Реформа головорезов

– Ты не стесняйся себя, мы же понимаем по какой причине ты сюда доставлен был. Мы тоже не случайно сюда попали. Я по старости. Петьке тоже нелегко пришлось, он же из Ждимира. Ты знаешь про Ждимир?

Я покачал шеей. Воспоминания о Ждимире если и были, то остались дома в моей голове.

– Правда? – воодушевился первый грузчик. – Так пусть тебе Петька расскажет. Петь, расскажи ему.

– Зачем? Он не поймет.

– Все он понимает, видишь, как смирно сидит. Чего молчать?

– Прицепился, как банный лист, тебе нужно – ты и рассказывай.

– Я с удовольствием расскажу, а ты против не будешь?

– Я вас и не слушаю. Делать мне больше нечего, – после этих слов второй грузчик уткнулся в газету.

– Он родился в Ждимире, с детства там жил. Я хоть в этом городке никогда не был, но каждому понятно, как выглядят провинциальные городишки на периферии.

– Раз не был, то и не говори ничего. Не сильно Ждимир отличался от этого провинциального городишки. Внутри и там, и тут все едино – город маленький, грязненький и никому не нужный. В отличие от этого основан он был тысячу лет назад, историю имел. Зачем-то люди прожили ж в нем свои жизни? И дети их прожили следом. Историю нам, простым людям, не понять. Сюда же тащились, чтобы поближе к центру жить, в итоге столичные отходы нюхаем, а подобраться к ним не можем. А все-таки Ждимир был получше этого. Перед революцией купцы понастроили домов. Я сам в таком жил: старый, а стены толстые, – второй грузчик развел руки в стороны не меньше, чем на метр, чтобы показать наглядно ширину стен, – ни одна граната во вторую мировую не пробила, морозам никогда не уступали. Я жил как барин в тепле. А здесь что? Здесь ючусь в коммуналке, стены можно пальцем продырявить и к соседям заглянуть.

– Ну это ты загнул, барин.

Второй грузчик пропустил эту колкость мимо ушей.

– Новые дома у нас только на въезде строили, там и земля пустырь, со дня основания никому не нужный, и город со стороны выглядел красивее. Эти панельки через 20 лет рушится начали, а мой старик стоял красавцем. В этом Дневске старого не было, а нового построить не сумели.

Второй грузчик замолчал, а опомнившись, несколько сконфузился и ухватился снова за газету.

– Раз уж начал, может, сам про себя расскажешь?

– Какой толк от этих россказней? Сам себя мучаю.

– Время скоротать. Неужто тебе никогда не хотелось душу отвести? Повспоминать славное прошлое, раз уж слушатель имеется?

– А что про это говорить? – возразил второй грузчик, но все же отложил газету. – Ждимир жил за счет леса. Сибирь, деревья. Мы их рубили, укомплектовывали и переотправляли. Я так же, как и тут работал на складе, но не продуктовом. Мы сруб на нем хранили. Прежде чем продать, его подсушить надо. Судьба меня никогда не жаловала, но в тот день уберегла. Я с другом перетаскивал бревна. Ради остатков не хотелось машину гнать, решили сами управиться. Мы выталкивали груженную доверху телегу, друг спереди руководил, а я сзади пихал. Я говорю руководил, потому что из нас двоих только он дорогу мог разглядеть, а я за деревьями ничегошеньки не видел. На дурака понадеялся. Когда парень тот, повернул телегу криво, колесо попало в скол на полу. Повозка перевернулась и большущее бревно мне на ногу упало. Ударило как раз по левой ноге. Я кричал так, что горло сорвал. Помощник перепугался, бледный как полотно, стоял и боялся приблизиться. Пока другие прибежали, пока стащили бревно, времени много прошло, а перелом серьезный. Мелкоосколочный. Я после этого хромать начал, когда похожу за день много.

Второй рабочий хлопнул себя по левой ноге.

– Больница наша рядом с новостройками стояла на выезде. На нее гранд удалось выбить для развивающегося города, жители радовались. Здание новое и красивое. Я после операции лежал и двигаться не мог, нога к гирькам привязана, чтобы кости ровно срастались. Семьи у меня нет, и ухаживать дома некому, потому оставался в стационаре под наблюдением врачей. И пока я лечился, в одну ночь наш склад сгорел. Как потом разбирательство постановило – непредумышленный поджог, якобы кто-то по халатности бросил спичку недалеко от строений. Но я знаю, что это не так, поджог еще какой предумышленный. Владельцы складов лес продавали скупщикам не по договору, а когда государство с них стребовало древесину, так уж отдавать нечего было. Я собственными руками помогал им этот лес сплавлять… Тогда ж ничего не знали еще, я не виновен. Эти идиоты ничего лучше не придумали, как устроить пожар, чтобы от всех обязательств избавиться и страховую выплату получить. Не догадывались они, что вместе со складом полгорода сгорит. Дождей тогда не выпадало пару месяцев, сухостой стоял, по траве огонь распространился. Пожар в больницу не добрался из-за того, что она далеко. Помню только, как все плакали. Из других палат все приходили люди в мою, потому что в той комнате, где я лежал, окна выходили на огонь. Пациенты, санитарки, медсестры, врачи – все люди подходили к окнам и плакали. Одни уходили, другие решались подойти. Я же ничего не видел, двигаться нельзя, прикованным к кровати остался. И как я благодарен провидению, что оно меня лежачим в тот день сделало! Не стоит такое видеть человеку. Я бы, не будь привязанным, по любопытству не удержался. А впрочем, кто знает? Потом, потом состоялся суд – некоторые говорили, что этот склад подожгли сами хозяева, чтобы скрыть, что лес весь скраден, но кто разберется, из-за чего на самом деле вспыхнуло… Улики в пожаре уничтожены. После этого городу много денег выделили, но под шумок переформировали в деревню. Нас всех со склада сократили, предложили подождать, когда его отстроят заново, но я не захотел. Меня в городе ничего не держало, я и уехал. Как здесь очутился не помню, я тогда мало думал, но на жизнь не жалуюсь, через труд все выправляется.

Второй рабочий умолк и задумался. Первый во время исповеди молчал, но теперь решил прервать тишину.

– Не повезло Петьке, правда? – он толкнул меня в бок.

"Да", я кивнул.

– Зато теперь под столицей обитает и такое место холеное отхватил.

Второй грузчик хотел еще что-то добавить, но подъехала очередная машина, и мы втроем принялись нагружать ее.

– А я здесь всегда жил – начал свою историю первый грузчик. – Много, где работать довелось, даже ездил в молодости вахтами в столицу в надежде на наживу, но как постарел, так последние три года тут тружусь. Сейчас я понимаю, что это к лучшему. Помимо еды бесплатной, я тебе об этом уже говорил, я стал с семьей чаще видеться. Смотрю, как растут мои дети – девочка и сын. Кате семнадцать, она уже совсем взрослая, Гоше девять, он у нас еще в Деда Мороза верит. А кто им наряжается? Я, конечно. Он в меня без сомнения верит. Жена работает на хлебозаводе. Приходим оба домой поздно и поругаться-то некогда. Жизнь у нас благодаря занятости мирная и в достатке.

– А знаешь, с этими воспоминаниями что-то не то, – неожиданно вмешался второй грузчик.

– Не то? Я всю правду говорю. Хочешь, докажу?

– Правда то она правда, я и не сомневался.

Второй рабочий поднял ящик, и от натуги говорить не мог. Этим воспользовался первый.

– А что тебе в моем прошлом не нравится. Сам вон какую эпитафию развел.

– Эпитафия, – ухмыльнулся второй рабочий. – Это ты верно. Говори, что хочешь. Я тебя понял.

Насмешливый тон второго грузчика задел первого, и он промолчал до конца погрузки. Мы впервые с таким столкнулись и очень переживали. Второй рабочий тревожился за состояние своего товарища, и порывался приободрить его, но тот никого не слушал, полностью отдавшись работе. Он еще никогда так не усердствовал, как в этот час. Тужился, пыхтел, но делал. Погрузив тяжелый короб, он пробурчал себе под нос:

– Да. Отвык я.

На перерыве первый рабочий забыл, о чем хотел поведать нам до ссоры, и пока обдумывал новую тему, вытащил из-за пазухи яблоки. На одном из них темнела вмятина и сочился сок, а на другом – крохотное пятнышко с плесенью.

– Осенний урожай.

Первый грузчик протер одно о свою жилетку, и протянул второму. Себе он оставил подгнившее яблоко.

– Их нам почему-то вернули из магазина, быстро попортились. Редко такая удача выпадает, обычно продавцы там сами все подъедают.

Из кармана грузчик вынул заранее подготовленный перочинный ножик. Он старательно счистил сине-зеленый пушок, а затем отсек половину фрукта и подал ее мне. Я отказался, ведь съесть такой крупный кусок яблока почти невозможно, и однозначно закончится удушьем.

– Я тебя угостить хотел, а ты отказываешься. Благодарность мою не принимаешь. Я ведь, как ты к нам пришел, разучился оказывается в полную силу работать. К хорошему быстро привыкаешь.

Что в первый, что в последующие дни мы целыми часами перетаскивали ящики. Я вкатывал их в грузовик, а из следующей машины выкатывал. Склад никогда не успевал опустеть. Если в полной мере отдаешься делу, то начинаешь воспринимать его по-другому. Я уже не относился к погрузке, как к обязанности, работа занимала меня. Мы словно играли в какую-то глупую игру, вроде тетриса, заполняя пустые пространства багажника. Каждый квадратик приближал нас к свободе, а может быть к следующей фуре. Я не хотел об этом думать. И не думал. Дни отличались только перерывами: иногда присесть некогда было, но, когда свободное время появлялось, мы дружно разыскивали просрочку, чтобы поесть. После физической нагрузки голод подступал быстрее. Второй грузчик обычно заранее примечал портящиеся продукты, а я и первый действовали интуитивно, зачастую по запаху. Испорченной еды на самом деле отыскивалось не так много, основная ее часть успевала в последний момент отправиться в магазины. Когда поставок больше не ожидалось, наставники уходили домой. Я оставался один, чтобы передать ключи от склада сменщице. Она не торопилась на работу и с каждым разом приходила все позже. Ее оправдания всегда сводились к одному, а именно к болезням. Наведывалась на склад она сильно задержавшись. Женщина с грохотом распахивала дверь и обмахивалась мятым платком.

– Бежала, как могла, видишь запыхалась, – говорила она с просвистыванием на гласных от частого дыхания.

Сменщица опиралась о стеллажи и медленно подходила к столу, из-за отдышки разобрать ее слова почти не представлялось возможным.

– Ты в моем возрасте таким же будешь, колени не разогнешь. Варикоз замучил! За что бабам такое наказание? Ходить тяжело… Ведь кому-то везет, а мне, как всегда. Я же не старая еще, а уже развалилась вся.

Она и дальше жаловалась на болячки, но я совал в ее отекшие руки ключи и уходил, вернее сказать, выбегал со склада. До комендантского часа оставались считанные минуты, я мчал домой со всех ног. Так повторялось из раза в раз. Разговоры окружающих хоть и скрашивали скуку, но нисколько не помогали мне. Их судьбы, столь же запутанные, как и моя собственная, не раскрывали человеческих тайн, а служили потоком обыкновенных воспоминаний. Я ни на миллиметр не приближался к восприятию своей собственной жизни. Бежал с работы домой и кормил голову.

В середине осени темнело рано, а светлело поздно. В то время, как я шел на работу, солнце еще не всходило, а на обратном пути оно уже давно опускалось за горизонт. На складе окон не было, как пояснил первый грузчик, наши предшественники, такие же грузчики, сами их заложили, чтобы никто «не позарился на довольствие». Свет мы видели только при разгрузке машин. Они вкатывались почти в само здание, но за работой наблюдать за погодой времени не хватало. В коротком световом дне я не видел ничего плохого. Возможно, причина в том, что это явление происходило ежегодно, и тело привыкло к такому, а может быть, свет нужен лишь глазам. Потеряв голову, я утратил нужду в освещении. Она у меня сидела дома под ярким экраном телевизора. В любом случае, я приспособился к ночи, и использовал ее себе на пользу. Окружающие не видели меня в темноте. Так я скрывался от лишних взглядов, которые не всегда относились к безголовому снисходительно. В подъезде из-за непроглядной тьмы никто не задерживался, поэтому и там можно передвигаться без утайки. Однажды, я совершенно расслабился и ни на что не обращал внимание. Возвращался я как никогда поздно, торопился домой до комендантского часа, и оттого был рассеян. У самой двери в квартиру, когда я уже достал ключ и вставил его в замочную скважину, в плечо мое вцепилась чья-то костлявая рука.

– Товарищ, я вас давно искала. Прошу, не пугайтесь. Знаю, что мы должны затаиться и вовсе даже исчезнуть, но не могу я так.

Из темноты выступила немолодая женщина, очень худая, с выступавшими скулами. Она не отпускала моей руки и приблизилась почти вплотную.

– Извините, я вас еще до того случая выследила и запомнила адрес, но все во благо. Верьте мне, мы все за одно дело. Можете проверять, как угодно, я и пароли помню, и приветствия. Хотела показаться, чтобы доказать вам, что не всех нас уничтожили, что я жива, и главное – вы живы. Прошу, давайте восстановим все. Раз нас двое, значит, не сошла я с ума, не привиделось все прошедшее?

Незнакомка говорила все это будто в бреду, тараторила так, что язык заплетался. С каждой секундой рука ее сжималась сильнее, и ногти врезались в плечо. Я попытался вырваться, но она и не почувствовала моего движения. Такой сильной была хватка.