Последний сын графа

– Ты знаешь, кто это?

– Нет. Какой-нибудь отпрыск Цезаря?

– Это Сахар. Тот маленький жеребчик, которого Филипп купил тебе перед ссорой, как и обещал.

На миг я застыла с открытым ртом.

Когда ты уехала, он только плачет в кобылу, которую он купил тебе, – всплыл в памяти давний разговор с бабушкой, когда я лежала в больничной койке и показательно голодала.

– Но ты сказала, что Сахар – это кобыла…

– Я просто подумала, что Сахар – производное от Цукерпуппэ. Я дружу с логикой, в отличие от Филиппа и черного жеребца назвала бы как-нибудь по-другому.

– Такое чувство, этот конь – сумасшедший, – сказала я.

Сахар стоял, прижав уши и смотрел в пространство, опустив голову словно единорог и целился рогом в невидимого противника. Противника не было. Рога тоже. Но конь на кого-то пялился и сурово ждал.

– Что происходит? – спросила я.

Ответить она не успела: задрав тщательно вычесанный хвост, Сахар пытался сосредоточиться и выжать из себя кучу.

– Не смей! – ухватив его за повод, я оттащила его подальше с дорожки, в сад, где садовник расположил компостную кучу. – Вот тут гадь, сволочь! Иначе, я тебя выкуплю и на городские катания туристов перепродам!

Взглядом Сахара можно было разрубить пополам. Я устояла. С той стороны посигналили. Приближаясь к подъездной дорожке, Сахар вновь воспрял духом и задрал хвост.

Выматерив его, я сунула приехавшему конюху повод и, захватив какое-то ржавое ведро, пошла за своим говнистым подарком, держа ведро наготове. В душе росло неприятное ощущение, что в эту лошадь вселился не какой-то там чужеродный демон, а самый, что ни на есть родной. Сахар вел себя точно так же, как я сама.

– Тоже, что ли, сидишь без секса? – спросила я, стараясь идти таким образом, чтоб не попасть под заднюю ногу Сахара.

Он не сдавался. Он не хотел идти сюда подо мной, я его заставила и сломала. Теперь он всеми силами заставлял меня раскаяться в насилии над его гордой волей. Я сорвала пару яблок и когда Сахара сунули в фургон, дала ему первое. Конь удивился, поворотил морду, но я не убирала яблоко, пока он его не взял.

Фургон закрыли, Сахар презрительно дожевывал яблоко и не смотрел на меня.

– А где Филипп? – спросил конюх. – Граф говорил, что вы уехали вместе…

Где он?!

Темнело.

Граф себе места не находил.

– Господи, – бормотал он, расхаживая туда-сюда у конюшен. – Мой мальчик. Что-то случилось, уверен! Что-то случилось… Ну, как так? Почему именно он?

Марита предлагала прочесать лес с собаками, но муж сказал, что если конь не может идти, то с ним все кончено. Искать не имеет смысла.

– Сама пойми, если бы Филипп упал, он упустил бы лошадь. И Цезарь пришел бы. Он прекрасно знает дорогу домой! Если он не пришел, он не сумел встать.

Марита расплакалась, – ее по-прежнему больше волновал сын.

– Почему ты села на Сахара? – напустился Себастьян на меня. – Почему ты Цезаря не взяла?! Господи, как я мог подумать, что у тебя осталась хотя бы капля мозгов? Ты видела, что Сахар творил еще под Филиппом?! Как тебе в голову пришло сесть на полудикую лошадь?!

– Ты сам сказал, чтобы я убилась.

– Даже на это у тебя ума не хватило! – отрезал он.

Я закусила губу и чуть не расплакалась вслед за Маритой.

Что, если Филипп упал и лежит сейчас без сознания, а Цезарь просто ходит по лесу, заблудившись, как я? Лошади, на мой личный взгляд, обладали не слишком крепким мышлением. Они могли две вещи: всего на свете пугаться и по инерции от этого убегать. Цезарь был прекрасным производителем, но это не делало его интеллектуалом.

– Это ты пытался заставить собственного сына делать грязную работу вместо тебя! И если с твоим конем что-нибудь случится, виноват будешь только ты!

– Я заставил – что?

– Спать со мной, чтоб я успокоилась! Скажешь, нет?!

– Ты с ума сошла?.. Погоди, это он тебе так сказал?

Стук копыт не дал мне собраться с мыслями.

– Ты, идиот проклятый! – прошипел граф, бросаясь навстречу сыну и на глазах у всех отвесил затрещину, едва Филипп слез с коня. – Ты что, не видел, что лошадь в мыле?! – он обнял Цезаря. – Маленький мой, мой добрый хороший мальчик, почему ты не сбросил этого идиота и не пришел домой?.. Идем, идем… Папа сам тебя выходит… А ты, идиот, когда психуешь, бегай сам, ясно?! Мудак бесполезный! Почему я только не вышвырнул тебя из дому?!

Марита, едва достававшая макушкой до груди сына, втиснулась между ним и мужем.

– Что случилось, Филипп? Ты упал? Ты поранился? Мне вызвать врача?

– Нет, – это было первое, что он выжал. – Все хорошо. Честно. Я не упал… Мы просто напоролись на кабана. Ничего страшного… Цезарь ушел, но я должен был его как следует выходить прежде, чем опять на него садиться. Он просто вырулил из леса и бросился на меня. Если бы не Цезарь, я бы сейчас собирал кишки по лесу…

Себастьян слегка повернулся. Извиняться, он ясное дело, не стал. Но все равно заинтересовался.

– Цезарь обогнал кабана? – его глаза сверкнули, он повернулся к коню и поцеловал, ухватив двумя руками за морду. – Да ты у меня огонь!.. Что же ты сразу не сказал?

– А ты мне позволил?!

Филипп отбросил стек и тоже подошел к Цезарю. Наклонился над задней ногой. Осмотрел, старательно ощупал руками. Сперва одну, потом вторую. Повязка на задней ноге была украшена черной полосой. Видимо, по ней кабан скользнул мордой.

– Я вызову на всякий случай, ветеринара.

– Вызови. И договорись с ним по поводу Сахара…

– Это мой конь, – рявкнул он.

– Филипп…

– Хочешь забить его, то начни с меня!

Я бы с радостью, но меня об этом не попросили

Я сплела венок из ромашек и надела на Герцога. В своей вселенской терпимости пес был похож на Грету. Он позволял вытворять с собой кучу глупостей и ни разу даже не зарычал. Мы подошли к столу, за которым сидели взрослые и Герцог тут же положил голову на колени Маркуса и свел брови. Чтобы тот снял с него эту красоту и позволил быть просто мальчиком, не Принцессой.