Счастливое детство отличника и… хулигана
«Началась моя жизнь 11 сентября 37-гo года. Смотрю я на эти, оказавшиеся для мира трагическими, цифры с высоты сегодняшнего дня… Смотрю и вспоминаю свое страшно бедное, но все равно счастливое детство. Счастливое. Несмотря на то, что по нему прокатилась Великая Отечественная. Война стала главным воспитателем моего поколения. Родился я на Украине. В Донбассе. В небольшом городке. У нас называют их ПГТ – поселок городского типа. Городок с именем Часов Яр. Это моя историческая родина», – рассказывал Иосиф Давыдович.
Он не зря с теплом вспоминает место своего появления на свет: там о нем помнят с не меньшей любовью и уважением: на входе в здание местного горисполкома, напоминая каждому посетителю о знаменитом земляке, висит табличка с надписью: «В городе Часов Яр 11 сентября 1937 года родился выдающийся певец современности, депутат Госдумы России, крупный общественный деятель СНГ И.Д. Кобзон». Журналисты «Комсомолки» раскопали, что это не просто памятная доска, а еще и прямой указатель на место рождения[8 - http://kp.ua/culture/10325-kobzonu-v-yunosty-vechno-putaly-to-famylyui-to-otchestvo]. В 30-х годах XX века здесь располагался роддом, в котором мать будущей эстрадной звезды и произвела на свет свое любимое чадо. Добавим, что у Кобзона есть три старших брата и младшая сестра.
В то время, когда родился Иосиф, семья Кобзонов была и благополучной, и дружной. Мать состояла в должности народного судьи, отец работал в заводской пожарной охране.
В книге воспоминаний певец делился такими подробностями, связанными с его детством: «Меня спрашивают: а вас в детстве дразнили или еще как-то делали вам плохо? Отвечаю: меня очень тяжело было обидеть, потому что я был таким, что мог за себя постоять…
Говорят: это значит, если что – сразу в ухо или по зубам? Отвечаю: не так, чтобы сразу по зубам, но, во всяком случае, особых вольностей по отношению к себе не допускал. У меня были дружки, с которыми я был, как три мушкетера: один за всех и все за одного. И в школе, и в пионерском лагере я всегда был первым. Так что ни у кого не появлялось желания сделать мне какую-то гадость».
Мамин любимчик Иосиф в кругу семьи: с мамой Идой Исаевной , отчимом Михаилом Михайловичем и братьями Исааком, Иммануилом и Львом
Стойкий характер и черты лидера проявлялись в мальчике с самого раннего детства. Возможно, не последнюю роль в становлении именно этих черт сыграла не столько наследственность, сколько безграничная любовь матери, сумевшей привить сыну осознание его избранности, нужности, его талантливости и особенности. Воистину любовь творит чудеса. А материнская любовь и подавно!
А еще в Иосифе особо остро проявлялось чувство справедливости. Мне думается, что именно это обостренное чувство является характерной чертой всего «советского контингента» – в силу сосуществования в рамках строя, основными принципами которого было как раз создание справедливого общества. Не распущенность, не сексуальные отношения за чертой деградации, не вседозволенность, выдаваемые за «демократию», а именно – доброта, честность и справедливость. Само собой, идеального общества как такового не существует, но советский строй был более искренен к простому человеку, чем, возможно, любой другой.
«В детстве я всегда был отличник и… одновременно хулиган. Но не в том смысле, что антиобщественный элемент, а просто никогда не отказывался подраться, если драться нужно было, как говорится, за справедливость, то есть был я хулиганом иной породы – мне нравилась роль Робин Гуда. Для мамы я оставался “сынуля”, а улица звала своего командира Кобзя. Улица, конечно, затягивала и меня, но никогда не мешала хорошо учиться. У мамы сохранились похвальные грамоты с “Лениным и Сталиным” – в основном за мою учебу. Но есть среди них и такие, которые свидетельствуют, что я был победителем и на олимпиадах по художественной самодеятельности. Одна из них – девятилетнему Кобзону “за лучшее пение”… Мне тогда, в 46—47-м, здорово нравилась песня Блантера “Летят перелетные птицы”. Пел я ее просто от души… в Донецке, а потом и в Киеве. Когда через время показал эту грамоту Блантеру, старый композитор расплакался».
Иосиф рос в обычной еврейской семье, в обычном дворе обычного советского города, дружил с простыми советскими ребятишками. И пользовался при этом авторитетом. Потому кажется странным, что Иосифу Давыдовичу приходилось отбиваться от неумеренных в своем любопытстве журналистов, которых беспокоил пресловутый «еврейский вопрос». У знаменитого исполнителя не раз сочувственно допытывались: а не дразнили ли вас в детстве всякими гадкими словечками? Ответы мэтра достойны его величия; там, где шипят за спиной, не любят так искренне, так щедро, и в таких масштабах, как любят народного артиста И. Кобзона народы бывшего СССР! Пафосно, но справедливо…
«Снова и снова интересуются: не ощущали ли вы, особенно в детстве, антисемитизм? И я снова и снова, в который уже раз повторяю одно и тоже: нет. Потому что в СССР не было государственного антисемитизма, а был конкретный антисемитизм со стороны отдельных личностей, с которыми я боролся всеми доступными средствами. Сейчас, к сожалению, в этом вопросе приходится прибегать только к политическому диалогу или к какому-то общественному осуждению. А раньше за разжигание межнациональной розни можно было и срок получить. В крайнем случае, можно было просто… элементарно разобраться: услышал обзывание типа “жидовская морда” – подходил и… Подсказывают: в ухо или в нос… Нет, в советские времена я этого ощущал. Не ощущал! В советские времена в этом отношении строже было. Безнаказанно никто рот не открывал».
В 1939 году (по другим сведениям: в 1940-м) семья И.Д. Кобзона переехала во Львов, где мама работала начальником спецотдела обллеспромсоюза. Отец был служащим предприятия. Но в этом городе им довелось быть недолго. Как недолго осталось существовать и дружной семье Кобзонов. Все планы нарушила война… Но даже это страшное время для мальчика Иосифа наполнено добрыми воспоминаниями. Потому что были: детство, дружба, мечты…
– Меня воспитала улица. К счастью, не злая. Я умел себя защищать, всегда был лидером, лучшим учеником в школе и никогда не обижал тех, кто слабее. Сколько себя помню – я всегда пел: во дворе, в художественной самодеятельности в школе.
Глава 3
Эвакуация в Узбекистан, или Война как главный… воспитатель
Беззаботное взросление было прервано войной; миллионы мальчишек и девчонок в одночасье узнали ужасы, которые могли представляться разве что в самых жутких снах. Украинский город Львов стал местом, которое разделило жизнь семьи Кобзонов на два этапа: мирную и фронтовую. «Я до деталей помню начало войны, хотя мне тогда не было еще полных четырех лет», – признается певец.
Несмотря на то, что Иосиф совсем недолго прожил в этом городе, до недавних пор известном как культурная столица Украины, у него остались самые теплые воспоминания. Уже будучи в возрасте, знаменитый артист приезжал, чтобы встретиться с друзьями, которых тут у него немало и побывать на могилах родственников. Артист охотно прогуливался по улицам города и позировал с местными жителями, делающими фото с приезжей знаменитостью. Местным журналистам он кратко сообщал:
– Моя семья некоторое время, еще перед войной, жила во Львове. В 1941 году отец ушел на фронт, а мама с тремя детьми, в том числе и со мной, выехала в тыл.
По словам Иосифа Давыдовича, он раньше часто приезжал во Львов с гастролями и просто так, чтобы погулять старинными улочками[9 - http://glavred.info/vip_star/iosif-kobzon-vo-lvove-pobyval-na-mogilah-rodstvennikov-249960.html].
Львов в годы фашистской оккупации. 1942 год
Семейные пути, приведшие Кобзонов во Львов, внезапно и бесповоротно разошлись. Вот как вспоминал то непростое время певец: «Там и застала нас война. Отец ушел на фронт, а мать с детьми (тогда их было еще пятеро), со своим братом-инвалидом и со своей мамой, нашей бабушкой, решила эвакуироваться. Я, когда возвращаюсь к памяти детства, совершенно четко помню эту нашу эвакуацию. Я помню этот вагон. Я помню переполненные станции. Я помню, как отстала мама… Она бегала за водой для нас и… отстала от поезда. Я помню, как все мы – и бабушка, и дядя, и братья, и я, как самый младший, были в панике: пропала мама! А у нас всегда вся надежда была на маму. Но… мама через три дня догнала нас… на какой-то станции. Так мы попали в Узбекистан, в город Янгиюль, в 15 километрах от Ташкента.
Я четко помню военное детство. Я помню, как мы жили в узбекской семье, в ее глиняном домике, где даже полы были глиняные. Мы все жили в одной комнате. Наша семьи разделяла только занавеска. Когда устраивались на ночлег, выкладывались тюфяки, и все ложились, что называется, штабелями. Так жили с 41-гo по 44-й. Каждое утро взрослые поднимались на работу. Поднимали и нас, детей, чтобы покормить… Кормили в основном какой-то тюрей… И так, чтобы сытно было весь день. Варился так называемый суп… Мама моя была в этом деле находчивая женщина. Хозяйка. Она делала еду, казалось, из ничего. Все съедобное шло в ход: картофельные очистки, щавель, просто зеленые листья или какая-то кусачая лечебная трава, которую так любят есть собаки и кошки, когда им не хватает витаминов или нападает какая-нибудь болезнь. Все это она добавляла в бульон, для которого покупала свиную голову и свиные ножки. Вываривала их, и получался жирный бульон. Чистые, золотистые капельки жира в нем были такие, что текли слюни. Бульона хватало на всю выварку. А выварка была большая, алюминиевая. И этого нам хватало, чтобы жить целую неделю. Хлеба не было. Лишь иногда нас, детей, баловали узбекскими лепешками. Но, в основном, заедали мы всю эту тюрю жмыхом…»
В годы войны люди со всего Советского Союза приезжали в Узбекистан, и никому из них не было отказано в гостеприимстве…
Это отрывок из книги «Как перед Богом». Вспоминая о том же периоде в беседе с журналистами издания «Караван историй», Иосиф Давыдович делал и другие дополнения[10 - http://7days.ru/caravan/2008/8/iosif-i-nelli-kobzon-brak-po-raschetu/9.htm#ixzz3fOZ1y9e6 (http://7days.ru/caravan/2008/8/iosif-i-nelli-kobzon-brak-po-raschetu/9.htm#ixzz3fOZ1y9e6); http://7days.ru/caravan/2008/8/iosif-i-nelli-kobzon-brak-po-raschetu/2.htm#ixzz3f0xXOryY]:
– Украинская кухня, да еще в мамином исполнении – это гениально! Непревзойденный мамин борщ, мамины котлетки… Наверное, в них было больше хлеба, чем мяса, но все равно просто объедение…
Или, к примеру, вот это:
– Хлеб берегли пуще золота. Я по сей день ловлю себя на мысли, что не могу выбросить даже корочки. С тех пор я больше всех продуктов люблю хлеб. В студенческие голодные годы, бывало, берешь батон, двести граммов колбасы и бутылку молока. Вкусно и наедаешься на весь день. Сыт и счастлив!
И, еще такая подробность, кажущаяся нам с высоты нашего времени даже отчасти смешной иль просто забавной.
– К субботе в этой же огромной выварке нас, детей, мыли по очереди. Потом в ней же кипятилось белье, чтобы избавиться от всяких насекомых.
Еще одним подспорьем для голодной семьи было то, что все они жили в районе маслобойного завода, вернее, рядом с забором, огораживающим территорию завода. «И вот там нам удавалось разжиться жмыхом, который делался из отходов семечек подсолнечника. Пахучий, до приятного головокружения, и такой твердый, что его можно было грызть бесконечно. Этот жмых был главным детским лакомством. Смешиваясь со слюной, он насыщал наши вечно хотящие есть желудки. Еще мы насыщались смолой, обыкновенной черной смолой. Мы жевали ее целыми днями. Ходили и жевали. Это была наша жвачка. И этим мы тоже утоляли голод».
В годы, когда не хватало не только хлеба и самых простых круп, ребята умудрялись даже… баловать себя лакомством. Как-то певец сделал забавное признание[11 - Там же.], как они, мальчишки, облизывали конфеты, которые их мать изготавливала на продажу.
– Чтобы заработать денег, мама варила конфеты. Готовые конфеты пересчитывали и укладывали на досточку. Досточки с лакомством висели в нашей комнате на веревках достаточно высоко. Но мы, дети, ночью потихоньку вставали и их облизывали. А утром мама, ни о чем не подозревая, везла эти конфеты продавать на рынке.
«…Скоро жить стало немножечко легче. Мама начала работать начальником политотдела совхоза. До этого, на Украине, еще с Часов Яра она работала судьей. Мы с братьями, как могли, помогали ей. Бегали на базар продавать холодную воду. С кружками. “Купи воду! Купи воду!” наперебой кричали мальчишки. И в жару, под палящим узбекским солнцем, ее охотно покупали. Правда, за какие-то копейки. Но и это помогало нам жить. И мы выживали и… выжили».
На вопросы, как Ида Исаевна управлялась с оравой мальчишек, ее сын отвечал:
– Нас у мамы росло трое мальчишек. Не могу сказать, что она была ласковой и доброй, скорее – достаточно жесткой женщиной. Растила-то мальчишек. Потом нас стало пятеро, Гела – единственная девочка – родилась уже после войны. Мама не только нас вырастила и воспитала, но и дала всем образование. Мы с братьями как могли старались ей помочь.
В маленьком узбекском доме в городке Янгиюль (ранее также: Янги-Юль), в котором Иосиф пережил те самые тяжелые для страны годы, протекала своя кучная, напряженная жизнь, скрашиваемая мыслями о взаимопомощи. То было время, когда не только города и селения, но и люди проверялись на прочность… одни – под натиском врага, другие – под натиском бедности, тяжелого труда и бытовых неурядиц.
В разных источниках мы находим разные подробности военного детства будущей мега-звезды Советского Союза. Эти подробности, рассказанные в разное время разным людям, не слишком отличаются друг от друга, но все они подчеркивают кобзоновскую мысль: «война стала главным воспитателем моего поколения».
«Мы все жили в огромной комнате. Бабушка, мама, брат мамы, его жена и ребенок, нас трое, и двенадцать человек – узбекская семья, которая нас приютила. С наступлением сумерек мы стелили ватно-стеганные подстилки и укладывались все вместе в этой комнате “штабелями”. Когда наступал рассвет, от духоты все пробуждались и разбегались по своим делам. Взрослые шли на работу, а мы – бродить по дворам, играть в матерчатый мяч, стрелять из рогатки».
«Покормив, взрослые выгоняли нас гулять на улицу. Весь день и день за днем мы проводили на улице. Гоняли с мальчишками по ней босиком, устраивая обычные пацанячьи игры. Так что, можно сказать, моим детским садом была улица. Не сказать, чтобы я тогда всегда был заводилой, но всегда руководил всем как командир. Конечно, дрались. Но очень быстро мирились. И тем самым учились не держать друг на друга зла. Потрясающе добрый и гостеприимный узбекский народ останется в моей памяти навсегда».
Глава 4
Семейные тайны, или Почему «голова сына» не носит отчество отца
Когда началась Великая Отечественная, Давид Кобзон на второй день ушел на фронт, а вся его многочисленная семья села в поезд и отправилась в неизвестность…
Об отце Иосифа Давыдовича известно немногое. Возможно, в основном только то, что сам артист помнил с детства по рассказам взрослых, либо что он в силу определенных причин пожелал сделать достоянием общественности.
Город Часов Яр расположен в Донецкой области на канале Северский Донец. Основан в 1876 году
Внимательный читатель спросит, а почему сын Давида прозывается Давыдовичем, почему сын носит отчество, не совсем совпадающее с отцовским именем? Ответ прост, и это уже не раз обсуждалось пишущей братией. К примеру, читаем в «Комсомольской правде в Украине» от 11 сентября 2007 года в статье журналистов, побывавших на малой родине певца – в городке Часов Яр Донецкой области[12 - http://kp.ua/culture/10325-kobzonu-v-yunosty-vechno-putaly-to-famylyui-to-otchestvo]:
Одна из улиц города носит имя великого певца
«Личные документы Кобзона – это вообще отдельная история. В какой ни глянь – сплошные ошибки! Нерадивые чиновники пощадили, пожалуй, только свидетельство о рождении певца, где все заполнено верно. В остальных же случаях – натуральное безобразие. Например, в профсоюзном билете и дипломе выпускника техникума отчество записано “Давидович”.
– Сам он настаивает на отчестве Давыдович! – отметил директор музея-гостиной Кобзона Сергей Татаринов. – Долгое время Кобзон молчал, а потом в какой-то свой приезд не выдержал и говорит мне: “Ну что меня все Давидовичем называют? Я Давыдович!”
В удостоверении комитета физкультуры и даже в паспорте образца 1958 года – ошибка в фамилии и в названии места рождения. По чьей-то халатности в главном документе, удостоверяющем личность, артист значится как Копзон, который появился на свет в Часовяре…»