Последний сын графа

– Твой любовник просит денег у твоего бывшего? – уточнил епископ, со вздохом складывая газету внутрь жопой. – С каждым часом все чудесатей.

– Он не мой любовник! – рявкнула я. – Он просто сделал несколько снимков!

– И кокаина ей полный нос набил! В благотворительных целях! Чтобы ее не вынесло с того количества спиртного, что она приняла.

– Понятно.

– Не твое сраное собачье дело, понятно?! – взвизгнула я. – Даже если это тебе прислали из Ватикана, я и мои ноздри тебя не касаются.

– Нет, касаются!

– Что с тобой происходит, Ральфи? – уже серьезно спросил отец. – Новая фамилия по мозгам ударила? Или ты себя ее совладельцем вообразил?

– Я, – рявкнул он, – всего лишь хочу поговорить с ней. По-человечески. Мы не можем притворяться, будто бы не было ничего.

– Я могу, – возразила я, подняв руку. – Твоя дружба мне не нужна, я много раз говорила. Не хочешь быть любовником? Понимаю! Поднимайся и уходи.

– Так нечестно, Верена! Ты знаешь, что ты нужна мне.

– Не так, как ты мне. Но я ведь не хочу за тобой! Ничего у тебя не требую! И тем более, не отговариваю подружек, которым нравятся твои вкусы, чтобы не вздумали быть с тобой! Друзья так не поступают!

– Верена! – вмешался отец.

Я не отреагировала.

– Верена! – уже громче позвал отец.

Герцог валялся у его ног, обняв ступню обеими лапами и терся лбом об икру. Потрепав сомлевшего пса по выгнутой шее, отец посмотрел на своего помощника. Потом вздохнул и поднялся, оттолкнув меня за спину, чтобы Ральф не достал.

Сзади уже маячил Михаэль, держа руку на шокере.

– Довольно, – устало сказал отец. – Ральф, я прошу тебя, уезжай!

Отстань от нее, иначе я заявлю в полицию

Михаэль вошел в дом последним и закрыл дверь.

– Что с ним происходит? – спросил он на правах давнего товарища по детским играм.

Отец махнул рукой, закатил глаза и покачал головой.

– Раньше у нас была одна сумасшедшая, теперь двое. Похоже, это заразно.

– От Ральфа я такого не ожидал…

– Я тоже. Но что поделаешь?

За задним двором, через улицу, бродила с лейкой наша соседка. Та самая, Пятьдесят оттенков закрашенного седого. Она уже целый час поливала несчастные цветы на балконе. И только что в театральный бинокль не наблюдала за нашими окнами.

– О чем он говорил? – спросил отец резко. – Что у него за странные вкусы?

– БДСМ, – ответила я.

Отец изменился в лице.

– Да-да! – взвилась я. – И ей это нравилось! Они даже жили втроем, пока Ральф с Филом не разругались! Доволен? С тобой она такое тоже практиковала?

Он коротко и несильно, но все же ударил. Я отшатнулась, держась рукой за лицо. Отец изменился в собственном.

– Ее отец тоже бил! – завизжала я, не помня себя от ярости. – Давай, подсади меня на ремень и порку, прежде, чем ты покончишь с собой! Вся семья – больная!

– Верена!

Я захлопнула дверь.

Мне было девять, или вроде того, когда Ральф сошелся с Джессикой. Он просто не понимал намеков, а Джесс «флиртовала», прохаживаясь по самым больным местам.

И деревенщина, и приблуда, и содержанец… Она хотела его.

И я прекрасно помнила, как все у них было.

Я понимала, что Ральфу нравится, просто смириться никогда не могла. А он не мог смириться с мыслью, что я – не собственность. Что меня нельзя поставить на выбранное место и навязать привычную и приятную ему роль.

Роль Цукерпуппэ в нарядных девичьих платьях. Маленькой девочки, которую он нашел. Любил он Джесс. Я в этом не сомневалась. Как и в том, что Ральф просто не успокоится, пока и меня навеки не приструнит.

Скорей всего, мы закончим в подвале – он будет с ремнем.

Оставшись одна, я бросилась на кровать и разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони. Превентивно, пока отец не начал ломиться в дверь и орать, что Ральф и его желания благонравнее, а значит, должны быть исполнены.

В отличие, от моих.

Я слышала, как прицокал Герцог. Со вздохом, грузно повалился на пол перед моей комнатой и начал скулить. Слышала, как отец спрашивает Хадиба.

– Хади, у тебя есть ксанакс или что-нибудь?

– Только таблетки, – ответил он. – Но в принципе, если мы ее скрутим, можно будет просто зажать ей нос и…

– Ты спятил?! – спросил отец. – Миха, где ключи?.. Оставь ей на тумбочке.

Дальше я не слушала.

Я уже не слушала. Убежала в ванну и заперла за собой дверь. Ксанакс, как же! Еще за секс со мной ему заплати! Лживый лицемерный ублюдок! Я до упора открыла холодную воду и встав под душ, стояла, пока не онемели плечи. Это не помогло, но от холода зуб не попадал на зуб, и я игралась мыслью, что я умру и все они пожалеют, что не хотели меня.

Совсем, как отец сожалел о Джессике.

На тумбочке лежала таблетка.

Я яростно сбросила ее на пол и улеглась в кровать. Слишком мало, чтобы с собой покончить.