Реформа головорезов

Женщина замолчала на минуту, громко сглотнула, и с некой мольбой в голосе продолжила:

– Как жить после всего теперь? Вернемся, соберемся, снова возродим силу. Иначе зачем все то было? Не могу поверить, что напрасно. Это только начало, не конец.

Пальцы ее обмякли и слегка разжались. Я со всей силой рванулся, и откинул руку незнакомки. Признаться, в тот момент я сильно перепугался. Собственно, нападавшая в силу хрупкости комплекции собой ничего опасного не представляла, но в ее поведении пугал напор. После моего рывка женщина пошатнулась и отошла на пару шагов.

– Мне терять нечего, я только сейчас это поняла. Я на все готова, на любое дело пойду. Собой пожертвовать ради блага бесценно. Я ведь тогда этого не понимала, а, оставшись одна, прозрела.

Она перевела дух, но в истерическом припадке вновь бросилась на меня.

– Чего же вы молчите? Я не за тем сюда пришла, чтобы с самой собой разговаривать. Я ведь не могла обознаться? Это же вы!

Женщина всем телом навалилась на меня и придавила к стене. Она уперлась взглядом в то самое место, где должна была быть голова. Глаза ее метнулись в сторону, вниз, а потом она закричала. Я уверен, что закричала. Так иногда делала голова моя, когда я выключал телевизор, и также, как и у моей головы, голоса у незнакомки не было. Жилы на шее стянули ее горло, а глаза выпучились. Она разжала руки и побежала прочь. Через секунду раздался грохот двери. Ночная гостья бесследно исчезла.

Когда я очутился в квартире, комендантский час уже наступил. Незнакомку и причину ее внезапного нападения я списал на обычное совпадение. В полной темноте женщина обозналась и спутала другого человека со мной. Но чтобы она не вернулась глубокой ночью, на всякий случай дверь я не только запер, но и надежно припер стулом. Громкие речи ночной гостьи могли напугать соседей, поэтому я вел себя тише обычного и передвигался на цыпочках, чтобы не потревожить их более.

Хотелось поесть самому и накормить голову. За прошедшие недели она заметно похудела, щеки ввалились, и цвет лица приобрел сероватый оттенок. В последние дни ела голова много и просила добавки, но большая часть пищи вываливалась из горла в пустую. Счета за электричество росли в колоссальных пропорциях, телевизор работал круглые сутки. Стоило его выключить, как голова кричала, плакала и требовала чего-то. Успокаивали ее только еда, радио и телевизор, последний справлялся лучше всего. Несмотря на все капризы, она немного радовалась моему присутствию, если я не прерывал ее удовольствий. Так у нас появилась совместная привычка – смотреть телевизор перед сном: возвратившись со склада, я кормил голову, и успевал иногда обратиться к экрану. Он оказался весьма полезен для меня. Вещи, понятие которых осталось в моей голове, я узнавал с помощью телевидения. Для этого больше всего подходили новости. Я приходил поздно, как раз к вечерней программе. В передаче красивая девушка с серьезным лицом начинала карьеру ведущей. Брюнетка запиналась, но энтузиазм сглаживал эти ошибки. Родинка на верхней губе девушки подрагивала за словами. Я смотрел на нее и засыпал. Из полудремы доносилось: Глава, Глава, Глава… Под его курированием разрабатывались новые методики борьбы с раком, открывались футбольные поля, заключались мирные договоры, строилось Завтра. Обычно я не замечал, как проваливался в сон.

Отношение к потере головы

Постепенно даже у болтливого первого грузчика иссякли темы для разговоров. С каждым днем он все чаще повторялся и привирал для разнообразия. Некоторые события в его устах обрастали такими сверхъестественными подробностями, что обычно отстраненный второй срывался и предъявлял неопровержимые доказательства его лжи. На это первый только посмеивался и продолжал травить байки. Тем не менее и эта болтовня начала изживать себя. Вранье иссякает и рано или поздно приводит к правде. Чем чаще первый рабочий вспоминал прошлое, тем сильнее погружался в себя и ни на что не обращал внимание. Как-то раз дошло до помешательства. Когда второму грузчику выпал выходной, мы с первым работали вдвоем. Он завел со мной беседу, содержание которой уже и не вспомню. Очевидно, она совершенно не заинтересовала меня. Разговор длился нудный и бессмысленный. На втором часе я не выдержал и отошел в туалет, располагавшийся у нас на улице. Каково же было мое удивление, когда по возвращению на склад я услыхал плаксивый голосок первого рабочего, в красках рассказывавшего о тяжелом приступе лихорадки в глубоком детстве. Со слезами на глазах он беседовал сам с собою в полумраке здания. Вспоминал материнские руки, прижимающие его к груди во время жара. При этом крепко обнимал себя. В слушателе, хоть и таком как я, он теперь не нуждался. Здесь мне отчего-то стало стыдно и вместе с тем неприятно. Я постарался как можно незаметнее возвратится на место.

Должно быть, чтобы поправить свое состояние первый рабочий решил завести пространный разговор, в котором поучаствует не только он. Так совпало, что в этот момент на склад поразительно рано нагрянула сменщица. Она поторопилась, чтобы успеть отхватить что-нибудь из просрочки, а пока сидела поодаль от нас и растирала намученное от быстрой ходьбы колено.

– Я с ним месяц работаю, и как-то совсем позабыл, что головы у него нет. Все делает вовремя, везде успевает. Вот и призадумался: а зачем человеку голова нужна? Что она дает? У меня вроде как есть, – первый грузчик ощупал лоб, – а, признаться, я ей и не пользуюсь. В семье оно может и пригождается. Хотя с моею женой лучше головы не иметь, она ее и сама с радостью отпилила бы. Но все-таки по каким-то домашним делам оно и нужно, а вот на службе голова бесполезна. Что здесь ящики таскать, что в других заведениях. Я в юности работал на заводе, собирал приборчики для космических ракет…

– Не ври ты. Какие еще приборчики? – возмутилась сменщица. – Ты же не ребенок, чтобы о космосе болтать. У меня внук такой ерунды не сморозит, а ты старый дурень… Сейчас никаких ракет нет. Всем известно, что космос не имеет ресурсов, это пустое пространство, да еще и холодное, незачем туда что-то отправлять, только время тратить. Все, что дано человеку, все в земле лежит, и не надо наверх лезть.

– А я говорю, что делал! – перекричал ее грузчик и продолжил, оборотившись ко мне, – были они эти приборы. Какая выгода мне врать? Там припаивать нужно чипы. Конечно, это только маленькая часть ракеты, но она очень нужная, без нее ничего не полетит.

Женщина лишь ухмылялась на его слова.

– Петя, друг, но ты ей растолкуй хоть, что такое и взаправду делают.

– Раньше делали.

– Я же говорил, что есть такое! Так, о чем разговор? Точно. Делал я эти диоды, триоды, или как их там называют? А на заводе поштучная зарплата. Чтобы заработать копейку я на скорость их крутил. И так в кураж входишь, штампуешь машинально: голова не думает, а руки делают.

– Механическая память это называется, – подсказал второй грузчик.

– Да, именно. Одна механика, никаких размышлений. Руки у нашего паренька есть, значит, и он бы смог это. Теперь таких профессий полным-полно, человеку думать не приходится. Может, оно так и легче, – распылялся грузчик.

– Да как оно без мозгов жить? Самодур, сочинишь тоже. – Противилась сменщица.

– У него же и чувств никаких нет. – Вставил второй грузчик. – Глаза, нос, уши – все с головой осталось. Как же оно жить ничего не чувствуя?

– Петька дело говорит. Если на тебя, предположим, машина наедет: с глазами ты увернуться сможешь, а без – пропадешь. Нет, без головы жить нельзя. Тебе делать нечего, вот и разводишь полемику на пустом месте, а как бы сам в такой ситуации оказался, то по-другому размышлял.

Женщина отмахнулась от нас рукой и заново принялась растирать колено.

– Петь. Ну раз он живет без глаз и ушей, значит как-то можно и без головы обойтись. Ты же умный, сам посуди.

– Как-то можно.

– То есть ты меня поддержишь?

– Нет. Это страшное дело, не приведи Господи, на себе испытать.

– Хах, – усмехнулся первый рабочий. Второй осекся, но проглотил издевку и продолжил объяснения.

– Голова это в первую очередь лицо человека. Ты же со мной ртом говоришь, а он молчит все время. Отказаться ни от чего не может, согласиться тоже, а работу делает только при тщательном надзоре, иначе все перепутает. Что бы он сам на это сказал? Никогда не узнаем. Даже эмоций не видим. Образ в человеке важен. На одного глянешь, и сразу понятно, что соваться к нему не стоит, а другой, хоть и крупнее в два раза будет, а в лице сущее дитя. Человека можно понять по одному выражению, по мимике, а у этого ничего нет. Куда глядеть, когда разговор с ним веду? Тяжело.

– Мне не важны его глаза. Я и так могу разговаривать. Ты слишком придирчив. Сам-то не лучший собеседник.

– Я и не напрашивался с тобой говорить. А безголового быть не должно. Раз природа отрастила голову, то так нужно жить.

На некоторое время в помещении повисла тишина. Я присмотрелся к лицам коллег. Ничего интересного я в них не увидел и никак не мог понять смысл слов второго рабочего. Пухлая, раскрасневшаяся морда первого грузчика, морщинистое лицо сменщицы и седая голова второго грузчика ничего не говорили о себе. И тем не менее я зарекся, что, вернувшись домой, обязательно рассмотрю свою голову.

В беседу вмешалась сменщица:

– Ты все говорил про работу, а дома голова нужна тебе?

– По разным ситуациям. Когда починить что-нибудь нужно, то очень даже нужна.

– А что ты безголовый будешь делать Завтра? Ты же, наверняка, себе что-нибудь выдумал?

Сменщица улыбалась, довольная своим аргументом, который она придумывала весь перерыв. Первый грузчик не дал ей насладиться превосходством.

– Завтра мне приделают новую голову, красивую. С большим ртом и зрячими глазами, чтобы я мог есть до отвала и смотреть на красоту вокруг.

– Тебе лишь бы наесться.

– А что еще делать? Если без шуток, то Завтра можно также без головы жить. Я верю, что, когда будущее наступит, ничего не надо будет делать. А раз заботы исчезнут, то останутся одни удовольствия. Тогда я буду есть! Всякой вкуснятиной объедаться. Паренек вон питается как-то. Я не голодный, не бедствую, всегда это говорю. Но хочется иногда чего-нибудь эдакого. Сейчас и не придумаешь что именно, но точно хочется. А вот работать и в самом деле не буду. Не хочу. Считаю это главным наказанием. В прекрасном будущем этому места нет. Мы отдохнем, работать роботов поставим. Ты сама, что про Завтра решила?

– Я? Для себя ничего не хочу, мне и так не плохо. Меня в отличие от тебя все устраивает. Не работать мы не сможем, иначе откуда появиться еда, которую ты так любишь. Роботы все как человек не сделают. Да и без труда совсем скоро заскучаешь. Еда есть, дом есть, я довольна. Ты всегда мечтаешь о несбыточном, потому тебя и подловить легко. Я уже дело прошлое, жизнь прожила. Внукам бы судьбу получше, чтобы работать легче, есть слаще, дома уютнее. Я бы от того малого, что имею отказалась бы, только они бы жили по-другому. Я ведь здесь на старости лет работаю ради них. Так вот и скажу Главе при переписи.

– Неужто для себя ничего совсем не хочешь?

– Не хочу.

– Тогда зачем сюда пришла просрочку жрать? Раз ничего не хочется, то и еду подворовывать нечего.

Женщина раскраснелась.

– Да я, я ж беру ненужное никому. Все равно выкинется, а тут в ход пущу, лучше, чем протухать.

– Вот и попалась.

– А я и говорила, что меня устраивает жизнь такая. Под такой я подразумевала и просрочку. Ничего в этом такого нет. Ты прицепился, лишь бы вывернуть по-своему.