Коан Янг

– Мне нравится научная фантастика, – признался он. – У меня в комнате на книжной полке основная часть ей посвящена. Жюль Верн, Герберт Уэллс… Романтические истории, которые они писали, полные любви и философии, очень удачно переплетались с научной тематикой. Что-то являлось вымыслом, что-то пророчеством, что-то имело подтверждение и смело называлось научными фактами. Романтика и наука для меня как красное вино и дорогой сыр – идеально сочетаются.

– Это самое необычное сравнение, которое я когда-либо слышала! – заявила я. – До этой минуты я не сопоставляла романтику с наукой. Вернее, не задумывалась, какая хорошая команда из них могла бы быть.

– Почитай Жюль Верна для начала, – посоветовал Тору, внимательно следя за дорогой. – Потом Уэллса. Уверен, ты удивишься. Они сделали то, чего до них никто никогда сделать не додумался. Настоящие мастера своего дела, не иначе. Кстати, я на полном серьезе убежден, что мистика и сверхъестественное являются нижней ступенькой научной фантастики.

– Это как? – полюбопытствовала я.

Тору бросил на меня неутешительный взгляд.

– Приготовься, – улыбнулся он краешком рта. – Будет долго.

– Я внимательный слушатель, – заверила я.

Тору сделал глубокий вдох и начал:

– Если допустить возможность объяснения любого паранормального явления через науку, то паранормальное явление по своему определению перестанет восприниматься как нечто, что человек не в состоянии объяснить или понять. Мне кажется, именно этим человечество и занималось на протяжении всего своего существования. Эволюция с цивилизацией отточили навыки умения критически мыслить, тем самым ускорив процесс саморазвития, – посмотри, какой прогрессивный скачок мы совершили в научном и техническом планах – и, собственно, закрепила нормы морали. Я к тому, что когда-то древние люди воспринимали молнию как знак гнева со стороны всевышнего божества. Затем наука объяснила, откуда молния появляется. Как и огонь. Дождь, солнце, гром. Раньше эти явления считались сверхъестественными вещами, огонь порождался магией, а чтобы угодить небесным богам, приносили жертву. Сегодня, когда практически любому явлению дано научное объяснение, продолжают – хоть и в малом количестве – существовать вещи, на которые наука не может дать ответа. Я склоняюсь к двум вариантам: либо это фикции для привлечения внимания, либо человечество не достигло пика своего развития.

– То есть мистика – это ровно то, чем занимались древние люди?

– Мистика есть неизвестное и необъяснимое, – ответил Тору. – В каком-то смысле это так. Но не думаю, что ей занимались древние люди. Их уровень развития не позволял пересечь грань умственных способностей, а у них таковых, считай, практически не было. Я понимаю, что до пика развития человечеству еще далеко, но и проделанная тысячелетняя работа является огромнейшим успехом.

– Вот, скажем, призраки – фикция или неизученное явление в области науки?

Тору хмыкнул и задумался.

– Смотря как к этому вопросу подойти. Я лично настоящих призраков ни разу в жизни не видел и больше склонен относиться к ним как к порождению человеческого воображения. Психика и самовнушение работают не благодаря, а вопреки здравому смыслу. Наша голова – сильное оружие, но, к сожалению, мы никак не научимся использовать ее по назначению. Подавляющее большинство болезней можно усмирить с помощью психологического настроя и правильной установки. Но нас всегда останавливал страх. Это вечная дилемма. Понимаешь, Коан-сан, на мой взгляд, страх движет девяносто процентов достигших результатов во всевозможных областях. Страх является ответвлением веры. А там – верь в кого хочешь. В призраков, макаронного монстра, бога. В кого угодно, лишь бы на душе было легче. Человек – существо слабое.

– Как-то не очень религиозно это прозвучало, Тору-сан.

– Ну, как есть, – улыбнулся он. – Никого не хочу обидеть. Может, я заблуждаюсь. Может быть, нет. Тем не менее, апеллирую я фактами и историей. Немного и предположений, конечно. Без них никуда.

– По-вашему, что нематериально, то – плод воображения?

– Я бы не хотел все запускать под одну гребенку, а то получится черт-ти что, – осторожно ответил Тору. – Любовь нематериальна, но она существует. Это ведь тоже явление, которому дали название. Определенные химические реакции внутри человека, порой лишающие его здравого смысла. Ох, надеюсь, Эми этого не услышит! – улыбнулся он.

– Эми-сан разделяет ваши взгляды?

– Не все, но основные. Эми – человек верующий, но в то же время допускающий.

– Допускающий… что?

– Что религия – плод человеческого воображения, – пояснил Тору. – Я в этом убежден, а там – люди считают как хотят.

– Вы убеждены в этом, потому что однажды обожглись и разочаровались?

– Можно и так сказать, – кивнул Тору.

Он включил поворотник и завернул налево. На пути встретился светофор. Нажав на педаль тормоза, парень плавно остановил машину. Мы постояли.

– Вера необходима человеку более слабому, – сказал Тору. – Это неприятно признавать, но это так. Нам хочется верить, что на небесах мы встретим умерших родственников, что там, наверху, есть кто-то всемогущий. Кто нас услышит, если прочитать слова в определенном порядке – это я так называю молитвы. Хочется верить, что после смерти нас ждет вечная жизнь. Ведь наша душа куда-то должна деться, так ведь? Как же иначе. Не может же она просто взять и исчезнуть! Иными словами, это нормально. Вера – дело неплохое. Я вовсе не против. Просто… вере также подвержена категория опасных людей. Слишком слабых внутри. Психологически нестабильных. Такие люди начинают войны, розни, убийства на религиозной почве…

– Согласна, это страшно и ужасно. Но не кажется ли Вам, что проблема не в людях, а в религии в целом?

– Люди, религия… Те придумали, другие приняли, – ироничным тоном ответил Тору. – Это ведь продукт одного производителя. Религия в моем понимании не может быть рассмотрена как отдельное явление, вроде огня или грозы. Гроза существует независимо от человека. А религия, напротив, с его появлением. И то не сразу. Она не самостоятельна. Ее породил человек и за нее он в ответе. Поэтому если кого и винить, то, конечно же, человека. В религии собрана величайшая мудрость. Те моральные устои, которые были выработаны людьми на протяжении многих веков, закрепили в Библии и подали ее как нечто святое и единственно верное. Другое дело – как люди к этому отнеслись. Кто-то нетолерантен, ограничен и глуп, чтобы принять иную точку зрения, а кто-то живет в мире и гармонии. Здесь очень важно понять, какую роль в твоей жизни играет вера. Если значимую – тебе будет достаточно спокойно жить и не кричать на каждом углу, что Бог есть. Если никакую – тебе будет достаточно спокойно жить и не кричать на каждом углу, что Бога нет. Все просто.

– И какую в Вашей жизни роль играет вера?

– Никакой. И я никому ничего не навязываю. Каждому свое.

– Интересно. Но… как же можно жить с мыслью о том, что однажды тебя не станет? И ты просто… исчезнешь? – Я искренне этого не понимала и заинтригованно смотрела на Тору.

Тот пожал плечами.

– Это требует храбрости и силы, – сказал он после тяжелого вздоха. – Я знаю, что однажды исчезну. Ведь, черт возьми, где в таком случае я находился до своего рождения?

И он в ожидании повернул ко мне голову. Я растерялась.

– То-то же, – невесело улыбнулся Тору. – Я отправлюсь туда же, откуда и пришел – в никуда. Рождение – начальная точка, смерть – конечная. А до и после размыты бесконечными просторами вселенной и нашими личными домыслами.

Я помолчала с минуту и покачала головой себе под нос. Тору это заметил.

– Я тебя ничем не обидел? – взволнованно спросил он. – Возможно, в чем-то я был бестактен… Черт, стоило спросить сначала о твоих взглядах…

Светофор загорелся зеленым, и машина тронулась дальше.

– Нет-нет, все в порядке, – заверила я. – Я агностик. Просто я поражена глубиной ваших взглядов. За свою жизнь по-настоящему мыслящих людей я встречала раза два, не больше.

– Ф-ух! Слава богу! – выдохнул он с облегчением. – А то я что-то поднапрягся. Как говорится, начали за здравие, кончили за упокой. С чего завязалась вся эта тема?

– С научной фантастики, – рассмеялась я коротко.

– Ох, точно! – воскликнул парень. – Ну, короче говоря, научная фантастика в будущем может перерасти из понятия книжного жанра в реальное научное подразделение. Я искренне в это верю. Тогда бы и призраки стали объяснением фактическим, а не теоретическим. Конечно, это если призраки не являются метафорой… Я вот наслышан, что в Америке многие католические проповедники к демонам и ангелам относятся как к метафоре хороших и плохих человеческих поступков. А к вере как к средству психологической разгрузки прихожан.

Тору открылся для меня с новой стороны. Я бы и в жизни не подумала, что он так глубоко мыслит. Конечно, со многим бы я могла поспорить, но не стала. Мир, в котором жила я, был полон всяких странностей. К счастью, Тору с ними не сталкивался. Он жил в обычном мире, в котором, скорее всего, работали свои, нормальные законы. Мой же мир служил полнейшим противоречием каждому уверению парня.

И то, что произошло дальше, будто специально решило пошатнуть взгляды такого здравомыслящего человека, как Тору.

– ОСТОРОЖНО! – вскрикнула я, указав на дорогу и вжавшись в сиденье автомобиля.

– Какого черта?! – воскликнул Тору от увиденного, резко затормозил и свернул к обочине.

– Ты видел это? – не могла отдышаться я.

– Да, – кратко кивнул Тору с перепуганными глазами. – Мы увернулись от нечто крупного и розового.

Одновременно мы обернулись на своих сиденьях. Тору не ошибся. Дорогу действительно переходило существо размеров очень упитанного теленка, но выглядело оно в точности как…

– Краб, – сглотнула я.