Звезды взрываются внутри

Все мое существо восстало против этого. Я, в который раз за сегодняшний день, высвободилась из объятий, и, неловко улыбнувшись, ретировалась в раздевалку. Мое душевное равновесие было под угрозой, никоим образом я не могла представить, что окажусь в центре чьих-то действий или мыслей.

Все уже переоделись, и я поспешила к стойке проката, стараясь не думать о коньках, льде и катке в целом. Я все еще надеялась, что у них не окажется моего размера. Но, конечно, тридцать седьмой, самый ходовой, имелся в избытке. Я села на лавку и натянула коньки на ноги. Ради эксперимента попыталась встать на ноги, но тут же плюхнулась обратно.

Не знала, какое это мучение – завязывать шнурки! Я пыхтела уже минут пять, когда заметила, что кто-то стоит рядом и наблюдает за моими усилиями. Санжар. Я выпрямилась на сиденье, кинув на него холодный взгляд.

– Что? У тебя подоспела очередная порция оскорблений?

Он молчал, и я перестала обращать на него внимание, вернувшись к своим шнуркам.

– Эля, – услышала я над своей головой.

Он больше ничего не сказал, и когда я подняла голову, мы встретились с ним взглядом. Он качнул головой с виноватым видом. Наконец, он сделал глубокий вдох, и я услышала это:

– Прости меня, – он снова покачал головой, – я не знаю… как так вышло, но я вовсе не намеревался…

Он снова замолчал, и мы целую минуту молча смотрели друг на друга, пока я пыталась придумать, что на это ответить. Мне тоже пришлось сделать тяжелый вдох.

– Ничего. Все нормально. Я б-б-больше не хочу говорить об этом. А теперь можно я закончу со своими коньками. – у меня не хватило сил добавить «пожалуйста».

Он также молча смотрел на меня пытливым взглядом, но я не собиралась заботиться о том, удовлетворяет ли мой ответ его внезапно проснувшееся чувство вины.

Практически все уже покинули раздевалку, а я все еще возилась со шнурками. Мне надо было попросить кого-то помочь, кто знаком с этой шнуровкой, но я слишком долго витала мыслями в другом месте. Наконец, кое-как справившись со шнурками, я неловко выпрямилась, и мне пришлось опереться на стену, чтобы не упасть.

– Эй, ты как?

Радом со мной очутилась Асем, которая поддержала меня за локти, пока я пыталась встать на ноги. Она сама держалась довольно уверенно, балансируя на тонких ребрах коньков, и я попыталась разглядеть ее ноги, отчего снова упала на скамейку.

– Нет, так дело не пойдет, – Асем схватила стул и села передо мной, – давай сюда свою ногу.

– Что?

– Если плохо зашнуруешь, есть угроза сломать ноги, – произнесла она, распутывая мою слабую шнуровку.

Я глазам своим не верила. Чистюля Асем, которая если отдаст тебе свою пилочку, то больше никогда не возьмет ее обратно в руки, и которая комментирует все мои движения, словно я выступаю на сцене, сама завязывает мне шнурки. Диана ни за что мне не поверит.

– Что ты так смотришь на меня, – усмехнулась она, – я пять лет занималась фигурным катанием. Самая лучшая шнуровка – это когда шнурует кто-то другой.

– Спасибо тебе большое, – теперь я чувствовала такую благодарность, что у меня увлажнились глаза.

Вот вечно так со мной, стоит кому-то проявить заботу, как я готова расцеловать человека.

– Не обращай внимания на Санжара, – вдруг сказала она, – мальчики всегда ведут себя, как придурки, рядом с теми, кто им нравится.

У меня замерло сердце. Закончив с моей второй ногой, Асем встала со стула и вернула его на место.

– Ты думаешь, я ему нравлюсь? – в моем голосе явственно слышалось недоверие.

Асем помогла мне встать на ноги – стоять на коньках теперь практически не составляло труда.

– Ну, учитывая, что он постоянно на тебя смотрит, пока ты не видишь, то, думаю, ты действительно чем-то его заинтересовала.

Я задумчиво кусала кончик большого пальца, пытаясь ухватить какую-то мысль, которая постоянно ускользала.

– Я очень надеюсь… – начала я, но Асем меня перебила:

– Пошли, они все, наверное, уже на катке. Не хочу пропустить момент, когда Данияр увидит Айгеру на коньках – она обалденно катается.

Глава 3

Я уже говорила, что не умею кататься на коньках? Координация, ловкость и я – три несовместимых понятия. Помню, мы играли в футбол с детьми во дворе, и меня поставили на «ворота». Я думала, что зрелищно, как в кино, отобью ногой мяч (руками ведь трогать запрещено), и все увидят, какая я умелая. Нога моя оказалась в совершенно другом месте, чем мяч, а главное, я даже руки от пояса не убрала, была уверена, что все само собой получится. Вот какая я была самонадеянная. Кажется, с того дня в футбол я больше никогда не играла.

Все остальные катались с вполне профессиональным видом. Мимо меня то и дело, широко улыбаясь, с веселыми разгоряченными лицами проносились Ануар с Муратом и Айгерим. Они уже сделали, наверное, миллион кругов, а я все стояла у бортика, как приклеенная. На меня никто не обращал внимания. Санжар учил Сабину катиться задом, Асема с Данияром показывали вдалеке друг другу какие-то сложные приемы.

Вы знаете это чувство, когда тебе трудно перестать делать что-то по причине того, что ты делаешь это уже слишком долго? И чем дольше, тем труднее. Например, трудно перестать быть неуверенным в себе ребенком, который готов заплакать от того, что на него никто не обращает внимания. Особенно обидно было видеть, как они веселятся все вместе, катаясь и показывая друг другу мастерство конькобежного спорта. Наконец, я заставила себя оторваться от бортика и сделала несколько неуверенных шагов ближе к центру.

– Берегись!

На меня налетели, сбили с ног, и я в мгновение ока очутилась на спине. Я увидела высоко над собой шиферную крышу с множеством круглых и квадратных труб, и широкие висящие лампы, из которых бил яркий свет, а люди все проносились и проносились мимо меня, огибая мою лежащую фигуру. Из меня словно весь воздух вышел. Я с трудом приняла вертикальное положение, а девушка, налетевшая на меня, уже со смехом катила дальше.

Я подобрала ноги, встала на корточки и осторожно выпрямилась. Ну давай, это не должно быть так трудно. Все дело ведь только в равновесии и силе отталкивания от поверхности. Надо просто дать немного уклона, чтобы создать возможность скольжения. В теории все звучало довольно легко. Я попробовала немного проехать вперед, а затем попыталась оттолкнуться одной ногой и тут же потеряла равновесие. О, лед, снова ты!

К концу первого получаса я научилась более-менее сносно двигаться вперед и делать повороты, но у меня все тело болело от множественных падений. Это было эффектно – нелепо разъезжающиеся ноги, широкий размах при падении и еще куча других вариаций.

– Ты молодец, так держать! – поддержала меня Асема, когда проезжала мимо.

Я попыталась улыбнуться сквозь гримасу боли и краем глаза увидела, как в нашу сторону несется Санжар. Все выглядело так, словно он вот-вот врежется в меня и повалит на спину, но в самую последнюю секунду он со смехом свернул в сторону, и я с неожиданной тоской пожалела, что не могу кататься с такой же грацией и силой, как остальные. Он уже исчез из поля зрения, а я все никак не могла перестать смотреть ему вслед. Я все думала: «Неужели во мне есть что-то такое, что отталкивает людей? Неужели я настолько отличаюсь от всех, что со мной даже не хотят иметь ничего общего?» Но ведь это он просил прощения в раздевалке. И все равно там не было никого, кого бы он игнорировал так тотально, как меня.

В какой-то момент я упала совсем больно. Какая-то малышка с перепуганным лицом врезалась в меня сбоку, и я так боялась упасть на нее сверху, что очень неудачно завалилась в другую сторону, выставив перед собой руку, прежде чем стукнуться об лед. Я попыталась встать на ноги, но когда я оперлась на руку, мое запястье пронзила такая сильная боль, что я не сдержала крика. Держа руку на весу, я оперлась на другую ладонь и попыталась встать на разъезжающиеся ноги. Я отчетливо увидела себя со стороны – так пьяница не может найти в себе сил, чтобы подняться с земли. Коньки скользили по льду в свободном движении, это было безнадежно. Я бессмысленно смотрела на темные круги на моих мокрых коленях и вдруг почувствовала, как меня тянут вверх, схватив за одежду, пытаясь просунуть руку под мышку.

Потрясенно подняв голову, я увидела Мурата, и меня затопила волна благодарности. Ухватившись за него, я попыталась встать на ноги, но даже вдвоем мы не смогли меня поднять. Я чувствовала себя совершенно дезориентированно и все не могла сосредоточиться, потому что, ах, вот в чем дело – при каждом движении всю руку пронизывала боль. Наконец, я увидела, как с другой стороны к нам подкатил Санжар, и вдвоем они смогли кое-как поставить меня на ноги.

– Давай поищем, куда тебе сесть, – предложил Мурат. Но Санжар отрицательно покачал головой и сказал, что мне нужно в травмпункт, потому что я, видимо, повредила руку.

– Нужно проверить, вывихнута рука или сломана, – его голос лился мне прямо в ухо.

Пока доктор осматривал мое запястье, Мурат принес мои кеды и начал расшнуровывать мои коньки.

– Ох, Эльназ, даже не знаю, что с тобой делать. Может, нужно оформить особую страховку на весь твой период нахождения здесь?

– Нет, что за глупости, – возмутилась я.

– Я шучу, шучу, – Мурат со смехом поднял руки.

Пожилой врач с приятной радушной улыбкой рассказывал, что он работает здесь уже пять лет и ни дня не пожалел, что ушел из скорой. Я была слишком уставшей и отделывалась односложными репликами, хотя в другой раз не упустила бы возможности поболтать на английском. Санжар уже давно вернулся к остальным, а я все никак не могла найти в себе духа признать, что я слишком часто его вспоминаю.

Мурат усадил меня на скамейку в благоговейной безопасности площадки для смотрящих и принес мне стакан горячего кофе, который я приняла с облегчением и благодарностью.

Время быстро пролетело. Я читала детектив Юсси Адлер-Ольсена на своем телефоне и не сразу заметила, что все вернулись с катка, кое-кто даже успел поменять коньки на свою обувь.