Пропавшая экспедиция

Мишка отметил, как отозвался эвенк: не «убитые», а «пропавшие».

– И о чём поведал?

– Немного. – Эвенк разлил водку по стопкам. – И то в общих чертах. – И первым, ни с кем не чокаясь, осушил сосуд. – Его тогда следователи так прессанули, всю оставшуюся жизнь оглядывался, – взгляд хозяина перекинулся на Щетинина. – Ведь его ваши чуть было не посадили. Даже дело возбудили…

– Знаю. – СЧХ поднял стопку. – Как открыли, так и закрыли. – Водка перетекла в глотку следователя. – Может, после второй перейдём на «ты»? Мы приехали не на допрос.

– Валяй, – согласился учитель.

– Молодец! По-нашему, без выкрутасов. – СЧХ заел спиртное огурцом. – О чём конкретно отец вспоминал? К примеру, рассказывал, почему группа решила идти к Гилюю?

– Нет, – речь хозяина текла уверенно, не оставляя сомнениям никакой лазейки. – Но он, помнится, предлагал начальнику экспедиции идти к Арге. Там по прямой оставалось бы километров семьдесят. Тот отказался. Двое суток просидели на Норе, после отец, по приказу начальника, повёл их к Гилюю.

– А почему твой батя предложил идти к Арге? – тут же перебил СЧХ.

– Так ведь начальник, когда нашёл золото, тут же проговорился, мол, вот уже есть что предоставить для отчёта. Отец и решил, будто они искали именно золото. Потому об Арге и вспомнил. Решил подсказать: там, по слухам, кто-то даже на жилу наткнулся.

– Отца не удивило, что не послушали его совета, а свернули к месту, где золота вообще нет в природе?

– Нет, не удивило, – спокойно отозвался учитель. – Отец уже на Норе понял: экспедиция ищет вовсе не бесовский металл.

– Какой-какой? – СЧХ чуть не поперхнулся.

– Бесовский, – пояснил сын проводника. – А как иначе назвать? Вон и отец из-за него чуть было за решётку не угодил.

– Поподробнее!.. – Михаил еле себя сдерживал.

– О чём? О золоте?

– Нет, о подозрениях.

Хозяин, ни на кого не глядя, принялся разливать спиртное в третий раз:

– На Норе никто и никогда самородков не находил. Места известные, истоптанные. И тем не менее группа сделала привал на двое суток. И не просто привал. Они что-то искали. Посменно. Первая группа уходила утром, вторая – после обеда. Как на Граматухе. Только вот ваш отец, – эвенк бросил взгляд на Михаила, – работал и с первыми, и со вторыми. С утра до ночи. Брали с собой лопаты, кирку, какие-то приборы. Вроде измерительные. Незнакомые. Приходили, как говорил батя, уставшие. Но незлые. Нераздражённые. Значит, что-то нашли. Но с собой ничего и никогда не приносили. Как с лопатами уходили, так с ними и возвращались. А после бац – сорвались с места и на Гилюй. И снова порожняком.

– По дороге привалов не было?

– Только на ночёвку.

– А на Гилюе? Что произошло там? – Михаил отказался пить. Водка не шла в горло.

– Вы дело полностью читали? – после небольшой паузы поинтересовался хозяин, глядя на Михаила.

– Я читал, – отозвался СЧХ.

– Это понятно. А вы?

Мишка утвердительно мотнул головой. Язык во рту словно свинцом налился: стал тяжёлым, неподъёмным.

– Так вот, – продолжил мысль учитель. – То, что записано со слов отца в том протоколе – враньё. – Вилка нервно звякнула о тарелку. – Его заставили дать показания, будто он сразу покинул группу, как только они вышли к Гилюю. На самом деле он был с ними ещё два дня.

– Кто заставил соврать? – моментально отреагировал подполковник.

– Следователь. Сначала отец принялся излагать версию того, что было на самом деле. А через день на него надавили, чтобы изменил показания. Мол, ничего не видел, ничего не знаю. Потому дело против отца и закрыли. А заартачился бы – загремел по полной.

– К следователю вернёмся. – СЧХ теперь напоминал пса на охоте: старого и опытного. – Что было на Гилюе?

Четвёртая стопка приподнялась и со стуком опустилась нетронутой на столешницу.

– Ещё когда стояли на Норе, отца не покидало чувство, будто они на реке не одни. – Слова тяжело падали в стол. По крайней мере, так казалось Михаилу. – Нет, никаких явных признаков он не заметил. Но батя – таёжник, тайгой жил, тайгой дышал. Ему и замечать ничего не нужно было. Порами тела чувствовал присутствие постороннего. И не зверя. Это его сильно напугало. Незнакомец был опасен, потому что, как и отец, чувствовал себя в лесу как дома. Правда, когда шли к Гилюю, он вроде пропал…

– Слежки не было, – уточнил СЧХ, на свой лад. – Дальше.

– А на Гилюе наткнулся на подтверждение подозрений. На рассвете шагах в тридцати от лагеря обнаружил след сапог. Двух человек. Опытные были людишки. Мало того, что передвигались только по ручью, так ещё и сапоги обвязали оленьей шкурой. Примять след. Но в одном месте ошиблись. Наступили в темноте на глину. И не заметили. Не замаскировали след. Отец тут же сообщил об этом начальнику.

– И тот?.. – не сдержался Михаил.

– Ближе к вечеру отправил отца в Зею. Сказал, больше в его помощи не нуждается. Попросил, по дороге отвезти отчёт в управление. Батя не хотел оставлять экспедицию, но Дмитриев настоял. Вот, собственно, всё, что мне известно.

– Дмитриев испугался за твоего отца? Или как-то по-иному выказал свои эмоции? – СЧХ ждал ответа.

– Нет. Батя говорил, будто тот даже рассмеялся: мол, какие-то рыбаки напугали охотника. Словом, не поверил.

– Или наоборот, – тихо заметил Михаил, – если в тот же день отправил проводника в Зею.

– Теперь понятно, – СЧХ вытер усы салфеткой, – почему следователь заставил твоего отца отказаться от правдивых показаний. Запиши он слова старика в протокол, дело о пропавшей экспедиции пришлось бы переквалифицировать из дела о небрежности, иначе говоря, о случайной гибели группы, как это числится и по сей день, в уголовное, по подозрению в убийстве пятерых геологов. Висяк. Всё равно что себе приговор подписать. Непонятно другое: почему следователь пошёл на такой рискованный шаг? Без санкции свыше…

СЧХ бросил исподлобья взгляд на друга. Михаил понял, Щетинин имел в виду недавний разговор о том, кому могла быть подчинена группа. Министерство обороны. Оно могло надавить на МВД, чтобы те закрыли дело за фактом небрежности. В этом случае многое сходилось. И повышенная пенсия, которую мать получала за отца, хотя факта его смерти никто не смог задокументировать. И нежелание следователей показать матери материалы дела в семидесятых. В эту логическую цепочку вписывалось и непонятное передвижение группы. Отец работал на оборону.

– Кстати, Вань, скажи, а твой батя, случаем, не поделился воспоминаниями, как они нашли самородки? – Вопрос СЧХ всплыл в сознании Михаила так неожиданно, что тот вздрогнул.

– Конечно, рассказал, – усмехнулся эвенк. – Милиции не рассказал. А мне рассказал. Как он говорил: раз милиция приказала молчать, то он обо всём и стал молчать. Начальник, мол, сам всё нашёл. – Учитель откинулся на спинку стула. – А самородки-то обнаружил папка. Да, да. Только не на земле они валялись. А завёрнутые в тряпочку. А тряпочка та находилась под кожушком. А кожушок, полуистлевший, был надет на останки умершего старателя лет эдак с пятьдесят назад. Замёрз, судя по всему, бедолага, в тайге. Вот отец на него на Норе-то и наткнулся.

* * *

– Дмитриев и Щетинин выехали в Новокиевский Увал. К сыну проводника.

– А разве эвенк не уехал на конференцию?

– Мы не успели оформить документы. Дело в том, что в облоно…

– Кретины!

– Мы отправили за ними нашего человека. Он проконтролирует…

– Он ни черта уже не успеет проконтролировать! Учитель должен был три недели провести здесь, в центре! Вам на это дали сутки, и вы за сутки ничего не сделали!

– Но сын – не отец. Он не может знать всего…