Черновед. Наследие Безликого

– Если не пробовать, то не получится. Простое правило, но многие о нем забывают. Почему бы тебе не снять видео о нашем городе? Про Москву полно роликов, пусть и Новосибирск не отстает.

Подписчики будут в восторге от видосов из зоопарка, храмов или театра. Просто в восторге. Только канал назывался «Мистические истории Скримера», а не «Тоскливое краеведение». Что в Новосибирске есть из мистического? Может, что-нибудь скандальное замутить про недострои – панельки, которые не могут сдать уже третий год. В народе их даже «гробами» обозвали. За тишину и покой. Кажется, в одном из «гробов» ребенок пропал, а его так и не нашли.

– Мам, тебе было бы интересно посмотреть шоу про заброшки? – спросил Скример. – Представь себе выпуск про дом с привидениями или тайную станцию метро. Неплохо звучит?

– Я такое смотрю, кстати. Есть один парень, который по психбольницам да бункерам ползает. Страшно до жути. Иногда я даже глаза закрываю.

У Скримера защипало в носу. Так случалось каждый раз, когда в голову приходила вдохновляющая идея. Закрытые санатории, арсеналы, котельные – целое непаханое поле Новосибирска! Еще ни один блогер туда носа не сунул. Если грамотно наложить фильтр и добавить парочку эффектов, получится настоящая конфетка. Скример с легкостью представил, как испуганно вопит, а на заднем плане мелькает – не дольше секунды – загадочный силуэт, изящно добавленный посредством видеоредактора. Зрители будут перематывать этот фрагмент раз за разом.

Экшн-камера ждала своего часа в бельевом шкафу. Новенький петличный микрофон с шумоподавлением доставили только вчера. Осталось купить мощные фонари и детектор электромагнитного излучения. Последний должен был круто смотреться в кадре.

Скример вскочил так резко, что тарелка с салатом задергалась на столе.

– Где-то случился пожар? – удивленно подняла брови мама.

– Побежал готовиться к новому шоу. Прощай старый формат, привет новым подписчикам.

Посередине кухни он неожиданно развернулся, бросился к маме и заключил ее в крепкие объятия. Его щеки горели от воодушевления.

– Спасибо за идею, мам! Ты лучшая.

– Не забудь написать об этом в титрах, – улыбнулась она.

3

От стен аудитории веяло холодом. Студенты кутались в пуховики. Казалось, еще немного, и с потолка повалит снег. Профессор Бауэр подозревал, что при строительстве нового университетского корпуса кто-то серьезно просчитался или проворовался: первый этаж в студенческой среде называли не иначе, как «холодильником». Летом прохлада коридоров спасала от жары. Зимой – изводила несчастных студентов и преподавателей до трясучки.

Несмотря на вселяющие апатию показатели градусника, Бауэр был облачен в строгий костюм и рубашку с однотонным галстуком. Он считал, что не имеет права выглядеть иначе, выступая перед студентами. Теплый свитер не мог поменять содержание лекции, но мог разрушить деловой образ, который за годы преподавания стал неотъемлемой частью Бауэра.

– Всплеск мошенничеств и краж в этих районах в 2008 и 2014 годах я называю воронками преступности, – Бауэр включил слайд с изображением карты, заштрихованной красным цветом. – Прямое подтверждение многофакторного подхода: общество было атаковано экономическим кризисом и политическими потрясениями. Причины складываются в воронки, а воронки порождают всплеск преступности. Американские коллеги пишут, что…

Трель звонка прокатилась по аудитории. Ни один из студентов не шелохнулся. Бауэр сменил тон с профессионально-лекторского на добродушный:

– Впрочем, информацию о воронках послушаем на следующих занятиях. Сейчас вы наверняка торопитесь в столовую или библиотеку за моими книгами. Не буду задерживать!

Веселый гомон, шуршание пуховиков и топот ног стихли внезапно, будто студенты обрели способность к телепортации. Последняя пара частенько провоцировала их на прогулы, однако явка к Бауэру обычно была стопроцентной. Студенты любили его красноречивые лекции, сдобренные примерами из практики так же сильно, как боялись предстоящего экзамена.

Предвкушая аромат горячего чая, Бауэр выключил проектор, тщательно сложил бумаги в портфель и покинул аудиторию. Он долго провозился с дверью, пытаясь повернуть ключ продрогшими пальцами. Одновременно с щелчком замка позади раздался мелодичный голос:

– Виктор Генрихович, можно вас отвлечь на минутку?

Бауэр не глядя догадался, кто стоит за спиной. Слишком характерно прозвучали его имя и отчество из уст девушки. С нескрываемым томным придыханием.

– Слушаю внимательно, Лада.

Ее веснушчатое лицо выглядело озадаченным, однако с губ не сходила улыбка. Алое платье изящно облегало бедра и подчеркивало небольшую грудь. На фоне одногруппников, утопавших в безразмерных пуховиках и теплых пальто, Лада смотрелась как сольная певица, готовящаяся к выступлению. Во время лекции Бауэр замечал за собой, что невольно обращается именно к ней, нежели к остальным. Подвиг дался Ладе не без труда: тонкие руки побелели, на коже высыпали мурашки.

– Я не до конца понимаю теории преступности, – смущенно произнесла она. – Бихевиоризм и… как там ее? Дифференцированную связь! Не хочу окончательно разволноваться на экзамене и завалить красный диплом. Вы не поможете объяснить?

– В двух словах не получится. Давайте попробуем затронуть этот вопрос на следующей лекции или консультации.

– Слишком долго ждать. А частные занятия вы проводите? Я имею в виду репетиторство.

Ее взгляд прожигал насквозь. Бауэр внутренне сжался, пытаясь найти подходящую отговорку. Лада прекрасно понимала любые концепции и теории. На парах она первой поднимала руку, всегда правильно отвечала на любой вопрос, а теперь решила изобразить дурочку. Будучи самым молодым доктором наук в университете, Бауэр не раз сталкивался с настойчивостью противоположного пола. Первые три года преподавания его настойчиво зазывали выпить кофе, совместно написать статью и принять экзамен вне аудитории, невзирая на худощавое телосложение и толстые линзы очков. Красноречивые взгляды и шепотки Бауэр игнорировал. Выходящие за пределы работы предложения решительно отвергал. Появление первой седины на висках и обручального кольца на пальце заметно снизило ажиотаж студенток, к тому же многих отпугивала пятнадцатилетняя разница в возрасте. Но только не Ладу.

Она готовилась к каждому занятию сверх всякой меры. Составляла доклады, искала свежие научные статьи. Переводила зарубежные публикации, которые для Бауэра действительно представляли большой интерес. Он принимал активность Лады за типичный «синдром отличницы». Руководство университета обожало перфекционистов за возможность запрячь их в любые мероприятия, от олимпиад до творческих вечеров. Бауэр и сам был не прочь иногда воспользоваться помощью старательных студенток для рутинной обработки исследовательских данных, но Ладу интересовала не только наука. Она стала писать ему в социальных сетях. Ничего неприличного, конечно. Невинные вроде бы вопросы: «У вас охрип голос. Вы случайно не простудились?» или «Почему вы решили изучать именно преступность?»

День ото дня штурм несломленной крепости нарастал. Лада наряжалась к лекциям как на праздник. Меняла прически, макияж и бесчисленное количество платьев. Без всякой пошлости: никаких мини, пикантных чулок с кружевной резинкой или глубоких декольте. Лада прекрасно осознавала, где проходит черта, и не собиралась ее пересекать. Бауэр хотел бы сказать, что вовсе не заметил ее потуг, но это было бы откровенной ложью самому себе. Изображай бесполый профессионализм сколько душе угодно, только мужское начало не выкинешь, как старую тряпку.

– Репетиторством не занимаюсь, – покачал головой Бауэр. – Слишком узкие дисциплины преподаю. Они не пользуются особым спросом. Перечитайте учебник или курс лекций – все и прояснится.

– Cделаете для меня исключение? Пожалуйста, пожалуйста.

Лада придвинулась чуть ближе. Тонкий древесный аромат ее духов завораживал. Бауэр отступил, ударившись о дверь, которую так старательно запирал минутами ранее.

– Одно исключение приводит ко второму… И потом, я живу не первый день и повидал достаточно всякого. Понимаю, к чему все идет, – он нервно поправил очки. –Просто перестаньте, ладно?

– Почему? Неужели я такая плохая студентка? – Лада приблизилась еще на один шаг.

– Дело не в вас, уж поверьте.

– И не в вас, уж поверьте тоже! – настаивала она. – Остальные препятствия как-нибудь преодолеем.

– Знали бы вы, о чем говорите. Сейчас… сейчас просто не время. Сдается мне, нужное время никогда не наступит.

Бауэр обогнул девушку и быстрыми шагами – почти бегом – преодолел коридор. В мыслях застыла картинка: Лада, хрупкая и растерянная, в красивом алом платье стоит в одиночестве, опустив голову. По веснушчатым щекам стекают слезы. Бауэр чуть было не остановился и не бросился обратно. Жалость сдавливала его сердце, но было и кое-что еще. Кое-что родом из прошлого.

Радужная картинка сменилась болезненным воспоминанием. Бледное тело, напоминающее манекен. Тяжелое, с присвистом, дыхание. И вновь слезы – теперь от страха неизбежной смерти.

Лада переживет. Он поступил правильно, как в рамках преподавательской этики, так и в пределах собственных ограничений. Бауэр ускорил шаг.

Лампы под потолком замигали с треском, словно их стеклянную оболочку пережевывали зубами. Ничего удивительного. Подобное часто случается, когда на госзакупках побеждает поставщик с самой низкой ценой. Бауэр попрощался с охранником, прошел через металлодетектор…

…И очутился на пустой автобусной остановке, пронизываемой декабрьским ветром. Бауэр недоуменно огляделся. Поверх расписания движения транспорта какой-то шутник накалякал маркером: «Приятного пути в никуда». Колючий снег бил в лицо. Вдалеке выла полицейская сирена. От серой пятиэтажки доносилась пьяная ругань.

Путь до остановки совершенно стерся из памяти. Как будто за жалкие секунды Бауэр умудрился преодолеть пару кварталов. Погруженный в размышления, он частенько становился рассеянным, но не до такой степени. На эту остановку ему даже идти было незачем. Возле университета ждала старенькая, но верная «Мазда». Если уж ему приспичило добраться домой при помощи общественного транспорта, то почему он не воспользовался метро? Квартира-то находилась в пяти минутах неспешной ходьбы от станции.

Из ступора Бауэра выбили громкая брань и звуки ударов. Из-за угла пятиэтажки вывалились двое мужчин. Вцепившись друг в друга, они рухнули в снег. Тот, что оказался снизу – в натянутом на голову капюшоне и расстегнутой куртке – вяло заслонялся руками. Плешивый здоровяк сидел на нем и молотил по лицу, что было сил. После четвертого или пятого удара мольбы о пощаде стихли. Плешивый сплюнул на соперника и осклабился разбитым ртом. Взгляд его сфокусировался на Бауэре, отступившем вглубь автобусной остановки.

– Че вылупился, мразь? Так же хочешь?

Бауэр, посвятивший жизнь изучению преступности, знал десяток правил поведения, которые позволили бы ему выйти сухим из воды, но ни одно из них в эти секунды не приходило в голову. Сунув руку в карман, он нащупал пустоту. Перцовый баллончик, как назло, остался в другой куртке.

Плешивый приближался, покачиваясь то ли от ветра, то ли от выпитого. Бауэр прикинул, что мог бы справиться с ним, но проверять не было ни малейшего желания. Вести лекции с разбитым лицом – невеликое удовольствие.

«Не я ли учил, – промелькнуло в голове. – Что лучшее средство самообороны – бег?»

Внезапная мысль привела его в движение. Ноги будто сами понеслись по сугробам и затвердевшим кускам снега. Смешанное чувство стыда и гнева бередило душу. Плешивый издевательски хохотал вслед.