Душа без признаков жизни

Вернувшись из воспоминаний, Августин проговорил:

– Не сегодня. Мы слегка повздорили. Он… не поддержал мое решение.

– Во имя Прародителей, вам обоим сотни лет, а ведете себя, как первородки. Ладно… дело ваше. Последние слова перед уходом?

– Не пинай ежей, – хохотнул Августин и прыгнул в портал.

Стужа царапнула щеки.

Вдох… Запах хлора и тлеющего угля.

Доля секунды и Августин провалился пятками в липкую пушнину платформы.

Цитадель встретила гулом. Как и всегда. Кто-то вернулся в Обитель и направляется на восстановление, кто-то провожает друзей, а кто-то, подобно Августину, волнуется перед отправлением в новое тело.

Червоточина с хлопком растворилась, и Августин направился к пирамиде, отвечающей за Землю. Он знал, что тело уже подготовили: связали его душу с малышом Феликсом. Им лишь предстоит стать. Пока что этот ребенок – пустая оболочка.

Сегодня всё изменится.

Энергетическое ядро под платформой гудело и громыхало, а черное небо нагоняло тоску. Августину нравился аромат лесной малины на воздушной площади; нравился радужный свет, целующий верхушки пирамид; нравились бесконечные лестницы к червоточинам… Возникало желание остаться.

Нельзя…

Под ногами раздавалось хлюпанье. Подошвы становились влажными и липкими. Кто, интересно, придумал сделать в цитадели пол, как мочалку?

Августин замер.

В голове раздался голос из полыхающей геенны:

– Категоричность взглядов – ограничивающий мозги сорняк.

Августин сглотнул. Жуткий звук. Давно его не было слышно. Обычно у друга голос приятный, а этот – словно рычание вулкана. Первородный? Не иначе. Только представители клана разума умеют влезать в голову других, но их голос слышится исконным – тем самым, что душа получила при первом перерождении. А бас у демонов убийственный до дрожи.

– Молчи, если не способен найти причину, по которой я должен простить тебя, – выпалил Августин, забыв об асурах поблизости.

Ребята недоумевающе переглянулись, не понимая, к кому из них обратился Августин. Один – с голубиными крыльями, щуплый. Другой – округлый и раздутый, как морской огурец, с чешуей на шее. Нынче, кого только в стражу не набирают.

Кошмар…

– Я размышляю вслух.

Асуры скривились.

– Не собираюсь оправдываться перед тобой, – возродился голос. – Но мне безумно любопытно. Ты просто возьмешь и засадишь меня в карцер? Близкого друга? Мы семья. Или ты слишком высок для таких, как я… отбросов?

Августина потрясла легкость, с которой демон его попрекал.

– Не говори ерунды! – заорал он. – Ты дорог мне. Но ты не прав! То, что ты делал и продолжаешь делать – отвратительно! Ты забиваешь эти гвозди, разрушая последнее доверие к своей касте. И за эти ошибки, пострадает весь твой народ и вся наша Обитель.

– Ты червяка не способен создать, зато рассуждаешь о глобальных проблемах галактики, будто ее Творец. Мой народ уже страдает. Хуже ему не сделать. И Обители ничего не грозит. Я и мои братья жаждем справедливости. Не больше.

Августин собрался возразить, но осекся. Перед входом в пирамиду к нему начали подступать другие души: одни желали успехов, вторые восхищались достижениями. В ответ приходилось бесконечно благодарить, поддерживать беседы, улыбаться, сбегать от назойливых девушек и снова улыбаться – так, что губы заныли от напряжения.

Со временем он стал воспринимать поклонников, как пищащих под ухом комаров.

И когда я успел стать настолько популярным?

Никто не перепрыгивал целую ступень в иерархии. Не одна душа в галактике! Это верно. Однако у Августина не было настроения радоваться. Ведь мозги терроризирует причина его негодования и срочного перерождения.

Предатель? Преступник? Убийца? Как величать?

– Тело подготовили? – приглушенно спросил виновник анархии в голове, но каждое его слово, как удар камнем по мозгам.

– Не переводи тему!

– Считаю неуместным продолжать нашу конфронтацию.

– Слушай, прости, – прошептал Августин в ладонь, чтобы не создавать душам повода для сплетен. Не хочется увидеть в вестнике заголовок, что в судьи отбирают чокнутых. – Ты обязан всем рассказать. Это ужасно, понимаешь? Обещай, что когда я вернусь, вопрос будет решен!

Отповеди не последовало.

Августин выдохнул и вошел в пирамиду. Главный коридор – длинный, как кишка. Свет исходит лишь от факелов. И к чему нагонять мрак на новеньких? Даже какая-то заунывная песня играет, от которой волосы в ужасе подпрыгивают.

Преодолев главный зал и несколько лестниц, Августин прибыл в место отправления. Масштабная червоточина крутилась посередине пола, подобно водовороту. Шелестела. Воняла гарью. Он помахал горстке людей в конце зала. Все знают, что Августин любит покидать Обитель в одиночестве и не лезут под ноги. Ссориться с будущим судьей Трибунала – затея бедовая.

Отскочив, Августин вскрикнул. Узкие – будто паучьи – пальцы впились в плечо.

– Зачем подкрадываться?!

За спиной стоял проводник: вечно перекошенный, грязный и недовольный. Еще одна местная знаменитость. О нем ведают на стенах пирамид яркими словосочетаниями.

– Шевели задом! Стоишь, мнёшься, – закрякал проводник.

Поправив капюшон – там прятался изюм, а не лицо, – он закопошился и вытащил из кармана заплесневелую бумажку. Инструкция для перерождающихся. Августин подумал, что проводник принципиально не устанавливает стенд с этим злосчастным текстом, и каждый раз вытаскивает огрызок из смрадного кармана.

Нет, он может заменить ее новой. Просто не хочет. Ему нравится лицезреть отвращение на чужих физиономиях.

Ради смеха Августин пробежался по инструкции взглядом.

Не брать амулетов материализации, пекторалей, портальных свечей…

– Дай сюда! И не задерживай остальных.

– Повежливее. Хочешь, чтобы толпа моих поклонников тебя сожрала?

Проводник изобразил испуг.

– О, трясусь и падаю. Живо прыгай! И только попробуй что-нибудь протащить, найду и кости набелю, понял?