– Проходи, чем богаты, тем и рады, – Захар жестом пригласил его внутрь, – Я сейчас поставлю чайник, а ты устраивайся.
Алек огляделся – на стенах висели мастерски выписанные миниатюрные пейзажи: пасмурные небеса, нависшие над свинцово-серой гладью озера; белоснежные сугробы, за ними – тёмные силуэты деревьев в сумерках; от каждого рисунка веяло покоем и тишиной; старинные чёрно-белые фотографии с виньетками в громоздких деревянных окладах; в углу скромно притулилась этажерка, забитая книгами, красками, кистями, альбомами, свёрнутыми в рулон холстами; рядом – небольшой рабочий стол, на котором в беспорядке валялись карандаши и разномастные обрывки бумаги; над ним висел яркий светильник, когда как остальная часть дома была погружена в полумрак; сбоку – диван, с небрежно наброшенным покрывалом с оленями – еще одна вещь из далёкого прошлого.
– Понятно, чем я тут занимаюсь, да? Малюю потихоньку, так, под настроение. Пойдём, попьём чаю, нечасто ко мне заносит гостей.
Большая часть второй половины дома была отведена под кухню – старый буфет с мутными стёклами, за ними пылились посуда и фарфоровые безделушки; деревянный стол, некрашеная поверхность которого впитала в себя следы сотен трапез; несколько шатких с виду табуреток; дребезжащий холодильник в углу.
– Ну что, начинай свой рассказ, я готов слушать.
Алек замялся, но всё же заговорил:
– Вы правы, это я у вас беру лодку. Приезжаю по выходным отдохнуть.
– Один? – удивился Захар, – Насколько я знаю, городские обычно наезжают толпами. И как именно ты отдыхаешь?
– Да, один. Бегаю.
– Какой же это отдых, если бегаешь? Ты спортсмен?
– Нет.
– Вижу, ты не из разговорчивых.
Алек кивнул – ему нечего было возразить.
– А что ты делаешь на том берегу? Я сам крайне редко туда выбираюсь, места уж слишком дикие. Можно так заплутать, что потом вовек не выберешься. Нет, ты не думай, я хорошо знаю округу, но далеко от озера обычно не отхожу, возраст не тот. Да и зрение стало подводить, я художник-миниатюрист, считай, профдеформация.
– Это ваши работы там, на стенах? – Алек решил сменить тему разговора.
– Нравятся? Знаю, что да. Всю жизнь малевал на шкатулках сказочных героев, надоело так, что глаза б мои на них больше не глядели, пестрота одна. Но что поделать, если покупатель берет что поярче. Зато теперь, будучи честным пенсионером, могу позволить себе рисовать то, чего просит душа. А ей треба именно природа. Нас не станет, не станет наших детей, внуков, их детей, а с природой ничего не случится. Люблю я её тихие краски: бледный свет зимы, тусклое небо октября, цвета пожухшей листвы, мглистые утра, серебро росы… Вижу, ты меня понимаешь. Слушаешь, как заворожённый. Ты ведь не из местных? Как ты вообще оказался в городе?
– Нет. Я из заречья. Как вы узнали? – Алек немного смутился.
– Знакомые места. Бывал там пару раз, много слышал о вашем племени. Внешность у тебя характерная для того района. Я художник, мне положено замечать такие вещи. Значит, отдыхаешь на бегу? Или охотишься?
– Нет, просто бегаю.
– Ты ведь один из этих, из торгонов. Странно, я слышал, что все ваши охотятся. Было время, когда очень хотелось попасть в вашу деревню, поговорить со стариками. Когда-то нас отправляли в творческие командировки, набираться вдохновения. Меня особенно интересовали, как ты понял, сказки – я вначале записывал их, а потом переносил сюжеты на холст, точнее, на дерево. Объездил ваш район от и до, только у вас не побывал. Не пустили меня. А я всегда хотел ознакомиться именно с вашим фольклором, уверен, он у вас очень своеобразный. Конечно, я сужу по тому, что говорят люди, от вас самих ведь ничего не дождешься.
– Может, вы и правы, – Алек впервые задумался об этом. Они всегда держались обособленно, жили закрыто, и чужакам в их мир вход был закрыт – в прошлом это было им на руку, как и их неоднозначная репутация, но сейчас, скорее, оборачивалось против них.
– Так ты действительно оттуда? Надо же, как порой может повернуть судьба! Все эти годы жил здесь, и не знал, что мою лодку берет не абы кто, а один из торгонов! Удивительное совпадение! Надо было раньше тебя застукать, а я всё не мог улучить момент и выбраться из своего медвежьего угла. Всё какие-то дела мешали. Казалось бы, живёшь один, распоряжайся своим временем, как душе угодно, никто не торопит, не дёргает, ан нет – и тут ты обязан подстраиваться под обстоятельства. Конечно, какие здесь могут быть срочные дела, одна рутина, ничего важного, но когда нужна отговорка – сойдёт и эта. Вот только сегодня вышел подышать, уж больно хороша была погода. Видел, какой свет плыл над озером? Не отвечай, я знаю, что да – ты там прямо застыл. Красивая картинка получилась, кстати, – Захар мечтательно улыбнулся, – Подлить тебе ещё чаю?
– Нет, спасибо вам за гостеприимство. Мне пора. Завтра с утра на работу.
– Понимаю-понимаю. Но ты заезжай, если что, хорошо? Всегда будешь желанным гостем, – Захар невольно засуетился, было заметно, что он рассчитывал на более продолжительную беседу.
– Я приеду в следующие выходные, – пообещал Алек и, уже выходя, записал ему на одной из бумажек свой номер и вручил её старику, – Если вам что-то нужно, я привезу. Просто позвоните в течение недели.
– Только если это тебя не затруднит…
– Нет, всё в порядке, я буду рад помочь, всё-таки, столько лет пользовался вашей лодкой, – Алек пожал на прощанье руку старика и вышел в сумерки.
– Постой, – окликнул его Захар, – Может, тебе фонарик дать? Стемнело, оказывается, я и не заметил, как время пролетело…
– Не беспокойтесь, я хорошо вижу в темноте, – Алек махнул ему и уверенно зашагал по тропинке. Старик остался стоять в ярко освещённом проёме двери, качая головой.
Алек вскоре вновь оказался у озера. Юный месяц только-только поднялся над громадой леса. Он постоял на берегу, любуясь его отражением в тёмном зеркале воды, потом нехотя сел на мотоцикл и завёл двигатель. С сожалением окинул тихий пейзаж взглядом, надел шлем и выехал на дорогу.
***
Он издали почувствовал беспокойный зов города, тихий гул, который нарастал по мере приближения к нему. Остановился на сопке, откуда открывался вид на долину, в которой раскинулась столица, и постоял, привыкая к яркому свету, шуму и суете на улицах. Достал наушники, сделал музыку погромче – и лишь после этого решился съехать на кольцевую дорогу. Машин было мало, но Алек предпочел бы абсолютно пустые улицы. Иногда он вставал пораньше, чтобы застать город спящим, и объезжал его, наслаждаясь хрупким покоем, царившим под светом фонарей.
Спустя полчаса он был возле дома. Взглянул на часы – почти два. Самое тёмное и странное время суток, когда мир кажется особенно зыбким и ненадёжным. Правда, гулянка, которую устроили соседи сверху, оказалась вполне реальной. Алек какое-то время лежал, пытаясь отрешиться от шума, но потом не выдержал. Охотник был в полной боевой готовности – лапы широко расставлены, шерсть на загривке вздыблена, зубы оскалены, уши прижаты к голове. Он чуял предстоящую схватку и заранее предвкушал её, зная, что человек устал, слаб и уязвим, и был готов снести стены своей тюрьмы. Алек поднялся на следующий этаж, позвонил в дверь, из-за которой доносился шум, неосознанно улавливая запахи и звуки из соседних квартир, составляя из них цельную картину – зверь с человеческим разумом. Или человек со звериным чутьём? Крайне редко он был первым, но чаще ему удавалось оставаться самим собой. В эту ночь он был слишком измотан, напряжён, да и час был поздний – время для Охотника, а не для человека.
Дверь медленно открылась, за ней стоял парень, почти его ровесник, может, чуть старше. Он с вызовом посмотрел на незваного гостя, но одного движения Охотника оказалось достаточно, чтобы сбить его с ног. Алек уловил ужас, который волнами разошёлся по всей квартире, остальные её обитатели тоже каким-то непостижимым образом почувствовали его, словно и у них включился древний инстинкт, когда страх одного животного мгновенно передаётся всему стаду. Он уже не мог сдерживать внутреннего хищника – тот нёсся вперед, сея вокруг хаос, разрушения и боль. Спустя пять минут в квартире воцарилась тишина. Алеку ценой невероятных усилий удалось удержать Охотника от чрезмерной жестокости – с этой кучки пьяных (хотя нет, к тому времени уже абсолютно трезвых) молодых людей хватило и минимального физического воздействия. Кому-то он заехал в челюсть, другому разбил нос, третьего просто вышвырнул на лестницу – его жертвы, постанывая и всхлипывая, забились по углам, а он сам отвёл душу, устроив в квартире разгром. Охотнику было всё равно, с чем или с кем расправляться. В такие моменты он не видел разницы между живым и неодушевлённым, и Алек пользовался этим, направляя его ярость на вещи, а не на людей. Это помогло усмирить хищника, загнать его, уставшего и покорного, обратно в клетку.
Алек даже не думал, что кто-то из этих парней потом попытается устроить ему неприятности – Охотник умел внушать страх, острота которого и притуплялась со временем, но ощущался он всегда. Это была его личная метка, которую он наносил всем своим жертвам. Пока Охотник был рядом, его добыча всегда держалась настороже и старалась быть как можно менее заметной. Спускаясь в свою квартиру, Алек был уверен, что отныне покой обеспечен – по крайней мере, до тех пор, пока он живёт в этом доме.
***
Денис вновь появился на занятиях ни с чем. Что он мог рассказать? Ничего, разве что о короткой стычке в лесу. И о том моменте, когда едва не потерял сознание от страха. Пётр был особенно собранным и серьёзным, никаких присущих ему шуточек и баек из предыдущих экспедиций. Они вновь обсудили фотографию, но без особого энтузиазма. После лекции преподаватель пригласил его в свой кабинет.
– Ну, как идут дела? Ты встретился со своим знакомым? – Пётр с улыбкой подал ему дымящуюся кружку.
– Нет, то есть, да, – Денис с благодарностью отпил ароматный напиток. На этой кафедре знали толк в хорошем кофе.
– Как это понимать?
– Я его встретил, но поговорить не удалось. Он не очень общительный, – Денис буквально чувствовал, как от смущения краснеет не только лицо, но и уши. Горячий напиток также оказал своё действие, кровь побежала быстрее и прилила к щекам.
– Ну, и ты ведь тоже… Ладно, молчу-молчу, не буду больше перебивать, рассказывай, – Пётр устроился за своим столом, откуда-то материализовал вазочку с печеньем, – Угощайся.
– Он, кажется, понял, что я преследую его и… – Денис запнулся, вспомнив ужас, который им тогда овладел, – В общем, он на меня напал.
Пётр взглянул на него с беспокойством:
– Ты в порядке?
– Он просто сбил меня с ног, ничего страшного, но ему не понравился наш интерес. Сказал, что не может нам помочь, – Денис вздохнул. Не будет же он рассказывать преподавателю о том, что ему померещилось в сумерках – у страха глаза велики, мало ли что могло подсказать его воображение в тот момент.
– Ладно, раз так, может, мне удастся его уговорить, как ты думаешь? Где и когда ты его обычно встречаешь? – у Петра загорелись глаза, он азартно потёр руки, по всему было видно, что он не собирался так просто сдаваться.
– В парке, рядом с моим домом, он обычно бегает рано утром. Я всю неделю ждал, но встретил его только в выходные.
– Хорошо, если не возражаешь, я мог бы у тебя переночевать и пойти вместе с тобой. Что ты об этом думаешь? – совершенно будничным тоном осведомился Пётр.
Денис был смущён. И не сколько неожиданным вопросом, хотя, скорее, это прозвучало как предложение, а настойчивостью Петра. Сам он отступил бы, получив такой недвусмысленный отказ. Зачем навязываться тому, кто явно старается избежать внимания? Стоит ли искать встречи с человеком, не желающим, чтобы лезли в его жизнь? Денис знал, что он и сам был бы не рад, если какие-то незнакомцы вдруг решили бы его преследовать. Но он не высказал вслух свои соображения – молча допил кофе и из вежливости съел одно печенье, оказавшееся удивительно невкусным. Он никогда не умел говорить «нет», поэтому и в этот раз ответил согласием, хотя даже не представлял, как принимать гостей. Денис предчувствовал, что ему обеспечена бессонная ночь, полная тревог – он настолько привык жить один, что чужое присутствие в квартире не дало бы ему уснуть. Может, ему стоило возразить, но момент был упущен, и он покорно пообещал дождаться Петра после пар.