– Вы даже не представляете, как интересно, – искренне призналась Таня.
Светлану этот разговор не интересовал, ей надо было разбираться со своим письмом. Воспользовавшись паузой, она торопливо сказала:
– Пока вы разговариваете, я сбегаю по письму. Николай Александрович, вы не знаете, Соломончик у себя?
– Разумеется. Он у нас прессу уважает, как мать родную. – Таня заметила на лице Барсова ироничную улыбку. – Я ему сказал, что вы горите нетерпением встретиться с ним.
Когда за Светланой закрылась дверь, Барсов заметил:
– Ну и энергии же у нее. Вселенную перевернет…
– Николай Александрович, скажу вам откровенно, я о нефти не знаю ну вот ни столечко. – Татьяна показала Барсову самый кончик своего пальца. – И поэтому хочу написать не о вашей экспедиции, а о своих впечатлениях от нее. Расскажите мне все, что вы можете рассказать такому дилетанту, как я, о сибирской нефти.
– Вы когда-нибудь видели нефть? – спросил Барсов и повернулся к стоящему у стены книжному шкафу.
Татьяна повернулась за ним. В шкафу на полочке виднелись небольшие колбы с темной жидкостью.
– Вот та самая нефть, которую нашла наша экспедиция, – кивнув на шкаф, сказал Барсов. – Хотите понюхать?
– Зачем? – удивилась Таня.
– Как – зачем? Чтобы иметь о ней лучшее представление.
Татьяна не знала, захотел ли Барсов ее разыграть или сказал серьезно, но она подошла к шкафу, вгляделась в колбочки. На боку каждой из них была наклейка с непонятной надписью. Барсов тоже встал, открыл шкаф, достал одну колбочку. Вытащил из нее пробку, протянул Тане. Она поднесла колбу к лицу.
Тане казалось, что у нефти должен быть такой же запах, как у бензина, но он был совсем другим. Нефть не пахла ни бензином, ни мазутом, ни битумом, она источала особый сладковатый аромат.
– Ну и что? – спросил Барсов.
– Ничего, – сказала Таня и поставила колбочку на место. – Я такого запаха еще не встречала. Он действительно особый.
– Теперь вы можете написать не только о том, какой цвет у нефти, но и как она пахнет, – сказал Барсов.
– А ведь это правда, – согласилась Таня. – С этого и можно начать очерк. – Она обвела взглядом кабинет. – С этого шкафа, с этих колб…
Она поняла, что Барсов не зря затеял сцену с колбами, и была искренне благодарна ему за это. Барсов вел ее, как поводырь слепого по одному ему известным тропкам. Но в Татьяне уже заговорил азарт охотника за новостями, и она, достав из сумочки блокнот и ручку, спросила:
– Николай Александрович, а откуда берется нефть? Почему вы ее ищете здесь, а не в другом месте?
Он наклонил голову, провел пальцами по лбу. Татьяна понимала, что говорить о прописных истинах ему не хотелось. Но они были прописными для него. Для Тани каждая его фраза звучала откровением. То, что Барсов рассказал о нефти начинающей журналистке Татьяне Ростовцевой, запомнилось ей на всю жизнь.
– Споры о происхождении нефти, – сказал Барсов, постукивая пальцами по столу, – то утихают, то разгораются вновь. Когда я учился в институте, наш факультет разделился на два «враждебных» лагеря – органиков и неоргаников. Одни считали, что нефть имеет органическое происхождение, другие утверждали, что она образовалась путем химических реакций.
– Сколько же животных надо собрать в одном месте, чтобы из них образовалось такое количество нефти, как в Западной Сибири или на Ближнем Востоке? – вставила свое соображение Таня.
– Вот видите, вы сразу встали на сторону неоргаников, – улыбнулся Барсов. – Между прочим, у вас и ваших единомышленников сильные позиции. В вулканических газах содержатся углеродистые соединения. На спутнике Сатурна Титане, где никогда не было и не могло быть органической жизни, обнаружены моря жидкого метана. Но не надо забывать, что и Западная Сибирь, и Ближний Восток в прошлом – дно океана. Он был мелководным, хорошо прогревался, в нем бурно развивалась жизнь. Вы сказали: «Сколько животных надо, чтобы из них образовались промышленные запасы нефти». В Мировом океане ежегодно умирали и оседали на дно многие миллионы тонн водорослей, простейших микроорганизмов и более сложных живых существ. За миллионы лет на океанском дне накопились мощные осадочные породы. В них под воздействием температуры и колоссальных давлений из органических остатков и образовалась нефть. Правда, на это потребовались целые геологические эпохи. Вы себе такой процесс представляете?
– С трудом, – сказала Татьяна.
– Вот здесь я вас понимаю прекрасно. Помню, – Барсов засмеялся своим воспоминаниям, – о происхождении каменного угля я услышал в первом классе. Мне очень захотелось увидеть, как обыкновенный кусок дерева превращается в кусок угля. Я закопал около крыльца щепку и стал ждать чудесного превращения. Понимал, что это произойдет не сразу, поэтому выкапывал щепку через каждые два дня, потом мне это надоело. Щепка так и осталась щепкой. Эксперимент не удался – не было надлежащих условий и соответствующего терпения. Всем этим располагает только природа. После этого я был убежден, пожалуй, класса до четвертого, что каменный уголь происходит от слова «камень» и никакого отношения к живым деревьям не имеет. Уж так устроен нормальный человеческий разум, что воспринимает только близкие ему ощущения.
– А что такое экспедиция? Что, например, представляет собой Таежная нефтеразведочная экспедиция? – спросила Татьяна.
– Что такое нефтеразведочная экспедиция? – Барсов, словно раздумывая, потер двумя пальцами переносицу. – Это прежде всего – пятнадцать тысяч квадратных километров территории. Строго говоря, называть нас экспедицией неправильно. Правильно – нефтеразведочная экспедиция. Это достаточно солидное хозяйство. У нас два арендованных вертолета, Ан-2, три баржи, катера, вездеходы, трактора, болотоходы, три буровые бригады. Почти четыреста человек обслуги. Буровые бригады работают вахтами. В каждой – четыре вахты, три рабочие, одна – подменная. Район у нас, прямо скажу, интересный. Мы уже открыли несколько месторождений. Одно из них, Юбилейное, можно считать уникальным. Его запасы – более ста пятидесяти миллионов тонн нефти. Оно одно ежегодно может давать половину того, что добывают во всем Азербайджане. Полагаю, что скоро откроем еще одно месторождение – Чернореченское. Там заканчивает бурить скважину бригада Федякина.
– А нельзя туда попасть? – Татьяна аж подскочила на стуле. До того ей захотелось посмотреть, как геологи бурят скважины, по которым на поверхность поднимается нефть.
Барсов взглянул на стоявшие на столе часы, потом на Татьяну. Ее искреннее любопытство импонировало ему. В молодости и он был таким же. Он открывал мир и не переставал восхищаться этим. Но тогда Барсов открывал его для себя. С Татьяной совсем другое. Ее глазами будут открывать мир тысячи людей. Те, кто прочтет материалы журналистки Ростовцевой в газете. Он еще раз посмотрел на часы и сказал:
– Сегодня на буровую вы уже не попадете. Вертолет в Чернореченское летает раз в день.
– А завтра? – с надеждой спросила Таня.
– Завтра – пожалуйста. Светлана тоже полетит с вами?
– Она вроде бы мой шеф. Честно говоря, я здесь еще ничего не знаю. И с ней мне, конечно, легче…
– Завтра мы отправим вас в Чернореченское. Я предупрежу Федякина, чтобы встретил.
Барсов попросил секретаршу принести кофе себе и Тане и начал рассказывать о Федякине. В буровые мастера он выбился самоучкой, но не каждому это дано. Тут тоже нужен особый талант. За последние три года его бригада открыла уже два месторождения. А вообще на счету Федякина пять открытий. Жалко, что не все они имеют промышленные запасы.
Таня слушала Барсова, и ей казалось, что все это происходит не с ней, а с кем-то другим. Она еще никогда не была в такой роли. Ее не угощали кофе, аромат от которого плыл по всему кабинету, она ни разу не беседовала на равных с человеком, для которого даже дать вертолет, чтобы слетать на буровую, не представляло никакого труда. Да и сам Барсов – изысканный, умный, великий охотник за сибирской нефтью, у которого на неделю вперед расписана каждая минута, говорил с ней уже полтора часа и, как ей казалось, готов был говорить еще столько же. Нет, Сибирь – это необыкновенная земля. Если бы об этом узнала Верка Калюжная, она бы умерла от зависти. О Верке Таня вспомнила мимоходом, уже прощаясь с Барсовым.
На улице, встретившись со Светланой, она обняла ее за плечи и сказала:
– Ты даже не можешь представить, как я тебе благодарна за эту поездку.
Татьяна была в восхищении от знакомства с Барсовым. И дорогой, и когда расположились в комнате для гостей (три кровати, три стула, стол, шифоньер), она только о нем и говорила.
– Знаешь, Света, – Татьяна восторженно придыхала, – он так увлеченно рассказывает о своей работе. Если бы я его встретила пять лет назад, совсем не исключено, что вместо журналистики выбрала бы геологию.
– Ты знаешь, что он кандидат наук? – вполголоса, будто открывая величайшую тайну, сказала Светлана. – А сейчас, говорят, готовиться защищать докторскую.
– Я так и подумала, что он больше ученый. И вид у него профессорский: пробор как по линеечке. И эта роскошная седина… Но геологи, наверно, и должны быть такими. Ведь, чтобы найти нефть, нужно столько знать…
– Жаль, что его не любят в райкоме, – огорченно сказала Светлана.
– Почему? – удивилась Таня. – Экспедиция открыла столько нефти…
– У нас боятся тех, кто самостоятельный. Разве ты этого не знаешь?
– Но ведь нефтеразведочная экспедиция не университет. Это студентов заставляют зубрить азбучные истины. А здесь без самостоятельного мышления не обойтись.
– Ты так думаешь? – Светлана посмотрела на Таню, словно увидела ее впервые.
– Конечно, – уверенно ответила Таня.
– Ты не знаешь нашего Казаркина. Если бы знала, так не говорила бы.