Дело об ожившем мертвеце

Он вынырнул на мой голос из темноты, прикрывая глаза, как щитком, приставленной ко лбу ладонью.

– Что за чертовщина? – воскликнул он, перекрывая шум дождевых капель, без устали барабанивших по каменным надгробиям.

Скелет радостно кинулся навстречу папе, уткнулся своим мокрым носом в его брюки. Кроме брюк на папе под дождевиком была лишь одна ночная рубашка – он, как и я, прибежал сюда прямо с постели.

Я наблюдала за тем, как папа не спеша оценивает открывшуюся ему картину – его дочь, стоящая под проливным дождём, словно не до конца утонувшая крыса, и светловолосый парень, которого он должен был похоронить завтра днём, привалившийся сидя к каменному кресту и тяжело, шумно вдыхающий воздух.

– Боже мой… – явно не веря своим глазам, подытожил папа и спросил, повернувшись ко мне: – Может, ты объяснишь мне, что здесь происходит?

– Сама не понимаю, – покачала я головой. – Ночью я услышала шум, спустилась вниз и нашла там гроб… Пустой! Задняя дверь была не заперта, а на грязи отпечатки ног…

Папа шагнул вперёд, обнял меня, и на секунду я почувствовала себя в тепле и безопасности. Но потом он отпустил меня и сердито начал выговаривать:

– Ты должна была немедленно разбудить меня! Это же мог оказаться кладбищенский вор, да ещё не один, а целая шайка… – Папа не договорил, когда снова перевёл взгляд на светловолосого парня. Не понимаю, что он мог при этом рассмотреть, потому что папины очки запотели изнутри и были забрызганы дождём снаружи. Но что-то он всё-таки рассмотрел, потому что побледнел так же сильно, как тот парень, и моментально севшим голосом спросил у него: – Как же такое могло случиться?

Парень медленно покачал головой, поёжился от холода, посмотрел на нас, а затем спросил:

– Э… а что со мной случилось?

* * *

По всем статьям этот светловолосый парень должен быть мёртв. Он и был мёртв, разве нет? Его привезли к нам, чтобы похоронить, и я всё это видела собственными глазами. И всё же, кем бы ни был этот парень, сейчас он выглядит совершенно живым, и, похоже, он вернулся в наш мир с того света всерьёз и надолго.

Папа протянул парню дрожащую руку. Парень взял её и с папиной помощью поднялся – не сразу, правда, но лишь после нескольких неудачных попыток устоять на подгибающихся ногах. Да, парень, конечно, стоял теперь, но его так сильно шатало из стороны в сторону, что мне захотелось подойти и подставить ему плечо, но тут у меня в голове вдруг прозвучал мамин голос, сказавший, что это было бы неприлично – дать совершенно незнакомому молодому человеку обнять себя.

Парень вновь застонал и вновь попытался заслонить глаза от света.

– У него горячка, и он бредит, – сказал папа.

– Всё в порядке, – сглотнув, сказала я парню, пытаясь успокоить его. – Не волнуйся, пожалуйста. Мы отведём тебя в дом. Ты идти сможешь?

– Думаю, да, смгу, – ответил парень так тихо, что я не уверена, расслышала ли его шёпот или просто прочитала ответ по беззвучному шевелению губ.

– Я побегу за доктором Лейном, – сказал папа, осторожно кладя свои руки на плечи парня. – А тебя Вайолет в дом отведёт, если дойти сможешь.

Парень молча кивнул, и я невольно вздрогнула. Нет, умом-то я понимала, что он жив, но в то же время как-то боязно мне было. А вдруг это всё-таки ходячий мертвец? Вроде того монстра, которого сшил из трупов Франкенштейн?

В свете фонаря я видела, что парень с ног до головы заляпан грязью с прилипшими к ней травинками.

Затем папа побежал за доктором, и Скелет, нежно лизнув на прощание парня, рванул следом – красиво и стремительно, как это умеют делать борзые. Папа и Скелет быстро удалялись, ловко лавируя среди могил, – что ж, это кладбище они знали не хуже меня самой, как свои пять пальцев.

Светловолосого парня вновь качнуло, и я поспешила подставить ему своё плечо.

«К чертям приличия, – сердито подумала я. – Не до приличий сейчас, ему помощь моя нужна. И вообще, сколько можно называть его «светловолосым парнем»? У него же имя должно быть».

– Как тебя зовут? – спросила я вслух.

– Олив-вер, – ответил он и сильно, надрывно закашлялся.

Когда его кашель слегка поутих, снова заговорила я:

– Идти сможешь, Оливер? Нам нужно вернуться в дом. А то простудишься, да ещё, не дай бог, ум… Прости, – осеклась я, заметив свою оплошность. Насколько мне известно, однажды Оливер уже умирал, причём совсем недавно.

И мы с ним побрели вперёд через поливаемое дождём кладбище, по жидкой грязи и скользкой траве. Труднее всего было огибать с Оливером могилы: он то и дело натыкался на них, а споткнувшись о разбитое надгробие Натаниэля Партриджа, вообще едва не повалил нас обоих на землю.

Мне показалось, что мы вдвоём с Оливером целую вечность пробирались среди могил под плачущим чёрным небом и нас сопровождал целый хор призрачных шепчущих голосов, хотя теперь они разговаривали не со мной, а общались друг с другом. По-моему, мертвецы обсуждали бурные события этой ночи. Пользуясь случаем, замечу, что барьер между миром живых и миром мёртвых довольно прочен, и преодолеть его не проще, чем, скажем, кричать под водой.

Тем временем дождь начинал утихать, облака на небе постепенно рассеивались, между ними появлялись всё новые и новые мерцающие звёзды.

– Ну вот, теперь уже совсем чуть-чуть осталось, – то и дело повторяла я, стараясь подбодрить Оливера. – Почти пришли уже.

Наконец эти мои слова сбылись, и мы добрались-таки до задней двери нашего дома.

Она была широко раскрыта. Наверное, так и осталась с того момента, когда из дома выбегал папа.

Светловолосый парень – то есть, простите, Оливер – остановился здесь и прислонился к стене, тяжело и часто дыша. Одной рукой он держался за живот, другой обхватил голову. Я быстро вошла в дверь и, привстав на цыпочки, повесила на место фонарь. Теперь у меня освободились обе руки.

– Ну всё, Оливер, – сказала я. – Давай пройдём в дом.

Он посмотрел на меня, и я была потрясена, заглянув в его глаза – такие бездонные, такие непохожие на мои собственные. У Оливера они оказались светло-карими, цвета тёплого какао в чашке. У меня глаза, если вам интересно, совершенно другие – серые и холодные, как небо перед грозой.

– Я… – начал Оливер и добавил после небольшой паузы: – Я не хчу знести грязь в ваш дом, мисс.

Сказал и потерял сознание.

Глава 4

Когда Оливер наконец вновь открыл глаза, он удивлённо заморгал, увидев склонившихся над ним меня, моего папу, маму (её разбудил поднявшийся в доме шум), доктора Лейна и морду Скелета. Он попытался что-то сказать, но сразу же закашлялся.

– Полегче, полегче, сынок. Старайся говорить как можно меньше, у тебя горло пересохло, – глубоким звучным голосом произнёс доктор Лейн.

Оливер кивнул. Точнее, попытался кивнуть, насколько это возможно, когда ты лежишь навзничь. Между прочим, это довольно сложная задача, можете мне поверить.

Доктор Лейн наклонился ниже, посветил маленьким фонариком в один глаз парню, в другой, затем спросил:

– Вы помните, что с вами произошло, молодой человек?

Оливер коротко, отрицательно качнул головой – дескать, нет, не помню.

– Ну а кто вы? Это вы помните?

– Меня звут Олив-вер, – хриплым шёпотом ответил светловолосый парень, и это было всё, что он смог сказать.

Мы перенесли его на ближайшую кровать. Так уж получилось, что это оказалась моя кровать, потому что Томас как спал в своей комнате, так и продолжал спать, вся эта суета его не разбудила. Нужно ли говорить о том, что после этого моё чудесное кремовое покрывало перестало быть кремовым и превратилось во что-то вроде подсыхающей грязной лужи, покрытой зелёными травинками. Скелет подошёл, презрительно обнюхал эту лужу, а затем улёгся в ногах у парня, украсив общую картину парой-другой отпечатков своих грязных лап.

Я подтащила к кровати стул и уселась на него. Оливер молча смотрел на меня, вяло шевеля пересохшими, потрескавшимися губами.

– Воды! – сказала я. – Ему нужно дать воды!