Камень. Книга третья

– Прохор, так после моего объявления она поймёт, что у неё нет никаких шансов! – нашёлся я. – А тут ты…

– И думаешь, меня это радует? – ещё больше расстроился он. – Типа с этим не получилось, хрен с ним, отдамся другому? Мне так не надо, Лёшка! Стрёмно это…

– Ну хорошо, – кивнул я. – Давай я Решетовой этой нахамлю как-нибудь! Дам понять, что мне на неё вообще наплевать. Как скажешь, так и будет.

– Мало ты женщин знаешь, Лёшка, – грустно улыбнулся Прохор. – Их подобные вещи иногда не только не останавливают, но и заставляют влюбляться ещё сильнее. Ещё Пушкин говорил, чем меньше женщину мы любим…

– Тем больше нравимся мы ей, – закончил я. – Так чем помочь?

– Ничем, – опять махнул рукой мой воспитатель. – Дай мне спокойно погрустить и помечтать об объекте моей страсти. Это хоть мне и не свойственно, но извращённое удовольствие от жалости к себе я всё же получаю.

Я подошёл к холодильнику и достал бутылку водки. Поставив её перед Прохором вместе со стаканом, сказал:

– Это тебе компания. Уверен, с ней ты найдёшь общий язык.

Прохор кивнул и свернул «подружке-литрушке» пробку.

Я же вернулся в квартиру Леси, где споры по поводу моей женитьбы уже утихли, и предупредил девушек, что в мою квартиру сегодня заходить не стоит, иначе злобный Прохор их может покусать. И как альтернативу предложил красавицам поход в центр Москвы по кафе и кинотеатрам. Мой план был с готовностью поддержан, но с условием тщательного приведения себя в порядок после ночи любви с молодым господином. Не имея ничего против, запасся терпением и, быстро сходив в душ, расположился в Лесиной гостиной, включив телевизор.

Такси вызывали из «Избы», предварительно плотно пообедав. Кроме того, договорились закрыть ресторан на спецобслуживание на вторник. Для согласования меню Вика пообещала администратору подойти вечером. На Арбате были в районе часа дня. Под давлением девушек умудрились сходить на две мелодрамы с элементами комедии. Отечественная лента понравилась нам игрой актёров и наполненным содержанием, а вот американская – ненавязчивым юмором и набором штампов, которые тем не менее отлично работали. После кинотеатра прогулялись по вечернему Арбату, посещая разные заведения, где пили кофе и ели мороженное.

– А вы знаете, что у Сашки Петрова мама заболела, и он в Смоленск уехал? – сообщил я девушкам, увидев уличного художника. – Я ему написал, но он не ответил.

– Может, что-то серьёзное? – спросила Леся. – Помощь не нужна?

– Пока не просил, – ответил я. – Думаю, если бы было что-то серьёзное, он бы мне позвонил. Но, зная его мамашу, ничему не удивлюсь, – успокоил я её.

– Может, и у меня портрет будет? – Вика демонстративно направилась к художнику. – А не только у всяких там певичек? Алексей, если мне изображение понравится, ты его у себя в спальне в особняке повесишь. Уважаемый! – это она обратилась к уличному уже немолодому художнику. – Вы уж постарайтесь. У моего молодого человека деньги есть!

– Постараюсь не испортить такую красоту! – слегка поклонился тот. – Присаживайтесь, девушка. Халтуру не гоним. Ваш молодой человек останется доволен. А почему ваша подруга не желает портрет? – он смотрел на Алексию. – Ну, конечно… Вопрос снимается. Петрова мне не переплюнуть…

– Вы меня узнали? – удивилась Алексия, и я вместе с ней.

– Профессиональное восприятие, – усмехнулся художник. – И ваши очки меня не обманут. Извините, но больше стульчиков нет, так что вам придётся постоять. – И он приступил к написанию портрета Вяземской.

Пока художник занимался Викой, Леся начала меня пытать относительно услышанного слова «особняк». Вчера мы с Вяземской не успели посветить нашу звезду в последние новости в силу понятных причин, а сегодня речь про это не заходила. Вот и пришлось мне рассказывать про объявление и переезд.

– Лёшка, ты же нас с Викой возьмёшь с собой? – напряглась Леся.

– Возьму, не переживай, – успокоил я её. – Можешь даже студию свою в особняке где-нибудь в подвале соорудить, чтоб по городу не мотаться. Все затраты беру на себя, Леська. А уж места для тренировок твоего кордебалета там будет достаточно.

– Ага! – хмыкнула девушка. – Женят тебя, а нас с Викой, как кошек драных, выкинут из твоего особняка!

– В ближайшие год-два не женят, не переживай. – Я приобнял девушку. – Так что смело обустраивайтесь, будете хозяйками вместе с Прохором. Он мне уже насчёт бани тут пожелания высказал. Договорились?

– Договорились, – кивнула Алексия. – Но ты же понимаешь, что я свою теперешнюю квартиру за собой оставлю? Сегодня я тебе нужна, завтра нет… Без обид?

– Без обид, – согласился я, признавая за девушкой право на перестраховку.

В общей сложности портрет Вики мне обошёлся в триста рублей. Именно в такую сумму его оценила сама Вяземская. Не имея при себе требуемой суммы наличкой, перевёл деньги художнику на его счёт в Имперском банке.

– Вика, хоть портрет и хорош, – заявила Леся, – видна рука мастера, но висеть он будет у тебя в спальне в особняке. А вот спальня Алексея будет украшена или нашими портретами, или никакими. Надеюсь, ты меня поняла?

– Сделай репродукцию с твоего портрета! – хмыкнула Вика. – Кто тебе мешает? Но Алексей всегда будет знать, что мой портрет настоящий, а твой – лишь копия!

А я вспомнил сегодняшние слова Прохора.

– Так, красавицы! – добавил я жёсткости в голос. – Мне решать, что украсит мои покои. И пока ваши портреты в мои планы не входят. Я понятно выразился? – Девушки с готовностью кивнули. – Заканчиваем выяснение отношений по этому поводу. Особняк не резиновый, желающих в нем поселиться великое множество. Так что ведём себя скромнее, и будет вам счастье. Надеюсь, я был услышан?

– Да, – в один голос ответили они.

– Хорошо. Едем в «Избу» договариваться о вторничном торжестве.

***

И опять понедельник, и опять Университет. Помня слова однокурсницы Лизы о моём слишком серьёзном виде, постарался придать лицу более приветливое выражение. Получалось не очень. Уже ко второму пролёту лестницы, ведущей к римской аудитории, про улыбку я забыл. Исправился. На подходе к аудитории забыл снова. Твою же мать! Хоть крест-напоминалку на запястье себе рисуй! Но в самой аудитории доброжелательность на лице кое-как зафиксировал.

– Лёха, привет! – поприветствовал меня Андрей Долгорукий. – Всё хорошо? – Мою улыбку он, по ходу, воспринял совсем не так, как задумывалось.

В глазах его сестры тоже читалось недоумение, одна только Инга улыбалась мне вполне радушно.

– Не обращайте внимания! – теперь я улыбался вполне искренне. – Эксперимент ставлю. Судя по всему, не вполне удачный. После занятий расскажу.

Во время лекций и семинарских занятий старался наблюдать за поведением однокурсников и одногруппников. Выводы Елизаветы и Екатерины не особо-то и подтверждались – общение с молодыми людьми и девушками проходило ровно, никто какой-то враждебности не выказывал, да и завистливых и злых взглядов я не заметил. Может, эти две красотки всё выдумали?

Все свои наблюдения «вывалил» университетским друзьям в кафе, не забыв перед этим упомянуть про «некие слухи с курса», за которые выдал мнение Лизы и Лены. По большому счёту, мне было плевать, но вот с точки зрения моего объявления можно было сделать интересные выводы.

– Пожарский, ты как ребёнок маленький! Ей-богу! – прокомментировала мои слова Аня Шереметьева. – А ты чего хотел? Универ хоть и пропагандирует равенство и братство, но по факту лишь пытается это сделать. Это ты у нас единственный на учёбу пешком ходишь, и то, потому что живёшь за забором. А обитал бы подальше, на метро бы ездил? – хмыкнула она. – Следующее. Воспитание и круг общения никак скрыть не получится. Вот и приходится, Алексей, нож в правую руку брать, а вилку в левую. Привыкла я так, не могу по-другому. Вот ваши и наши простушки на курсах и воспринимают норму нашего поведения как выпендрёж. – Юсупова и Долгорукая согласно закивали, поддерживая подружку. – Теперь по поводу Инги и Наташки. Здесь полностью соглашусь, носы свои они задирают так, что самой иногда хочется им по этим носам врезать, но это совсем не повод другим чувствовать себя в их присутствии людьми второго сорта. Согласись?

– Соглашусь, – кивнул я, наблюдая, как вышеупомянутые Юсупова с Долгорукой обиженно надувают губки.

– Идем дальше, – продолжила Анна. – Наш любимый Андрей! – она пихнула его в бок. – Девиз Долгорукого – и нашим, и вашим! Всегда таким был. Но при этом крайне порядочный молодой человек и очень надёжный друг. А я вот всё жду, когда же у нашего Андрея появится собственное мнение, которое будет отличаться от установок старших.

Было видно, что Долгорукому не очень приятна поднятая тема.

– Шереметьева, ты переходишь все и всяческие границы! – не очень уверенно заявил он.

– Я тебе всё это уже говорила, – отмахнулась Аня, а я понял, что Шереметьева сформулировала и мои ощущения от характера Долгорукого. Девушка тем временем продолжила: – Теперь что касается тебя, Пожарский. Ты действительно несколько замкнут, напоминаешь вещь в себе, но это не природа, это благоприобретённое. Судя по той информации, которую смог собрать мой род, ты рос в Смоленске без отца и без матери. Именно тот Прохор, которого я видела на выставке, был тебе вместо обоих родителей. Я права?

В словах девушки я не чувствовал никакого желания меня задеть или обидеть и поэтому согласно кивнул.

– Насколько удалось выяснить, этот Прохор, как и твой дед, генерал Пожарский, да и дядьки твои, все, как один, ветераны боевых действий. – Я опять кивнул. – Поэтому у тебя и способы решения проблем достаточно прямолинейные, что и подтвердил конфликт с Юсуповыми. Инга, прости! – она повернулась к подружке, которая кивнула. – И ещё, Инга тут поделилась с нами по секрету тем, что происходило у них в особняке. – Шереметьева сделала многозначительную паузу. – А учитывая ту твою драку с тремя офицерами у Долгоруких в бильярдной и гнев у Голицыных… Алексей, мы тебя побаиваться стали! – Аня и сказала всё это с улыбкой, Юсупова с Шереметьевой тоже улыбались, но вот их глаза… – Дальше. Если мы всегда держимся «душа нараспашку», хоть это и маска, то вот ты «застёгнут на все пуговицы». Кто бы тебе там слухи ни нашептал, но он однозначно прав, настороженность и собранность в твоём образе присутствуют. По поводу же твоего «высокомерного» отношения к однокурсницам можешь не переживать, это обычная бабская зависть. Я прекрасно знаю, что, если ты щелкнешь пальцами, девки, которые всем говорили о твоём ужасном поведении, в очередь выстроятся. И, прости за мой французский, сразу раком стоять будут, – хихикнула Шереметьева. – Так что не слушай никого, Пожарский, а будь самим собой.

– Ань, тебе мороженого ещё взять? – светским тоном осведомился я.

– Дурак! – Шереметьева ударила меня по предплечью. – Тебе на самом деле наплевать на всё и всех, или как? Зачем ты этот разговор вообще затеял?

– Девушки! И Андрей! – я с улыбкой оглядел своих университетских друзей. – Вы должны знать только одно – мне не наплевать на ваше мнение. Остальное – ерунда. Предлагаю взять ещё по мороженому, а потом по домам. Дел ещё сегодня предстоит много…