Без сестры. Психопатороман

На четвёртом этаже я позвонил. Я смотрел на дверь с волнением. За этой дверью живёт сестра. Моя – чья ж ещё?! Вашей-то сестры точно нет за этой дверью! А я своей ни с кем не стану делиться.

Не открывали. Я позвонил ещё раз.

За дверью точно стоял кто-то. Я же не глухой.

Я покряхтел немного, тихо, смущённо, жалостливо, проникновенно. Может, меня опасаются, может, за лихого человека принимают – оттого-то не спешат открывать. Надо было показать, что я никакой не лихой человек. Напротив: самый безобидный. Хотя и разношёрстный немного.

– Кого там ещё принесло? – сказали за дверью.

– Я… – сказал я.

– И что, что «я»?

– Ну, так…

– Что так?

– Сестру я ищу, тётенька, – сказал я тихо. Дрожащим голосом сказал. Полным тонких суспензий. И прочих амбивалентностей.

Дверь слегка приоткрылась. Два глаза смотрели на меня недовольно и настороженно.

– Чего?

– Сестру, – подтвердил я.

– Нет никаких сестёр, – грубо сказала тётка, собираясь закрывать дверь.

Я взволновался, потянулся к двери, чтобы попридержать, не дать ей закрыться.

– Щас полицаев вызову! – пообещала тётка.

– Сестру, – шепнул я в отчаянье.

– Какую ещё сестру?

– Мою.

– Так ты брат ей, что ли?

– Брат.

– Ладно уж, заходи, – сжалилась тётка, отворяя дверь.

Коридор был широкий, тёмный, извилистый, тётка пошла себе и пошла. Я поплёлся за ней. Сначала был один поворот, потом был другой.

– А ты куда? – спохватилась вдруг тётка.

Я даже вздрогнул.

– А куда?

Она подхватила меня за рукав, потянула за собой, в другую сторону.

– На кухню иди! Сиди здесь! Понял?

Я сел, где было велено. Тётка ушла. Кухня была велика – много столов, несколько газовых плит, таких кухонь ещё много в старых домах. Я сидел, думая о сестре. О чём мне ещё было думать?!

Пришёл узбек. У него в кастрюле варилось мясо. Свинина, сообразил я. Узбеки любят свинину. Другого они ничего не едят. Узбек посмотрел, как варится его свинина. Пришла узбечка, жена узбека, помешала воду в кастрюле. Узбек вывалил туда же замоченный горох из плошки, стоявшей на столе. Я внимательно смотрел на узбеков. А скорее так – на кастрюлю.

– Харю отверни! – сказал мне узбек.

Я отвернул. Не стал спорить. Мне не трудно отвернуться. А узбеков не переспоришь.

Прибежали дети узбеков, на этих я взглянул мельком, но с отвращением. Они сразу стали что-то лопотать по-узбекски, быстро, громко, беспорядочно, наперебой. Узбек отвесил одному из них затрещину, тот оскалился, ощетинился, выкрикнул что-то злобное, узбекское, а другой заревел. Гадко так заревел, по-узбекски. Узбек вытолкнул с кухни своих узбечат, узбечка пошла за узбечатами, должно быть, утешать; потом за ними вышел и узбек. У меня за пять минут даже голова разболелась от всего узбекского.

Очень хотелось мяса. Свинины. Та, должно быть, уже сварилась (сырую бы я не стал). Не забыли ли они посолить? Мясо пахло оглушительно, помрачающе. Мяса там много, и, если взять кусок, никто не заметит, думал я.

Чёрт, какие иногда в голове мысли! Впрочем, неудивительно. Над мыслями я не властен. Они сами собой заводятся.

Но лучше, когда их совсем нет.

Я постоял перед кастрюлей. В ней всё кипело и бурлило. Всплывал горох, виднелись куски мяса. Чёрт! Устоять было невозможно.

Я подцепил вилкой кусок мяса, размером в полкулака. Отличное мясо. Я подул на него, чтоб быстрее остыло. Я стал отходить на своё место, чтобы не спеша распорядиться добычей, и тут вдруг услышал шаги. Я заметался.

У меня в руках мясо и вилка. Бросить мясо обратно в кастрюлю я уже не успевал. Да и не мог, не хотел расставаться с добычей. Я сдёрнул мясо с вилки полою пальто, бросил вилку на стол, откуда и взял. Побежал к своему стулу. Обжигаясь и дуя на руку, я перехватил кусок мяса и быстро сунул за пазуху. И в ту же секунду в кухню вошли.

Вошли двое парней, по виду – студенты. Они шли и говорили на ходу. Чёртово племя! Они всегда говорят. Они только и могут – говорить. Я сделал вид самый что ни на есть невинный, но студенты на меня даже не взглянули. Не стоило и стараться! Можно было не делать никакого вида.

– Это не должен быть ни рассказ, ни повесть, ни даже роман, но – кино на бумаге. Представляешь? – говорил один.

– Сценарий, что ли?

– Нет, не сценарий. Но что-то такое, что читаешь – и видишь всё от первого и до последнего кадра. Движущиеся картинки…

– Ну, это понятно.

– Ничего тебе не понятно.

Студенты поставили чайник. Один ставил, другой стоял рядом. Мясо жгло мою грудь, но не так, что бы нестерпимо.

На полу красовались жирные капли, я не успел утереть их ногой. Студенты-то капли не замечали, увлечённые разговором, студентам плевать на капли, но их могли заметить узбеки, когда придут. Чёрт! Капли непременно выдадут меня. Встать, что ли, походить по каплям? Но нет, я не мог привлекать к себе внимание.

– Всё равно, главное – сюжет! Фабула, – вставил второй. – Какая-то там история. Надо чётко себе представлять, что ты рассказываешь!

– Ерунда! Совершенно не важно! Завязка, развязка! Кульминация, интрига! Ничего этого не надо!

– А что надо?