И виселицы у въезда в любое поселение никогда не пустовали – закон северного вождя был жесток.

– О, Ру! – вопили те, кто требовал справедливости от своего правителя, выбегая к дороге, чтобы привлечь внимание Ролло и рассчитывая на скорый суд.

Бернард, остававшийся при Эмме, когда Ролло отправлялся вершить справедливость, сообщил ей, что конунг опирается на скандинавский закон, по которому, если совершена кража, то и вор, и его укрыватель равно наказывались виселицей. Если же некто возводит обвинение на другого без достаточных на то оснований, он платит крупный штраф.

– У Рольва нет, как у франков, судей и нотариев, которым приходится платить жалование за разбор тяжб. Поэтому все вопросы общинам приходится решать самим. Лишь самые сложные дела и каверзные споры остаются на долю правителя. Допустим, некто украл железный лемех из кузни и скрылся. Кузнец имеет право бросить клич «аро!», что, в сущности, означает обращение «О, Ру!», и ежели вор покинул пределы селения, то клич этот, как призыв искать вора, передается из селения в селение, от общины к общине, от фьефа к фьефу[20 - Фьеф – феодальное поместье с господским двором.] до тех пор, пока похититель не будет пойман и вздернут в петле. И это очень действенный закон, – продолжал Бернард. – Немудрено, что тяжб о краже в Нормандии становится все меньше.

Однажды Ролло возвратился после отправления суда в отдаленном от дорог городке в великой мрачности и смущении.

– Нелепое дело, трижды разрази меня гром! Глупая поселянка припрятала в доме плуг собственного мужа, завалив его ветошью. А когда муж возвестил о краже и все принялись искать вора, промолчала в надежде, что община чем-либо возместит мнимо утраченное. Позже она все сказала мужу, и теперь уже оба молчали, пока обман внезапно не открылся.

– И как поступил суд? – поинтересовалась Эмма, когда Ролло ненадолго умолк.

Они сидели в пропахшем навозом и прелым тростником помещении старой башни, где среди горящих плошек на столе была разложена нехитрая снедь.

Ролло ответил не сразу. Отодвинув блюдо с жареной рыбой, он вытер губы тыльной стороной руки.

– Закон есть закон. Обоих обвинили в краже и повесили. А чтобы впредь никому неповадно было шутить подобным образом, поселяне, признавшие женщину более виноватой, повесили её особым образом – голой и за ноги.

– Но ведь это же была не настоящая кража! – возмутилась Эмма. – Нет, Салический закон франков куда более милосерден.

Ролло сделал из кувшина добрый глоток и мрачно воззрился на девушку.

– Милосердие – это семя, которое надлежит бросать в уже подготовленную почву. Иначе его чахлый побег вскорости будет заглушен бурьяном беззакония и подлости.

Однако Эмма все не могла успокоиться, и тогда Ролло обратился к Бернарду:

– Завтра по пути в Руан мы свернем в лес Марре и покажем ей, что мои законы дают добрые всходы.

И Эмма действительно была поражена, когда на другой день у развилки дорог на суку старого дуба увидела два тяжелых золотых браслета, поблескивавших на солнце среди яркой весенней зелени.

– Они висят так уже скоро год, – облокотившись о луку седла, сказал Ролло. – И никто не осмеливается снять их из опасения прослыть вором – тем, кого рано или поздно настигнет клич, «аро!»

Поистине воля и разум её тюремщика вызывали восхищение. Тюремщика? Она забывала об этом. Ни с кем и никогда она не чувствовала себя столь свободной, как рядом с Ролло.

После отлучек, длившихся порой более недели, они возвращались в Руан. У конунга всякий раз накапливались дела в столице. Эмма же, как и всегда, уединялась на острове во дворце епископа, и вдруг замечала, что ее охватывает тоска.

Атли замечал ее состояние.

– Сдается мне, что только с моим братом ты бываешь по настоящему веселой.

Эмма отмалчивалась. Она не была слепа и видела, что Атли не нравятся ее отлучки с его старшим братом. И если он до сих пор не донимал ее упреками, то только потому, что полностью доверял Ролло.

Но была еще Снэфрид. Франкон и подруга Сезинанда уже намекали Эмме, что та все чаще интересуется, куда ездит ее муж с невестой Атли. Причем Сезинанда добавляла, что Эмме не стоит злить Снэфрид, ведь недаром многие норманны считают, что она ведьма.

Эмме стоило задуматься над этим. Но она была так счастлива, так беспечна. И только однажды девушка осмелилась спросить у самого Ролло:

– Ты много мне открыл о том, что происходит в Нормандии. Но в то же время люди мне говорили, что эти дела не больно интересуют твою королеву?

Лицо Ролло стало непроницаемым.

– Зачем ей все это? Она – моя женщина, и этого совершенно достаточно.

Несмотря на холодность его тона, Эмма рискнула продолжать:

– Но я повсюду вижу, что ваши женщины принимают живейшее участие в делах мужей. Куда большее, чем это принято у франков с их супругами. Снэфрид же, похоже, ни до чего нет дела.

– Так и должно быть. Что толку, если женщина начнет докучать советами и просьбами?

– Но Снэфрид ведь не простая наложница викинга. Ты сделал её королевой, а это значит…

– Да хранят нас боги от вмешательства женщин в дела правления! И разве ты, Эмма, не знакома с вашими хрониками и не помнишь, что творилось во Франкии, когда в деяния мужей вмешались две юбки – Брунгильда и Фредегунда?

И снова этот варвар удивил Эмму своими познаниями. Он был посвящен в историю франкского королевства! Но она вспомнила: ах, да, Ролло ведь любит беседовать с отцом Франконом о прошлом этой земли.

Но когда она поведала об этом разговоре Атли, тот заметил, что Ролло не терпит, когда кто-либо касается его отношений со Снэфрид.

– Пожалуй, мой брат и сам сознает, что Снэфрид не та женщина, которая должна быть у такого великого правителя. Но увы, Ролло никогда не расстанется со своей финкой.

И Атли рассказал Эмме, как Снэфрид отказалась от своего высокого положения в Норвегии, чтобы бежать с изгнанником Ролло.

Эмма была невольно поражена, но вместе с тем поняла, что Атли гораздо сильнее недолюбливает жену брата, чем она полагала. Когда она попыталась расспросить его о причинах этого, Атли перевел разговор на курьезный случай, когда Ролло не пожелал даже выслушать послов короля Карла, предлагавшего ему руку принцессы Гизелы, если конунг согласиться креститься и признает власть Каролингов.

– Ролло решил, что я должен стать его наследником и куда надежнее вступить в союз с могущественным и популярным среди франков герцогом Робертом, связав браком нас с тобой.

В это мгновение взгляд его был красноречивее слов.

Эмма потупилась.

– Ты знаешь мое условие, Атли. Попробуй уговорить Ролло.