Триптих: о воде

Она дает пощечину, и моя голова покорно отмахивается в сторону. Потом в другую. Я задыхаюсь, мне жарко… Щеки раскалены.

– Встань, посмешище, – пренебрежительно говорит Ира, дергая меня за рукав вверх.

Поднимаюсь с колен, ноги трясутся. Дыхание сбито, а глаза открывать боюсь.

– Пожалуйста…

– Что ты мямлишь?! – гаркает жена, и слышится звон удара по стеклу.

– Ира, пожалуйста.

Я снимаю мокрую футболку и дышу через рот. Снова на грудь выплескивается водка, и капли текут вниз, забегая под ремень. Нос щекочет терпкий запах спирта, знакомый… Почему-то вспоминается… Мне было шесть, температура под сорок, бабушка остервенело растирает всего меня водкой. А я горю, как подожженный… как сейчас.

Ира стремительно подходит ближе, кладет обе руки мне на плечи и со всей силы, скопив всю свою обиду, ненависть и удовольствие, врезает мне острым коленом в пах.

Я корчусь. Электрический хвостик мгновенно пробегает от мозга до таза, и я тону в облегчении.

***

Сменив трусы, Степан укрывается на балконе. Садится в мохнатый стул, уже ослабевшими пальцами выуживает из пачки сигарету и тянет в рот.

– Я ж, вроде, бросил курить…– вслух замечает он и чиркает зажигалкой. Затягивается и погружается в успокоение. – Надеюсь, ты там и не судишь меня.

Мужчина смотрит в небо, искренне веря, что его сын сейчас наверху. Он ангел. Он его маленький ангелок, который ни в чем не виноват. Степан вспоминает его щечки, невинный смех и плутовские глаза, когда он что-то затевает. Глеб был замечательным нежным ребенком, заслуживающим более хорошего отца, чем имел.

– Я не хотел, солнышко…

От дыма глаза слезятся и краснеют. Это только от дыма.

– Клянусь, я не хотел так… – Мужчина плотно сжимает зубы и растирает один глаз кулаком.

«Вадим».

Степан застывает на секундочку, и его тут же застилает жгучий стыдливый румянец. Все горло, грудина горят, будто он наглотался острого перца.

Одновременно по телу растекается такое сосущее, обволакивающее чувство. Гадкое и вялое, оно что-то шепчет. Мужчину словно втягивает внутрь себя пузырь с мутной водой – он не слышит ничего, кроме своих мыслей, выцеживающих последние жизненные силы. В этой холодной мутной воде он как бы сжимается в бронированную цисту и замирает, переживая неблагоприятные условия внешней среды.

Но этот процесс духовного разорения настолько сладкий, вялотекущий и манящий, что Степан где-то на островке сознания чувствует блаженную негу.

«Умойся».

– Хм!.. – хмыкает мужчина, рвано потроша сигарету между пальцев. Он чешет волосы, раздраженно одергивает руку. Шепчет в никуда, готовый кричать от ненависти к своей слезливости. – Я так больше не могу…

И не смог.

Я и Смерть

Я не знаю, кого ненавижу сейчас, поэтому боюсь увидеть голограмму. Впервые она застигнет кого-то врасплох, неужели я самый слабый?

…Ты меня разочаровал…

Слова произносятся вроде и в моих мыслях, но в то же время как-то пугающе реально. Не пойму, почему мой мозг и сердце так реагируют на них? Я слышал подобное тысячу раз, только от кого же они нанесли больший урон? От Иры?..

Точно. Я ненавижу ее за то, что она из меня сделала. Она виновата в том, каким я стал! Сейчас обязана появиться именно она!

Я вглядываюсь в молочные дали: пиксели неторопливо склеиваются, в глазах рябит. Уже слышу гулкий стук сердца в ушах, резко пронзает звон. Жмурюсь, не решаясь открыть глаза и столкнуться с этим.

Странно… Это не Ира. Я не знаю этого человека. Светлая длинноволосая женщина в белом сарафане стоит и смотрит на меня зеркальными глазами. Они как будто бы замыленные, томные. Непривычно, но ни голоса, ни звуков, ни шепота – я не слышу от нее ничего. Только презрение, строгое и безжалостное.

Внутри меня что-то медленно умирает. Четко осознаю: запустился механизм саморазрушения. Я не выдерживаю, теряю голову, а руки сами простираются к загадочной фигуре в волнообразном пространстве. Приоткрываю рот, таращусь как умалишенный и бегу к ней, спотыкаясь о собственные ноги.

Но женщина растворяется.

– Не уходи!! – кричу пустоте, надрывая связки. Это ужас… Она ушла… Весь мир заворачивается, скомкивается как бумажка. Хватаюсь за голову, губы дрожат.

И вдруг лучик надежду, неясное тепло и детский интуитивный трепет. Разворачиваюсь – появляется она. Вновь стоит в другом углу, смотрит осуждающе, а в зрачках синие волны. Откуда-то дует легкий ветер. Идиотская иллюзия.

«Может, это спецэффекты? И на самом деле, это не я придумываю, а комната заранее устроена более драматично?..»

Ее волосы раскачиваются, делая образ нежным и безопасным. И я окончательно осознаю, что эта женщина – моя самая невинная нужда, самый первый лик и последняя надежда.

– Подожди…

Догоняю ее и слегка касаюсь убегающей спины.

«Катастрофа!»

В ужасе отшатываюсь. Женщина падает в муть, спина темнеет, и на белую ткань проступает кровь.

«Я же не тронул ее… Ничего не понимаю…»

Кровь мажется, вытекает и расплывается по сарафану. Женские волосы взлохмачены. Она приподнимается с четверенек, поворачиваясь ко мне головой и надрывно дыша. Платье разодрано…

…Ты – нелюбовь…

Она подходит на шаг, и я весь падаю в ее божественные глаза. Такие родные, безоп… Нет.

– Почему ты ненавидишь меня? – спрашиваю и жалею, что бесконтрольно наворачиваются слезы.

Я и так шепчу, боясь ее вспугнуть, но птица неуловима. Она отдаляется, все еще переполненная немой ненавистью.

…Ты – нелюбовь…

Меня охватывает паника. Я больше не принадлежу себе. В голове только одна мысль:

«Если она исчезнет, то я умру».

А она стремительно исчезает, образ блекнет. Вокруг молочное море разбавляется черной субстанцией. Единственное белое пятно спасения – она. Бегу из последних сил, тянусь ладонью, но женщина исчезает.