Дело об ожившем мертвеце

Бедная мамочка, ей всю жизнь приходилось возиться с нашей одеждой – то чинить, то перешивать по росту, то придумывать что-нибудь, чтобы она выглядела… ну, если не моднее, то хотя бы приличнее.

Томас выдвинул из-под стола стул, и тот, скребя ножками, проехался по полу. Брат тяжело опустился на сиденье и взъерошил рукой свои волосы, при этом из них на пол спорхнуло несколько травинок. Скелет бросился к ним, обнюхал и разочарованно отвернулся в сторону. Мама же лишь вздохнула, закатив к потолку глаза.

Я уже хотела возвращаться за оставшимися яблоками (папе, наверное, не очень нравилось, что они продолжают лежать там, где я их оставила), но тут Томас вновь заговорил, и его слова настолько заинтересовали меня, что я замерла на месте.

– Скажи, мам, – сказал он. – Кого собираются похоронить на двести тридцать девятом участке?

Скелет поднял голову и посмотрел на Томаса бездонными, похожими на маленькие карие галактики глазами.

Мама отложила в сторону грибок для штопки, ненадолго задумалась, вспоминая.

– Это одна из новых могил, которую только что выкопали, да?

– Верно, – с важным видом подтвердил мой братец.

– Какого-то молодого человека, кажется. Его привезли сегодня утром. Никто из родственников не объявился у бедняжки. Но наш папочка позаботится о том, чтобы это были хорошие, правильные похороны. Он всегда обо всех одиноких мертвецах заботится, хотя это и не приносит никакой выгоды.

Я слегка вздрогнула и ухватилась за спинку стула, чтобы не пошатнуться. Да, я помнила молодого человека, о котором только что упомянула мама. Это был довольно высокий бледный блондин с длинноватыми, на мой вкус, волосами. Немного старше меня – лет шестнадцать ему было, я думаю. Когда его привезли, я немного посидела рядом и тихонько с ним поговорила. Мне кажется, что даже мёртвые лучше чувствуют себя в компании, а не когда они одни. Впрочем, от недавно умерших мало что услышишь в ответ – наверное, они только-только начинают привыкать к своему новому состоянию и ещё не освоились с ним.

– Почему ты о нём спросил, Томас? – сказала я.

– Да так просто, – посмотрел он на меня. – Понимаешь, там прямо в ряд несколько новых могил, вот я и подумал, а что, если это дело рук убийцы? – Томас состроил страшную мину и замогильным голосом провыл: – Ужа-асного, жу-уткого убийцы?

Мама нахмурила брови, как всегда это делала, когда ей что-то не нравилось.

– Убийства? Что за чушь! У тебя слишком пылкое воображение, мой мальчик. Наверное, опять начитался своих любимых дешёвых книжонок про этих… как его… дэ-тэк-тивов? Должна заметить, что это совершенно неподходящее чтение для мальчика твоего возраста.

Томас тайком от мамы высунул язык, а я прикрыла себе ладошкой рот, чтобы не прыснуть со смеху.

А мама тем временем продолжила:

– Перестань выдумывать глупости всякие, слышишь, Томас? Несколько свежих могил в ряд – ну и что такого? Цепочка несчастных случаев, и больше ничего. Бывает такое в жизни.

И она потянулась за грибком и новым носком.

Скелет нервно прошёлся вдоль стола, а затем уселся у моих ног. Я заглянула ему в глаза и уже далеко не в первый раз задала себе вопрос: «О чём он сейчас думает, мой пёс?» Ведь Скелет совершенно точно способен думать, но и не только. Он обладал способностью ощущать те же странные вещи, что и я, у меня не было ни малейших сомнений в этом. Я почувствовала пробежавший по коже холодок и задумалась над тем, так ли уж глупо безумное на первый взгляд предположение Томаса о серии убийств. Ведь действительно за последние пару недель к нам привезли необычно много мужчин. Сколько их было – трое? Или даже четверо? И все они покинули этот мир в самом расцвете лет. А теперь ещё этот паренёк. С ним-то что произошло, интересно было бы знать. Впрочем, наверняка это не было убийство – папа обязательно заметил бы это.

– Вайолет! – долетел до меня папин голос из ритуального зала. О-па! Вот теперь он точно рассердился не на шутку.

Отвернувшись так, чтобы меня не видела мама, я состроила Томасу рожицу и поспешила уйти с кухни.

– Вайолет, – повторил папа, когда я вернулась в зал. В сопровождении Скелета, естественно. – У нас кое-что пропало.

– Что именно? – спросила я.

Между прочим, я уже успела заметить, что папа вытащил из гроба почти все остававшиеся в нём яблоки. Очевидно, этот гроб предназначался именно для того светловолосого паренька.

– Одна из папок.

Он жестом пригласил меня пройти с ним в контору, которая расположена у нас в передней части дома. Ну конечно, это была не совсем обычная контора, я согласна, однако и бизнес у нашей семьи, скажем так… специфический. Но некое подобие конторы необходимо даже тем, кто занимается мертвецами, хотя бы для того, чтобы документы оформлять, ну и денежки получать за свою работу, конечно. Наша контора была довольно тесно заставлена унылой, тяжёлой дубовой мебелью. Тёмные стулья, стол, книжные полки и канцелярские шкафы, в которых хранились папки с данными обо всех тех, кто стал постоянным обитателем нашего кладбища. В нашей конторе было так мрачно, что я всегда удивлялась тому, как это посетители – живые, конечно – могут оставаться здесь дольше двух минут, особенно когда они только что потеряли навсегда того, кто был им дорог. Но папа говорил, что такая обстановка «создаёт настроение». Думаю, что больше всего создавали настроение выставленные здесь же образцы нашей продукции – гробы на любой вкус и размер кошелька.

По счастью, тот осенний день, о котором идёт сейчас речь, выдался ясным, ярким, и потому сквозь все щели в тёмных шторах пробивались весёлые солнечные лучики. По улице мимо нашего дома прогрохотала карета и выплеснула из лужи несколько грязных капель на наше оконное стекло.

– Вот здесь она была, – сказал папа.

Я поморгала, привыкая к царившему в нашей конторе полумраку, а затем подошла к картотечному шкафу с выдвинутым тяжёлым ящиком, возле которого стоял папа.

В ящике, как и следовало ожидать, выстроились в ряд картонные папки. Скелет обнюхал их и тоже ничего необычного в этих папках не нашёл.

– Ничего не вижу, – пожала я плечами.

– То-то и оно! Не видишь, потому что она пропала! – воскликнул папа, указывая на пустое место между раздвинутыми в разные стороны папками. – А должна была находиться здесь! Папка на того самого парня, которого привезли к нам сегодня рано утром.

Я взглянула на корешки тесно стоящих на полке картонных папок. На каждой из них белел приклеенный бумажный уголок, а на нём аккуратным папиным почерком было написано одно и то же имя – Джон Доу. Быть может, вы не знаете, но в полиции так называют всех тех, чьё настоящее имя остаётся неизвестным. Неопознанные трупы, например. Если мужчина – то Джон Доу, если женщина, то Джейн Доу. Ну а если ребёнок, то бэби Доу. Так-то вот.

– Папка на того блондина?

– Да-да. Быть может, это ты её взяла? – строго посмотрел на меня папа, и мне стало слегка не по себе.

Нет, не брала я ту папку, мне и в голову не приходило взять её. Зачем? Но когда на тебя вот так смотрят, невольно начинаешь чувствовать себя так, словно виновата в чём-то. Почему это вдруг папа заподозрил меня, а? Может, потому, что видел, как я разговаривала в морге с тем мёртвым парнем?

– Нет, пап, – решительно покачала я головой. – Не брала я ту папку и никогда в глаза её не видела.

– Ну хорошо, – поиграл он своими бровями. – Может, догадываешься тогда, кто мог бы сделать это, а?

– Томас, пожалуй, мог бы, – ответила я, слегка подумав. – Он буквально только что расспрашивал об этом пареньке. Даже какую-то теорию выстроил насчёт того, что его могли убить, но мама ответила на это, что он слишком много всякой чепухи начитался. Детективов и прочего всякого.

Какое-то время папа размышлял, уставившись в стену, затем сказал, поправляя свои съехавшие с переносицы вниз очки:

– Томас, значит. Да, конечно, у Томаса нужно спросить.

Он покинул контору и направился в дом, а я подошла к окну и сняла наросшие в уголках рам паутинки. У этого окна, на подоконнике, мы держим выставленные в ряд вазы с фарфоровыми цветами – они должны украшать витрину и подчёркивать солидность нашего заведения. А над входом в контору висит вывеска, на которой красивыми крупными буквами написано:

Похоронное бюро «Эдгар Д. Вейл и сыновья»

Эдгар Д. – это мой дедушка, который умер пять лет назад, а сыновья – это мой папа Эдгар-младший, причём в единственном числе. Я как-то сказала папе, что вывеску пора обновить, и пусть на ней будет написано: «Похоронное бюро Эдгар Вейл, сын и дочь», но он лишь рассмеялся и взъерошил мне волосы.

Вот он смеялся, а я-то всерьёз говорила! Почему я не могу стать полноправным членом нашего семейного бизнеса – только потому, что я девчонка? А справедливость где? Нашему делу я, например, приношу гораздо больше пользы, чем тот же Томас. Ну, за исключением тех случаев, когда вместо дел занимаюсь тем, что собираю яблоки.

Стекло в окне нашей конторы помутнело и покоробилось от старости, однако кое-что рассмотреть сквозь него было по-прежнему можно. Взглянув в него сейчас, я увидела женщину. Она стояла на улице и рассматривала наши фарфоровые цветы. Бессмертники, как называла их мама.

«Скорбящая родственница, – подумала я. – Или вдова в трауре. Наверное, договориться о проведении похорон приехала».

Вот только не походила эта женщина ни на безутешную родственницу, ни на вдову, было в ней нечто странное. Я, правда, не могла рассмотреть её спрятанные за чёрной вуалью глаза, но чувствовала, что они смотрят прямо на меня. Пристально смотрят.

Скелет начал негромко рычать, словно прокручивая застрявший у него в глотке шарик.

– Тихо, тихо, мальчик, – сказала я ему. – Не пугай клиентов.