Коан Янг

Глава десятая

ИНТЕРВЬЮ #5

Она ожидала его в своей желтой палатке, расположенной на огромном рынке одного из районов Нагано. Здесь она появилась во второй раз: в прошлом году женщину направили в Уатэ – городок тихий и спокойный. В Нагано все иначе.

Та улочка, где находился рынок, была крайне узкой и тесной: палатки вплотную стояли друг к другу, стоял непрекращающийся шум, а солнце палило со всей силы. Покупателей много – кто шел за одеждой, кто – за едой, кто – за всяческими полезными травами. Продавщицы – в основном, женщины – знали свое дело и умело заманивали мимо проходящих, выкрикивая завлекательные фразы. Люди не могли проигнорировать и обязательно останавливались – хотя, конечно же, не все.

Товары одной лишь женщины из желтой палатки никого не интересовали. А все потому, что вещей повседневного спроса у нее попросту не имелось. Единственное, что она могла предложить, – три десятка книг с весьма странными названиями, стопками лежащие слева от нее. Справа – какие-то непонятные брошюры, разбросанные на невысоком складном столике. Женщина скучающе сидела, подперев рукой подбородок, и смотрела вдаль – напротив располагалась другая палатка, но мыслями женщина явно была где-то очень-очень далеко.

Она ловила на себе странные взгляды прохожих и продавцов. Никто не понимал, зачем она здесь и что предлагает. Уже четыре дня она занимает место на рынке, появившись словно из ниоткуда. Неужели женщина и впрямь полагает, что такими товарами привлечет людей? Если так, то она нисколечко не смыслит в торговом бизнесе. Предложить нужно то, в чем нуждается основная часть покупателей. А всякие книжки с сомнительными названиями – не сектантские ли они? – пролежат здесь до следующего сезона, если не подсыреют до дефектного состояния. А учитывая влажность в этом районе, скорее всего так и произойдет.

Но женщину не интересовали обычные прохожие. Она ждала только одного человека. На других ей было все равно. На мнения, недоумевающие и насмешливые взгляды, негромкие обидные высказывания в адрес ее товара и ее самой. Женщина была выше всего этого. По опыту знала – иначе бы не произошло. То же самое случилось в Уатэ тем летом, и ничего. Справилась.

И вот, он появился. Словно феникс, восставший из пепла, прорвался сквозь тучную толпу людей, теснившихся на узкой улочке. Он сразу же ее узнал – однажды они имели честь общаться. Подойдя к женщине, он поклонился. Она поклонилась в ответ. Заметила, как с его плеча на крепком ремешке свисает фотоаппарат. Наверное, тяжелый, думает она. Новый и однозначно дорогой.

– Здравствуйте, Сузуму-сан. Очень рад встрече.

– Здравствуйте, Тара-кун. Ведь тебя зовут Тара, да? – уточнила женщина.

– Совершенно верно, – улыбнулся он и поклонился вновь. – Прежде чем вы мне откажете, я бы хотел сказать, что потратил очень много времени и сил ради этого интервью. Обычным людям долгие поездки даются тяжко, не то что вам… И вы – одна из немногих, кого я бы не хотел… эм… разгромить во время интервьюирования. Еще с прошлого раза я проникся к вам некой симпатией.

– Я не собиралась вам отказывать, – заявила она. – Более того, я знала о ваших намерениях встретиться.

– Вычитали из газеты? – догадливо спросил Тара.

– Нет. Хотя к вашей работе отношусь уважительно. На самом деле, мне сообщили. У меня свои… птички.

Тара многозначительно сыграл бровями. Он уже понимал, Сузуму Таказахи – женщина непростая во многих смыслах. Мало того что в магическом заведении преподает, так еще и связи имеются. Хотя, конечно, ее «птички» просто-напросто могли прочесть статью Тары – он предположил и такую версию.

– Вы не боитесь, что вас могут уволить? – спросил Тара. – Согласиться на интервью со мной – дело не самое разумное.

– Смотря какую сторону занять, – пожала плечами Сузуму-сан.

Ей было за пятьдесят. Может, пятьдесят четыре или пять. Чуть полновата. На руках сильно проявлены вены, синими линиями виднеющимися из-под белой как снег кожи. Волосы темные и вьющиеся, аккуратно расчесаны до кистей пухлых рук и убраны за плечи. Лицо женщины Таре напомнило запеченное яблоко – на лбу, под губами и щеках прорезались глубокие морщины. Глаза бледно-синие, в них разглядывалась бездна, сложенная из загадок и тайн. И судя по приподнявшемуся уголку рта, Сузуму Такахаши была готова раскрыть некоторые из них.

– И какую сторону вы занимаете? – заинтригованно спросил Тара Ямада.

– Всегда одну – сторону справедливости.

– Вы верите в справедливость? – чуть разочарованно последовал вопрос из его уст.

– Нет, я же не ребенок, – спокойно отозвалась Сузуму-сан. – Справедливость только в наших руках, вот люди ее и вершат как могут. Это не птица, летающая над головами тех, кто согрешил, и сбрасывающая на них камни. Хотя, гипотетически, каждый из нас имеет потенциал стать такой птицей.

Сузуму Такахаши после этих слов перестала говорить и ожидающе смотрела на Тару. Давно он не чувствовал себя таким мальчишкой – именно на этой мысли он поймал себя в тот момент. Тара вопросительно указал на себя пальцем.

– Да-да, – кивнула женщина. – Я о тебе.

– Вы думаете, я имею потенциал стать птицей справедливости? – уточнил он.

– Ты ей уже стал, Тара-кун, – сказала Сузуму-сан. – А ты считаешь иначе?

Тара неуверенно дернул плечами.

– Моя работа по определению требует справедливого освещения событий. Это вопреки уверениям тех, кто называет журналистику грязной профессией.

Сузуму-сан вздохнула и покачала головой.

– Профессию грязной делают люди, – ответила она. – Человек не может уяснить, что любое явление, – особенно нематериальное – придуманное им самим, несамостоятельно. Оно не делает ни лучше, ни хуже. Оно статично. А управляет им он сам.

Тара улыбнулся и кивнул. Лучше и не скажешь. Да и надо ли?

Сузуму-сан жестом руки пригласила зайти в палатку. Проходящие с улочки люди то и дело толкали парня, и его фотоаппарат на кожаном ремешке дергался как бабочка без одного крыла.

– Сколько тебе лет? – полюбопытствовала она.

Тара сел на второй стульчик, достаточно низкий для его роста – ноги, согнутые в коленях, торчали двумя нелепыми палками.

– Двадцать три года.

– Совсем молодой юноша, – промолвила Сузуму-сан. – Ты на верном пути. Наша встреча определенно принесет свои плоды, правда, многим не понравится то, о чем я тебе поведаю. – Ее взгляд скользнул на фотоаппарат. – Можешь фотографировать, если хочешь.

Тара резво осмотрелся. Он давно положил глаз на две стопки книг и принялся делать снимки, не вставая с места. Затем он поднялся, обошел женщину и сфотографировал брошюрки. Повесил фотоаппарат обратно на плечо, сел на стульчик и тихим голосом спросил:

– Вы будете в безопасности после нашего интервью?

– Это не имеет никакого значения.

– Что ж… хорошо, – недоверчиво произнес Тара. Вытащил из верхнего кармана красной кожаной куртки маленький блокнотик и щелкнул ручкой, поставив пометку над первым вопросом. Следом из другого кармана достал черный пластмассовый диктофон и нажал на красную кнопку. Запись пошла. – Сузуму-сан, прежде всего, хочу поблагодарить вас за то, что вы согласились на это интервью. Уверен, решение далось вас не сразу, ведь, если мне не изменяет память, при первом нашем общении вы вели себя официально и скрытно одновременно…

– В прошлый раз были совсем другие обстоятельства. Однако, заметьте, я нигде не солгала и даже дала вам небольшую наводку.

– Да, я оценил упоминание о человеке, находящемся в бегах. Это сильно помогло мне во многих зацепках в дальнейшем расследовании. Вы каким-то образом давали мне сигнал…

– Совершенно верно, – подтвердила Сузуму-сан. – По внутренним правилам Академии преподаватели не имеют права покидать ее стены. Если, конечно, того не требуют обстоятельства. Долго не требовали. Как впрочем, и моя нужда обратиться к миру и заручиться поддержкой. На протяжении полутора года я не могла выйти из заведения, будучи запертой там как пленница. Никогда прежде я себя таковой не ощущала – Академия всегда была мне как дом. Последние полтора года выдались ужасными, и когда я узнала, что директор позволил журналисту прийти для интервью, то стала первой, кто просил встретить вас. Вам же известно, в каких секретных реалиях существует Академия. Полтора года назад, может, это и имело смысл. Я объясню почему: наш директор не очень-то публичный человек. Он понимал, что другие магические школы являлись нашими прямыми конкурентами в звании лидирующего заведения, и еще сотни лет назад ввел жесткие правила на тему открытости и публичности. Любые наши открытия в областях магии, науки, футуристских предсказаниях могли быть украдены и присвоены себе. Я это понимала. Конкуренция есть конкуренция. Закрытость – вынужденная мера. Когда ты знаешь слишком много, лучше, понимаете ли, сидеть тихо и не высовываться. В общем, я объяснила. Так продолжались добрые сотни лет. Но затем… полтора года назад… все поменялось. И секретность сыграла с нами злую шутку.

– Что же случилось?

– Для полного понимания ситуации мне придется углубиться чуть ли не до самых истоков. А вообще – виной всему краб.

Тара потряс головой и нелепо улыбнулся, будучи заинтригованным. Сузуму-сан продолжила.

– К крабу я вернусь позже. Смотрите, есть наука, а есть магия. Чистейшая энергия, нетронутая человеком и несмешанная с его душой. Эта энергия воистину является волшебством в масштабах человеческого понимания. Такую энергию называют Ши-Ян. Первые триста лет Академия посвятила изучению этой магии, каждому нейрону, полагаясь лишь на саму структуру Ши-Ян и другие виды магии, как бы отодвигая их в сторонку. Были написаны сотни книг на тему Ши-Ян – ее подвидов, правил эксплуатации, структурного анализа, взаимосвязи с космосом, природой и человеком и тому подобного. Затем Академия поняла, что внутри понятия Ши-Ян спрятано множество ответов на вопросы, которыми обыкновенные ученые задаются очень долгое время. Тогда наши профессора и преподаватели углубились в науку, пытаясь подойди к ней с совершенно другого угла. Они пришли к удивительному выводу: практически любой научный вопрос, мучающий ученых тех веков, – а впоследствии и современных – прокладывал дорожку к магии Ши-Ян, ее внутреннему анализу и устройству. Ши-Ян объясняла манеру поведения и характер природы, ее привычки и даже вредности. Ши-Ян одним своим существованием доказала наличие у природы баланса. Таким образом, Академия опытным путем продемонстрировала, что магия Ши-Ян и наука в наших исследованиях и открытиях являются неотъемлемыми и взаимозависящими частями друг друга.

С осознанием этой мысли в Академии открыли три кафедры: Науки, Магии Ши-Ян и Науки Ши-Ян. Первые две были ясны и, не побоюсь этого слова, примитивны для преподавателей заведения – все прекрасно представляли, как работает и наука, и магия. Но с третьей кафедрой… С ней всегда было тяжело. С ее открытием, очевидно, поспешили. Процесс обучения наступал на пятки процессу новых открытий, делающихся на основе магии и науки. Было сложно за всем поспевать… Учебная программа на этой кафедре составлялась буквально во время учебного года – порой едва ли не за неделю. Долгое время я не могла понять, к чему такая сумасшедшая спешка, ведь, наверное, следовало сначала полностью исследовать природу Науки Ши-Ян и разобраться в ней как следует, а уж затем и кафедру открывать. А если какие-то ошибки были сделаны, а материал уже пройден? Переучивать студентов? С этой претензией многие учителя Академии наведались к нашему директору. Он все понимал. Но сказал, что выбора у него не было: в то время начали открываться первые – после нас – магические заведения со своими свежими идеями и громкими речами о собственной неповторимости – им нужно было привлекать потенциальных студентов. Наши рейтинги начали сильно сбиваться, учеников с каждым годом становилось все меньше. Связь Ши-Ян с наукой стала козырем для Академии – к счастью, никто среди других магических школ не мог связать волшебство с наукой. И наш директор заявил на весь магический мир, что Академия Ши-Ян тесно сотрудничает с наукой, а ее уникальный вид магии является неотъемлемой частью научного мира. Это заявление всполохнуло всех и каждого – начался поток журналистов, «засланных казачков», бесконечные очереди коллегий из других магических заведений у наших дверей, желающих поговорить с директором… А на тот момент нашими профессорами были сделаны легендарные открытия и потрясающие исследования, которые нам пришлось скрывать изо всех сил. Мы ясно понимали: любое общение извне сулило утечкой информации. Открытия у Академии имелись достаточно неожиданные и местами страшные. Попади они в руки другим, началась бы паника. Страх охватил бы как магический, так и обычный мир. Поэтому наш директор отказывал в интервью, беседах и встречах девяноста пяти процентам журналистов, директоров других школ и всяческих колледжей. Тогда Академия стала крайне таинственным и непубличным местом, главным предлогом которой служила функция взаимосвязи магии с наукой – уникального, по сути, явления. Так что с тех пор наша закрытость и сделала нас популярной. Всем хотелось знать, как же нам удается сотрудничать с наукой, и рейтинг только возрастал.

Тем не менее, желание всех обогнать сыграло с нами злую шутку. На кафедре Науки Ши-Ян имелась тайная лаборатория, куда студентов не пускали. В ней разрабатывались новые теории, правила и законы. Ставились опыты. В том числе существовала ветка возможной гибридизации животных естественным образом. Задача звучала так: опытным путем доказать существование явления «естественная гибридизация» на примере животных. Но учитывая тот факт, что естественная гибридизация в животном мире была давно доказана, Академия решила сделать акцент на мифических животных – тех, кого никто вроде бы не видел, но о которых складывались многовековые легенды. За основу было взято существо из японской мифологии под названием «амикири». Амикири считались ракообразными духами – ёкаями – небольшого размера с красным прочным панцирем и клешнями как у краба. Опять же, обращаясь к японской мифологии, амикири не представляли особой угрозы для людей. Их единственным предназначением было резать сети. Впрочем, другими людьми считалось, что амикири могли нагнать на рыбаков нищету: срезав сеть, они могли сделать так, что рыба не будет попадаться ни в одну другую сеть, и рыбак бы умер от голода.

Одно могу сказать точно: в семнадцатом веке директор лично имел честь видеть существо, по описанию очень похожего на амикири. В 1652 году директор взял это существо к себе, назвал Котиком и держал в своем кабинете как домашнего питомца. Вскоре оно скончалось – прожило месяца два. Его скелет директор оставил – словно знал, что спустя триста лет для науки пригодиться. И вот, полтора года назад профессора Академии попросили скелет питомца у директора и провели свои исследования. Вот, что они установили.