Без сестры. Психопатороман

– Что значит «пускай»!..

– У меня одной почки нет и ещё неизвестный нарост на затылке, – для чего-то горделиво сообщил я.

– Какой почки?

– Правой.

– А что за нарост?

– Неизвестный.

– Ну, это до нас не касается.

Вахтёрша из своей будки высунулась. Пошла к нам. И вид ещё у неё такой… в общем, ничего хорошего. Я сразу понял.

– Петрович, к тебе?

– Я его знать не знаю, – возразил тот с досадой и даже раз метлой махнул для убедительности.

– Шагай! – это уже мне.

Я шагнул, но старухе было этого мало. Схватила за воротник и подтолкнула немного. Власть показала. Вахтёрскую.

Но и я не растерялся. Глаза вытаращил и крикнул:

– У тебя чайник горит!

– Где? – дернулась она к будке. – Ах ты ж! – прикрикнула тут же. – Я его из розетки вынула!

И двинула меня по загривку.

Я выбежал за ворота.

– Я, может, насчёт работы приходил! – крикнул я.

– Нет здесь работы для тебя, – ответила та, потирая руками.

Ну, нет – и не надо! Я и не спрашивал! Я так только…

Тут мимо два урода проходили. Маленьких. Из школы. Увидели нас и захихикали. Они скоро дома обедать будут. Оттого и захихикали. Я бы тоже так хихикал на их месте. Дома тепло, там телевизор бубнит, там батареи центрального отопления – тяжёлые, из чугуна, там вешалка в прихожей, и у каждого своё полотенце. Зубная щётка – тоже, но об этом думать грустно. Я поджал губы, пропустил уродов и поплёлся за ними. А что было делать? Не обратно ж идти! Там были дравшиеся.

Дети только называются детьми. На самом деле, это – уроды.

Дальше был перекрёсток: улицы сходились. А в доме, внизу – гадючник. Окна пыльные, но можно стоять и смотреть в них. И что-то даже внутри гадючника видно, хотя и нечётко. В гадючнике были люди, гадючники я люблю. Потому что в них люди заходят. И ещё там дают пиво и водку. Если пиво и водку немного пить – это хорошо. Если много – то плохо, я пробовал. Можно пиво и водку пить вместе – тогда даже сильнее действует.

Я взялся рукой за правый бок, погладил его. Словно успокоил. Я хотел зайти в гадючник, но не решался. Там нужны деньги, а у меня нет денег. Я обшарил все карманы, там было много всякого, были свёрнутые подтяжки, на которых, если что, можно повеситься, был сломанный пустой портсигар, был шнурок, но денег не было вовсе. Можно жить без денег, но в гадючник тогда не зайдёшь. А без гадючников обходиться трудно. Зачем придумали, чтобы в гадючниках были нужны деньги?

А пальто, может, и не моё, я не знаю точно.

Нет, на подтяжках не повесишься – это я, пожалуй, преувеличил.

Не понимаю, на что могут быть нужны подтяжки, на которых даже невозможно повеситься! Какой дурак, какой подлец выдумал столь бесполезную вещь!

Я снова затосковал.

Может, вернуться и спросить работу? Пусть даже мести двор. Но там уже метёт двор тот дурак, что говорил со мной. Я бы, конечно, мёл лучше. И вахтёрша уже не била бы меня по загривку, если бы я там мёл двор. А наливала бы мне кипяток и пускала бы меня греться в свою будку. Она не такая злая, какой хотела казаться. Впрочем, этого я не знал точно. Может, и злая. Люди вообще злые.

Но зачем мне работа? Чтобы были деньги? А зачем деньги? Чтобы ходить в гадючник? Да, это причина.

На одном кипятке можно прожить долго. Дня три. Или – десять. А уж если будет не один кипяток!..

Дольше десяти дней жить и не надо. Жить вообще необязательно. Лучше умереть. Если только не больно.

Я потянул на себя дверь гадючника. В нос шибануло табачищей. На полу была лужа. Три столика стояли в гадючнике, и за всеми сидели. И еще у стенки приткнулись пьяные, пили пиво, пялились в стену. За стойкой громоздился буфетчик, смотрел на меня. Чего на меня смотреть? Я-то ведь не смотрю на него! Я прошёл на два шага вперёд. А куда там дальше идти? К буфетчику? Буфетчику нужны деньги.

Вот ещё новость! Мне ведь не нужны деньги. Зачем же они буфетчику? Видно, он просто не знает, что ему они тоже не нужны. Когда-нибудь я ещё объясню всем буфетчикам, что деньги им не нужны. Но не теперь. Теперь я ещё не был готов. Теперь меня буфетчики и слушать не станут.

За первым столиком сидел только один. На голове у него было… такая штука, не помню, как называется. Я ждал, что слово само всплывёт, но оно не всплывало. Мне помог сам сидящий.

– Тебе нравится мой подшлемник?

Подшлемник, вот как это называется. Подшлемник, подшлемник…

– Нет, – сказал я.

– Никому не нравится.

– Мне-то что.

– Мужчина, – сказал мне буфетчик.

Ну, вот, не успел войти – а тут уже обзываются. Неужто на мне написано, что меня можно обзывать безнаказанно?

Втянул голову в плечи.

– Я ничего, – пробормотал только.

– Заказывают здесь, – постучал корявым ногтем по стойке буфетчик.

Я посмотрел в стену, обернулся на дверь и присел за столик того, что в подшлемнике. Он сражался с вяленой рыбой. Рвал её на части. Он пил пиво, водку он теперь не пил, но пустая стопка стояла перед ним. Значит, пил прежде.

Что я ещё мог сделать? Разве что унести ноги.

Буфетчик вышел из-за стойки и лениво направился в мою сторону.

Я стал смотреть в стол. Иногда на гору рыбьих очистков перед тем, что в подшлемнике. Он отпил пиво. Я сглотнул слюну.

– Что будем заказывать?