Тачдаун

– Enculе![27 - Enculе! (фр.) – ублюдок, пидор.] – яростно выплевывает Бартез, и я с усмешкой замечаю, как его руки сжимаются в кулаки. – Знаешь, почему я до сих пор тебе не врезал, Каннинг? Потому что не хочу вылететь из команды. Видит бог, только это меня сдерживает.

– Побереги свои пальцы, кудряшка. Вдруг «вечно запасному» квотербеку с нулевым индексом узнаваемости выпадет шанс выйти на поле, а он будет не в форме.

– Чейз! ЧЕЙЗ!

Я разворачиваюсь и вижу, как с другой стороны коридора мне навстречу несется Сойер. Его густые светлые волосы взъерошены, а серо-зеленые глаза широко раскрыты. В последний раз я видел его таким шокированным в Сан-Франциско, когда за ним от стадиона и до самого автобуса команды гналась возбужденная толпа фанаток в крылатых чепцах и черных монашеских рясах.

– Старик, там твой байк… – запыхавшись, произносит он на ходу, и я ощущаю тревожное покалывание в затылке. – Лучше тебе самому это увидеть.

Я выбегаю вслед за Сойером из дома и вздрагиваю при виде огромной толпы, – человек пятьдесят-семьдесят, не меньше, – собравшейся на подъездной дорожке.

Это дурной знак. Это очень дурной знак.

Спускаюсь по лестнице и на негнущихся ногах пробираюсь сквозь толпу к своему байку. Сочувствующие взгляды на раскрасневшихся от алкоголя лицах, дружеские похлопывания по спине и звуки затворов камер мобильных телефонов лишь усиливают мою тревогу.

Чем ближе я подхожу к своему новенькому красавцу «Харлею» из лимитированной серии, которого мне с трудом удалось заполучить до официального старта продаж, тем тяжелее становится дышать. Сердце колотится так сильно, что, кажется, вот-вот пробьет грудную клетку.

«Харлей» стоит на том же месте, где я его и оставил: между красным «Мазерати» Сойера и уличным фонарем, который отбрасывает на него свой яркий неподвижный свет. Вот только выглядит байк так, словно побывал в мясорубке. Бензобак погнут, дисплей приборной панели треснут, а зеркала и задние фары разбиты. Желудок совершает сальто, поднимается к горлу и застревает в нем комом.

Нет.

Нет, блять, нет.

Под хруст осколков, давимых кроссовками, я подхожу ближе и снимаю с руля знакомый чокер с надписью «ПУДИНГ». Воздух со свистом покидает мои легкие. Ослепленный гневом, я бью ногой по переднему колесу и яростно кричу:

– ХАНТЕР!!!

Глава 9. Хантер

Утром я просыпаюсь с жутким похмельем. Голова раскалывается. В рот будто дохлых жуков напихали. Яркий солнечный свет, проникающий сквозь полуоткрытое окно, больно режет глаза. Чувствую себя так, словно меня переехал индийский автобус. Дважды.

Проклятый алкоголь.

Отбросив в сторону смятое одеяло, сажусь в кровати и сжимаю ладонями виски, прокручивая в голове события вчерашнего вечера. Фрагмент за фрагментом. Эпизод за эпизодом. Когда в памяти всплывает картинка разбитого байка футбольной выскочки, губы непроизвольно изгибаются в улыбке.

Святое дерьмо, я и вправду это сделала!

Теперь Каннинг наверняка выставит мне счет за ремонт, а Руби вычеркнет меня из завещания. Но, черт возьми, оно того стоило.

Повернув голову, обнаруживаю на прикроватном столике стакан с водой и две таблетки адвила. Из груди вырывается облегченный выдох. Мысленно благодарю маму за такую заботу, беру таблетки, кладу их в рот и запиваю, наслаждаясь тем, как прохладная жидкость смягчает сухость в горле. Затем встаю и направляюсь к шкафу, чтобы переодеться на пробежку.

Я отношусь к таким людям, которым по утрам нужно немного пространства и одиночества, чтобы прийти в себя. Для меня бег – как утренняя сигарета для курильщика, то есть обязателен. Он помогает упорядочить мысли и обрести внутреннее равновесие. Пусть даже ненадолго.

Надеваю бледно-розовый спортивный бра, черные тайтсы и разноцветные «асиксы», которые классно сочетаются с резиновыми браслетами на руке. В одежде я почти всегда предпочитаю стиль спорт-кэжуал: кеды, джинсы, трикотажные платья, свитшоты… Мода тоже бывает комфортной.

Собираю волосы в высокий хвост и смотрю в зеркало на туалетном столике.

Ох, дьявол.

Я выгляжу так, будто только вчера слезла с героина. Лицо опухло, под покрасневшими глазами пролегли тени, а некогда золотистая кожа приобрела уродливый сероватый оттенок. Ребята из массовки «Ходячих мертвецов»[28 - «Ходячие мертвецы» (англ. The Walking Dead) – американский постапокалиптический телесериал. В центре сюжета небольшая группа людей, пытающаяся выжить во время зомби-апокалипсиса.] выглядят симпатичнее. Интересно, насколько по шкале от «Ничего страшного» до «Полный пиздец» будет нормально прогулять второй день занятий?

Ладно, идейка так себе. Сегодня лекция по судебной палинологии, а это должно быть очень увлекательно. Неделю назад я прослушала серию подкастов под названием: «Записки на телах» и осталась под огромным впечатлением. Особенно от историй о жутких убийствах, которые могли бы остаться нераскрытыми, если бы не анализ пыльцевых зерен и спор растений, обнаруженных на телах жертв или одежде преступников. Так что, палинология – наше все.

Закрепив на руке спортивный чехол с телефоном, я отправляюсь на кухню, чтобы съесть батончик мюсли, который успокоит мой желудок, и наполнить спортивную бутылку водой. Выйдя из спальни, слышу негромкие голоса, доносящиеся со стороны обеденной зоны: похоже, мамин очередной дружок-на-разок решил задержаться у нас на завтрак. Отстой.

Представляю, как вытянулось лицо у Совпадения-из-Тиндера, когда Руби вручила ему сковородку и указала идеально наманикюренным пальцем на плиту. Мама всегда так делает. Сначала любезно предлагает поесть, а затем садится за обеденный стол и ждет, пока для нее этот стол накроют. И здесь еще важно не облажаться. Потому что, если завтрак окажется дерьмовым, она может запросто выставить счет за испорченные продукты. Ей богу, с этой женщиной лучше не связываться.

В гостиной беззвучно работает телевизор. На журнальном столике стоит одинокий бокал из-под вина, на котором виднеются следы губной помады. Пахнет пиццей – непривычно ощущать запах вредной еды в нашем доме.

Похожий на воробьиное чириканье материнский смех, льющийся из кухни, привлекает мое внимание.

Я поднимаю голову.

И планета замедляется.

Чейз Каннинг. Здесь. В моем доме. Стоит, небрежно прислонившись к стене, и с аппетитом жует кусок пиццы, заполняя своим огромным телом почти все свободное пространство кухни. Мои глаза расширяются в неверии. Единственное объяснение всему происходящему – я галлюцинирую.

Такое ведь случается при похмелье?

Словно почувствовав мое присутствие, Чейз переводит взгляд с Руби на меня, и его губы медленно растягиваются в улыбке. Той самой, от которой у девчонок плавятся трусики. На пятьдесят процентов – самоуверенной, на сорок – сексуальной, и на оставшиеся десять – гарантирующей неприятности.

– Доброе утро, милая! – громкий голос Руби звучит в моей голове как маршевый барабан.

Она сидит рядом с ним, на столешнице, скрестив обтянутые леггинсами ноги, и держит в руках кружку с кофе, от которого идет пар. Я с облегчением отмечаю, что они оба полностью одеты, ничего не смято, следов секса нет. По крайней мере, на первый взгляд.

– Какого дьявола он тут делает? – спрашиваю я у матери.

– Проезжал мимо и решил составить Руби компанию за завтраком, – с усмешкой отвечает Чейз, пялясь на мои ноги.

Его голос вполне реальный. Он – не галлюцинация.

Я гневно шарю глазами по гостиной в поисках тяжелых предметов, которые можно запустить ему в голову, чтобы окончательно это проверить, но, как назло, не нахожу ничего подходящего.

– Очень мило с его стороны, правда? – подхватывает мама. Она выглядит ошеломленной и даже немного смущенной.

– Раскошелился на «Убер» или дальнобойщики подбросили?

Мед его глаз моментально твердеет, превращаясь в холодную медь. Чейз проводит рукой по своим волосам, демонстрируя мне мой чокер, который болтается на его запястье, как браслет, и многозначительно приподнимает бровь. Это угроза. Штормовое предупреждение.

– Так, так, так… – Мама ставит свой кофе на столешницу и с подозрением смотрит сначала на меня, затем на Чейза. – Кто-нибудь объяснит мне, что, черт возьми, происходит?

– Выметайся из моего дома, Каннинг! – рявкаю я, впиваясь ногтями в ладони.

– Если ты не заметила, я пришел не к тебе. – Он кладет руку на колено Руби и уверено ведет вверх по бедру.

Жест выглядит слишком интимным. Внутри меня что-то обрывается. Я дышу ровно, но кажется, будто задыхаюсь.

Грязная, грязная игра, Чейз.