Последний сын графа

– Все, – сказал он, стараясь не смотреть на меня. – Можете заходить.

Терапевтический эффект кончился. Я обозлилась вновь. Только за то, что мужчины могут купить секс, а я – нет! Даже с женщиной: ведь я малолетка.

– Ой, вот спасибо!..

Насколько холодный, мне принять душ?

Когда мужчина говорит, что он хотел бы, но обещал друзьям, что не станет, – можно отреагировать так.

а – он хотел бы, но обещал

б – он врет

в – да пошел он в жопу!!!

Последнее время, я всегда выбираю «в».

Отец еще спал. Герцог заканчивал облизывать когти. Я поманила пса, взяла несколько био-пакетов, лопатку и повела его в лес.

С такой большой собакой, как Герцог, лопатка необходима. На входе, в него за раз вмещается полтеленка. На выходе масса примерно та же.

Немногочисленные гуляющие по лесу, жались в сторонку, уступая нам путь. Я была так расстроена, что забыла средство от комаров и теперь отбивалась от них лопаткой.

Герцог страдал не меньше и вскоре выволок меня из лесу на дикий пляж, где тут же навалил на песок.

– Думаешь, ты первый, кто мне такую кучу насрал? – спросила я одними губами, развернув его за морду к себе.

Герцог оглушительно гавкнул и преданно завилял хвостом. Мне пришлось отпустить его, достать из кармана биологически чистый пакет и задействовать, наконец, лопату.

Герцог наклонил голову.

Он никак не мог понять, почему его тупенькая хозяйка пытается замести следы. В его собачьем мировоззрении большие кучи, гордо наваленные на самых видных местах, выполняли очень важную функцию.

В собачьем мире такая куча кричала: зырьте и внемлите! Здесь. Живу. Я. Рослый, половозрелый, здоровый пес, с неограниченными физическими возможностями вам вломить. Не заходите на мою территорию! Держитесь подальше.

Я вырыла песок на полметра, свалила туда его коричневую метку и стала закапывать.

Герцог тявкнул. Очень нежно и ласково. Словно хотел спросить: «Что же ты, дура, делаешь?»

– Да знаю я, – я погладила большую черную голову. – Знаю. Думаешь, я не знаю, что это действует? Еще как знаю. Мне Филипп с Ральфом точно такие же кучи в душе насрали… Это отпугивает даже отца Самира.

– Отца Самира? – переспросили сзади.

Герцог гавкнул и завилял хвостом, пытаясь дать обоим по растопыренной лапе. Ральф сел, взял лапу, похлопал Герцога по плечу. Спросить, кто тут хороший мальчик. Когда Герцог видел, что ему говорят, он словно бы слышал.

– Осторожнее, у нее лопата, – сказал сам отец Самир.

– Подержи его, я пойду помою, – сказала я.

И очень быстро пошла к воде.

Вымыла лопату, вымыла руки. Проверила направление ветра, прикинула высоту волны. Посчитала чаек…

Вернуться мне все равно пришлось.

– Так и не остыла?

– А ты все не загорелся?

Он поморщился:

– Да сколько можно уже? Тебе самой не противно навязываться, как дура какая-то?

– Странно слышать это именно от тебя, – ответила я спокойно. – Отвали уже, наконец!

Ральф не отвалил.

Отец сидел на крылечке и читал газету, попивая липовый чай. Герцог тут же прибавил шаг и уткнулся башкой ему в шею, как делают львы.

– Ты мой хороший! – сказал отец и обнял его за плечи. – Здравствуйте, ребята!

– Здравствуйте, – сказал Ральф. – Вам пришла почта… Из Ватикана. Может быть что-то важное? Я решил привезти.

Епископ осмотрел его со скучающим выражением лица.

– Я надеюсь, ты здесь по поводу почты, а не потому, что решил опять поговорить с Ви.

Видеть Ральфа растерянным было непривычно. И еще непривычнее, видеть его с опущенной головой.

В глубине души, я была довольна.

Раньше я представляла отца более ласковым аналогом Маркуса. Мне виделся деликатный и очень чуткий мужчина, который был своему ребенку матерью и отцом. Светский, добрый и безукоризненно вежливый.

В реале он больше напоминал Себастьяна. Он был жесткий. И мрачный, как сам Аид, которого Маркус однажды писал с него.

Отец развернул и снова сложил газету.

На развороте крупным планом алела жопа в красных колготках. Библейские места хозяйка жопы слегка прикрыла ступней.

В какое положение не поставила бы вас Жизнь, наши колготки помогут вам сохранить лицо в любой ситуации! — кричала подпись под снимком.

Я покраснела и прикрыла лицо рукой. Когда уже этот снимок покинет полосы? Других проблем, что ли нет, кроме как продавать колготки?

– Я очень тобой горжусь, кстати, – сказал отец, сравнив еще раз фотографию и мою ступню. – А фотографии, на которых ты сохраняла лицо, есть?

– Кстати, этот фотограф снова звонил Филиппу. Кричал, что ты ему всем ему обязана и требовал благотворительных взносов, – вставил Ральф.

– Сломай ему… телефон, – посоветовала я.