Откуда я иду, или Сны в Красном городе

И языческая власть Римской империи тоже была от бога? И от какого же бога? Если от Саваофа, то получается, что ещё бог – Отец лично издевался над христианами «руками римлян»! А христиане радуются: " Создатель всего сущего и сына Христа, Господа нашего.

Больше Сухарев читать не стал. Он так расстроился, будто он не иерей Илия, а маленький пятилетний Витя. А отец не купил ему трехколесный велосипед «ЗиФ», хоть и обещал поставить его под ёлку 31 декабря 1935 года. Такого подвоха от Библии он не то, чтобы не ожидал. В самых дерзких мыслях не посмел бы он усомниться в честности этой божественной книги. Но ведь что получается! Если Библия честная, а иначе быть не может, то и бог- Отец, и Христос- это не совсем умные и довольно злые существа. Но как это может быть?! Тысячелетиями святость их и любовь ко всему, что есть на свете, не вызывали сомнений ни у православных, ни у католиков, протестантов и даже сектантов пятидесятников.

Расстроенный Сухарев уже собрался закрыть библию. До Челябинска остался последний десяток километров. Но он машинально перелистывал страницы и глаз замер на неожиданных строках «Второзакония», на словах Бога. То есть остановился на «Пятой книге Моисея», Пятикнижия Ветхого Завета и всей Библии.

«Убивайте всех, чья вера отличается от вашей.– Второзаконие, 17 страница.

«Если вы будете поклоняться другим богам, то Господь вас уничтожит.» -Второзаконие, 8 страница.

«Любой, кто не слушается священника, должен быть убит.» – Второзаконие, 17 страница.

И навалилась на Виктора такая усталость, будто он, а не бог – Отец создавал Землю и всё на ней. И не неделю пахал без передыха, а всю жизнь. И только закончил. Ему бы в тот момент и закрыть Библию, но пальцы сами вернулись в начало, к Ветхому завету.

В раю библейский бог Адаму завещал: «от дерева познания добра и зла не ешь, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» Это Бытие, страница 2.

– Блин. Он обманул Адама! – Ужаснулся Сухарев и захлопнул – таки Библию.-

Адам не только не умер в день когда он съел плод с этого дерева, а прожил после этого 930 лет, если верить Библии. Лгать – это очень плохо и недостойно, тем более для бога.

Если библейский бог лжет – то он не абсолютное добро, он просто лжец. А мы знаем, что только дьявол лжец и отец лжи. И вся ложь на земле от дьявола. Во-вторых, зачем бог что-то хотел скрывать от человека, тем более от образа, подобия своего? Нечестно, недостойно. Казалось бы, бог, если бы он желал людям добра, должен был делать прямо противоположное, не скрывать знания от людей, а учить им своё подобие.

Ну а скрывать, что есть добро и что есть зло, – это просто нелепо. Как же человек сможет себя хорошо вести, если он не будет знать, что есть добро, а что зло?

Ему зачем-то нужно было скрыть от человека знания о добре и зле? Ему нужен был повод, чтобы выгнать человека из рая, унизить его, внушить ему мысль о его якобы греховности, сделать его своим рабом и дальше издеваться над ним? Но это же подлость и садизм. Может ли добрый Бог это делать? Нет, конечно. Опять получается, что библейский бог – это дьявол, который всего лишь называет себя богом и, как волк, надевает на себя овечью шкуру.

–Библейский бог – это дьявол? Какая глупость и брехня про бога! Библию он прятал в баул как взведённую мину, аккуратно, но с внутренним холодным страхом. Потрясение было так огромно, что осознание его не вмещалось в сердце. Больше десяти лет он работал священником. И, получается, основываясь на обмане. И обманом этим как цепью сковал он своих прихожан. И блуждают они, скованные враньём по дорогам не праведным. Кошмар!

А тут и в Челябинск въехали. Радость должна была бы появиться. Но не получилось у Сухарева обрадоваться родине малой. Плохо ему стало и почему- то стыдно. До рукоположения оставался почти день. Ещё утром Сухарев хотел по приезду к жене пойти. Но передумал только что. Врать себе не мог. Нет, не скучал по ней. И встречи особо не желал. Почему? По сыну же скучал. Но тоже так. Как по обязанности. Не от души. Странно. И когда машина уже ехала по широкой улице Челябинска Виктор неожиданно для себя сказал водителю.

– Давай, Гена, на проспект Ленина. В гостиницу «Южный Урал». Дел у меня нет сегодня. Отдохну. Завтра с обеда мороки часа на три, не меньше.

– Начальником будете в Кызылдале? – Улыбнулся шофёр.– Начальников потом забирают туда, где благословляли. Отец Димитрий говорил. Самого не переводят потому, что он местный, Зарайский. В 17 лет уже подьячим работал. Да он и не поедет с родины.

В гостинице, огромной как корабль «Титаник», а то и все два корабля – мест не было.

– Там на Сухарева бронь должна быть от Храма Александра Невского. Вы гляньте получше. – Виктор уложил локти на стойку, а голову подпёр ладонями.

Администратор, дама в перстнях и с высокой, сложной как у продавщицы причёской, снова уткнулась в журнал.

– Ну, какой мне смысл выдумывать.– Она без выражения глядела на Сухарева. – Нет Вас в журнале на бронирование. Звоните им. Пусть снова закажут. Забыли, как обычно. Не Вы первый. Только, говорят, телефонные номера поменялись в этой именно церкви. Туда же много народа приезжает из других городов и деревень. Новую АТС поставили. Но у нас вообще ничьих телефонов нет.

Виктор пошел на междугородний переговорный. Заказал звонок в Зарайск.

– А нет отца Димитрия.– Ответил какой- то диакон.– В Алма – Ату улетел. На собор всех конфессий. Будет послезавтра. А телефоны храма Невского нам не нужны. У него есть, раз уж он туда звонил.

– Может освободится одно – то место? – Виктор вернулся к администратору.

– Может.– Сказала дама и качнула похожей на небольшой стог сена причёской. – Но точно как я могу сказать?

Посидел Сухарев на жестком кожаном диванчике в вестибюле, подумал и решил не бегать по другим гостиницам, где явно будет то же самое. Долго перебирал варианты, но их не было. Либо на вокзале ночуй, либо езжай к жене Машке. Выбрал жену. Дождался семи часов вечера, чтобы уж наверняка она пришла с работы и вышел на улицу. В вечерний уральский мороз ниже двадцати пяти градусов. Ветра не было и народ шел из своих организаций не спеша, ровной толпой, втиснутой в тротуар и потому похожей на очередь, на организованный плотный поток. Так ещё идут на водопой коровы в сёлах. Задевая друг друга боками, сплоченно и размеренно.

– Хоть и понятно, что она в Кызылдалу не поедет, но, может, узнаю – почему.– Так он подумал, поймал такси за углом и через полчаса звонил в дверь, за которой чуть больше года назад сам жил.

– О! Витя! – Удивилась супруга. – Каким ветром?

– Да вот завтра в храме Невского будет церемония назначения меня протоиереем, главой нашей церкви. В обед начнётся.

– Заходи.– Мария пошла в зал и села на диван. Сухарев снял ботинки и уже собрался топать в носках, но заметил большие домашние тапки с застёжками на пятке.

– Это у Мишки уже нога такая? – Засмеялся Виктор.– Ничего так! В четырнадцать лет сорок третий размер. А к двадцати, видать, сорок шестой будет носить!

– Это не его тапки.– Крикнула Маша.– Пусть стоят. Ты проходи. Тут ковёр на полу.

Сел Сухарев рядом на диван. Помолчали. Маша разглядывала маникюр на ногтях. Виктор гонял взгляд по комнате. Всё было не так как было. Исчезли портреты его родителей, появился другой телевизор. Цветной. Ковёр новый и маленькая фотография в рамке на телевизоре. На ней Маша, Миша и мужик в лётной форме пилота гражданской авиации.

– Вторая смена? – кивнул Сухарев на фотографию.

Мария поднялась, вздохнула и пошла на кухню. – Чай будешь?

– Да я только из кафе. Поел, попил какао.– Виктор тоже встал и ушел в прихожую. Обулся.

– Нет, ну а ты как себе представлял мою одинокую жизнь? – Маша подошла почти вплотную. – Сижу и плачу вечерами у окна? Жду, когда ты плюнешь на свою высылку и вернёшься домой? Слесарем пойдешь работать или тренером в боксёрскую секцию? Я, Витя, молодая и пока живая. Делать мне в вашей тмутаракани нечего.

Я привыкла жить в большом городе. Да и Мишке там тереться среди бывших уголовников – не лучший вариант. Я справки навела про вашу Кызыл.. Как она там… И кстати, нам уже можно развестись. Раньше сложно было. Почти невозможно. А Хрущёв много нового придумал. И, кстати, как раз по разводу церковников. Сейчас – если один супруг- атеист, а второй церковный служитель – разводят по обоюдному согласию. Или если один – псих. Ну, душевнобольной. Мне взять в Челябинске справку, что я параноик – раз плюнуть при моих связях.

– Ну, так и бери справку. А я на развод подам. Хмыкнул Сухарев. – Или ты подай потому, что как атеист не можешь и не желаешь жить с попом. Да. Ты подай. Ты же давно решила развестись.

– Подам. Хорошо. – Маша оперлась бедром о косяк двери прихожей.– Только на суд сюда приедешь.

– А Мишка – то где? – Сухарев открыл входную дверь.

– Тоже боксом занимается. На тренировке.

– Ну, ладно. Будьте здоровы. На алименты не подавай. Я больше присылать буду. Как обычно. И лётчику привет. Пусть там аккуратнее летает. Небо уже давно не твердь, к какой солнце прибито и звёзды. Да и бог к летуну ближе. А Бог не очень любит когда кроме него по небесам посторонние шлындят.

И он побежал по ступенькам вниз. На улице остановился и стал соображать – куда приткнуться. Получалось, что некуда, кроме вокзала. И окончательно в том убедился после того, как обошел ещё четыре гостиницы в центре и чуть в стороне от него. Потом вспомнил, что есть в Челябе круглосуточный ресторан. Назывался он не по- советски «24 часа». Закинул Виктор баул за спину и пошел на улицу Гоголя, 128. Там, рядом с цирком и цвело для загульных граждан относительно культурное питейное заведение.

– Всё не скамейка вокзальная.– С облегчением подумал он.– Заодно и бифштекс съем. Вина марочного стакан глотну. Целую ночь о дальнейшей жизни подумаю. Вот это очень во время и хорошо.

По пути зашел на межгород, позвонил Лариске.

– Всё нормально? – спросила она.– А я тебе для лета красивую рубашку шью. Там в шкафу отличный кусок поплина был. На новоселье кто- то принёс.

– Ух, ты! – Удивился Виктор.– А машинку где взяла? Никто вроде не дарил.

– Дома взяла.– Засмеялась Лариска.– Зачем она там? У меня дом теперь здесь. Да?

– Ну, конечно.– Виктор даже не удивился.– Только ночью не шей. Глаза свои прекрасные не порть. А я завтра в ночь выезжаю. После церемонии. К следующему вечеру дома буду. Жди. Целую.