Принцесса викингов

Она не хотела думать, что произойдет, если Ролло даст согласие. Но надеялась, что этого никогда не произойдет. Ибо что бы там не говорил конунг, она сердцем женщины чувствовала, что мила ему.

Их поездки прекратились, когда Ролло сосредоточил все свое внимание на бретонском походе. Тогда, ближе к лету, в Руан стало прибывать все больше судов с викингами, ковалось оружие, город гудел, как улей, и только и разговоров было, что о походе в Бретань – «Походе меча», ибо всем было известно, что Ролло намерен вернуть себе захваченный у него знаменитый меч его отца Ролло Пешехода.

Единственным утешением для Эммы в эти дни было то, что Атли порой брал ее во дворец Ролло и она видела там своего варвара. Своего? Она старалась не задумываться о своих чувствах, опасаясь, что разум заставит ее вспомнить, как некогда она жила только местью. Но как давно это было!

Однако несмотря на её увлечение Ролло, её чувства к нему были еще по девичьи наивны и романтичны. Порой, она мечтала увидеть его влюбленным, покорным. Вот тогда-то она и поглумиться над ним, припомнив все… припомнив свою месть. Ведь не навсегда же она забыла о ней, поддавшись обаянию своего пленителя? Но от Ролло исходила такая сила и страсть, что Эмма опасалась, что если конунг только пожелает, он возьмет её всю…

Сезинанда утверждала, что плотская близость тел – восхитительна. Эмму же это пугало. Она невольно отшатывалась от Ролло, когда чувствовала силу его рук, снимавших её с коня, порой по её спине пробегал холодок – когда замечала блеск его глаз, окидывающих её с ног до головы, слышала его учащенное дыхание… Но она научилась не бояться его. От того, что она называла похотью, она как щитом была ограждена преданностью Ролло младшему брату. Ролло и Атли… Атли всегда очень много значил для Ролло…

Ролло и сам замечал ревность брата. Он понимал, что Атли страдает, видя, как сблизились его великий брат и любимая женщина. И конунг решил положить этому конец.

Как-то он в одиночестве приехал под вечер в епископский дворец и направился к тому крылу, где жил его брат со своей избранницей. Завидев его с галереи, Эмма сбежала по ступенькам крыльца, подхватив под уздцы его вороного Глада.

– Рада приветствовать тебя, Ролло! Большая честь: среди стольких забот великий властитель нашел минуту навестить столь незначительную особу!

Эмма понимала, что Ролло известно о том, что ни епископа Франкона, ни Атли сейчас нет во дворце, а это значило, что ехал он именно к ней.

Не глядя на нее, конунг неторопливо перенес ногу через луку седла и спрыгнул на землю.

– Думаю, пришла пора нам поговорить, Эмма.

Но, завидев волнение на ее красивом личике, невольно смутился. Стал говорить, что привез ей подарок.

Он и в самом деле привез таковой. Подарком оказался длинный меховой плащ из рыжих лис, большой капюшон которого был красиво выложен светлыми и темными оттенками лисьего меха, образуя пушистый узор, и завязывался под горлом шнурками с пышными помпонами.

Ролло сам накинул на девушку эту мягкую роскошь и засмеялся любуясь ею.

– Вот теперь ты вся рыжая. И как хороша!

– Хороша? Тогда я буду носить его, несмотря на то, что на подходе лето, – смеясь сказала Эмма, и не удержалась, чтобы не метнуть на конунга кокетливый взгляд из-под длинных ресниц.

Он шумно вздохнул и отошел от нее. Сел за длинный стол, положив на него свои сильные руки. Смотрел прямо перед собой.

– Думаю, Эмма, что перед отбытием войска, я все же увижу, как Атли оденет на тебя брачные браслеты. Я так решил!

– Ну и что? – внезапно холодным колючим тоном ответила Эмма, и в ней в единый миг ожила непокорная строптивица из Гилария-в-лесу. – Что с того, что ты так решил, великий Ролло?

Они находились в большом светлом покое, где обычно совершались трапезы и откуда Ролло, едва они вошли, удалил служанок. Его голос гулко отдавался под низкими арками пустого помещения.

– Мое решение не обсуждается ни одним смертным в пределах Нормандии! И ты будешь покорна, как и все остальные. Я сказал – вы выпьете с Атли свою брачную чашу перед моим отбытием – и это решено!

Она узнавала в его голосе знакомые стальные интонации, каких все так боялись, и невольно сама испугалась. Но так просто уступать она не желала. Поэтому, рывком сбросив на пол роскошный лисий плащ, девушка набрала в грудь побольше воздуха.

– Ты хочешь сказать, что мы с твоим братом предстанем перед алтарем?

Это был последний козырь, и Эмма на него очень рассчитывала.

Ролло даже побледнел от гнева и его Покоившиеся на дубовой столешнице руки норманна в золотых наручах сжались в кулаки.

– Пусть возьмет тебя Локи, девушка! Ты отлично знаешь, что этого никогда не будет!

– Тогда я не понимаю, зачем ты пришел.

А затем больше часу они бранились и кричали друга, чего не бывало уже давно.

– Я ненавижу тебя, Ролло! – вопила девушка, как когда-то давно. – Ненавижу тебя и твоего брата! Ты можешь насильно влить мне в горло этот ваш брачный напиток, но, клянусь святыми угодниками, на следующее утро Атли найдет на ложе рядом с собой холодный труп!

– Ты не посмеешь это сделать!

– Видит Бог, я не кукушка и не кукую впустую, и воспользуюсь единственным выходом, который вы мне оставили. Посмотрим тогда, что ты станешь говорить Роберту Парижскому, варвар, похваляющийся незыблемостью своего слова!

Ролло вдруг рванулся к ней, и Эмма подумала, что сейчас он её ударит, сжалась, втянув голову в плечи. Но он остановился рядом, унимая бешено свистящее дыхание. Глаза его горели как у волка.

– Франкон не одобрил бы то, что ты намерена сделать. Мне известно, что у христиан считается тяжелейшим из грехов наложить на себя руки.

– Прелюбодеяние, к которому ты меня принуждаешь, – не меньший грех.

– Прелюбодеяние?

Он криво усмехнулся:

– Ах да! Но ведь ты же еще зимой взяла этот грех на душу, решив разделить ложе с моим братом.

Эмму вдруг осенило:

– И у франков, и у норманнов настоящей супругой принято считать лишь ту женщину, которая родила своему мужу наследника. Вот что, Ролло, я соглашусь на брак с твоим братом лишь тогда, когда пойму, что понесла от него.

Ролло вдруг отшатнулся от нее. Лицо его стало бледнее беленых известью стен. Казалось, он смотрит на нее целую вечность. Затем кивнул:

– Будь по-твоему.

Хищно, по-волчьи, усмехнулся:

– Надеюсь, это случится еще до того, как я вернусь.

Эмма долго глядела ему вслед. Потом улыбнулась, но улыбка тотчас сменилась гримасой. Губы ее дрожали, словно от плача, но глаза оставались сухими.

– Я все-таки ненавижу тебя, Роллон Нормандский.

Он уехал, оставив её заботам Атли. Эмма была мрачна и необщительна с юношей как никогда. Потом, вновь лечила его – жалкого, нелюбимого. Думала же о том, другом…

Но вот Ролло вернулся. Он отвоевал свой меч, а Эмме в подарок привез отрубленную голову. И все. Его ждала Снэфрид и он умчался к жене… Ведь у него была его прекрасная Лебяжьебелая. Что ему было до пленницы, не признававшей его приказаний?

3

Всё предвещало дождь: резкие порывы ветра, сумрачное небо, где едва различимый серп луны все глубже увязал в пелене туч, запах влаги. Но, несмотря на это, вся набережная Руана была заполнена людьми. Их было хорошо видно в зареве множества пылающих смоляных бочек, поднятых на столбах над толпой. Ревели рога, перекликаясь с вечерним гулом колоколов. Вздувшаяся с приливом река вносила в гавань все новые и новые черные ладьи – огромные, оскаленные драконьими мордами.

Они шли под полосатыми парусами, замедляя бег при подходе к причалам. Величественное и грозное зрелище – драккары викингов. В любом другом месте при одном известии о появлении кораблей под полосатым парусом жители бежали бы куда глаза глядят, унося детей и угоняя скот. Здесь же, в Руане, людей словно магнитом тянуло в гавань.