Ильин день. Сборник

Потом, десять последних лет, я стал ненавидеть тебя вместо презрения к себе. И именно в эти годы, освободив свою душу от самоедства и упреков к себе, я начал жить свободно, не отвечая на твои злобно-унизительные нападки климаксующей старой женщины.

Надо бы разъехаться по разным квартирам, но при новой власти отдельную квартиру инженеру не получить, а купить, не позволяла мизерная зарплата. Вот и приходится нам жить под одной крышей – так давай не будем трепать себе нервы воспоминаниями о несбывшихся мечтах и планах из прошлой совместной жизни и станем проживать добрыми соседями в коммунальной квартире – как чужие люди.

Ненависти к тебе, за напрасно прожитые года, я больше не испытываю: остались только грусть и сожаление о былом, которого не вернуть. Если ты не можешь избавиться от злобы, мы можем и официально развестись и разъехаться по разным квартирам: я могу перебраться в комнату к дочери нашей непутевой, а она переедет сюда, и будете жить вместе, хотя вряд ли уживётесь с вашими характерами.

На эту длинную и разумную речь жена Галина ответила бурным и злобным негодованием:

– Загубил мою жизнь, а теперь, на старости лет, хочешь уйти, чтобы жить одному и завести себе любовницу? Не бывать такому! Хватит и того, что ты летом, когда я живу на даче, водишь сюда продажных девок! Недаром про мужиков говорят, что «седина в бороду, а бес в ребро». Вот и ты, старый кобелюга, надумал избавиться от жены, чтобы заняться развратом на свободе.

Жаль, что сейчас не советская власть, а то написала бы я в профсоюз, что ты распутничаешь, и вмиг тебя вышибли бы из инженеров за аморальное поведение! Но теперь у власти такие же распутники, что и ты, и некому сейчас пожаловаться больной женщине на распутство мужа.

Жаль тогда, двадцать пять лет назад, когда ты завел себе любовницу Аньку, я не сообщила об этом в партком, а управилась собственными силами. Глядишь, выперли бы тебя с завода за аморальное поведение, уехал бы ты к своим родителям в свой городишко, а я осталась бы здесь в квартире и может, нашла бы себе достойного мужчину, а не такого рохлю никчемного, как ты. Зря пожалела я тебя тогда.

– Бог с тобой, Галина! О каких девках ты сейчас говоришь, что я привожу сюда в твоё отсутствие на даче? Тебе же соседка Машка докладывает о всех, кто по случаю или нечаянно заходит в нашу квартиру и нет среди них никаких девок. Это в тебе кипит злоба старой женщины и сушит тебе мозги, совсем лишая соображения.

Поэтому я и предлагаю жить добрыми соседями, а не злобными супругами, но тогда тебе некого будет ревновать своими глупыми подозрениями и донимать меня напрасными обвинениями в супружеской неверности, хотя супругами мы не являемся уже много лет и потому от нашего брака остались лишь штампы в наших паспортах.

Погоду в доме делает женщина, но ты с самого начала нашей совместной жизни устроила в нашем доме зимнюю невзгоду вместо теплой солнечной и спокойной обстановки летнего дня, на которую я рассчитывал, предлагая тебе руку, но которой так и не дождался за долгие годы совместной жизни.

Да и в постели, когда прошли первые страсти, от тебя всегда тянуло холодком, я ещё удивлялся: вроде на ощупь снаружи теплая женщина, но изнутри, от души, нет от тебя тепла, а холодное душевное равнодушие, – закончил он тогда длинную свою речь, на что Галина немедленно возразила:

– Положим и ты мне, как мужчина, всегда был невпечатлителен и я терпела тебя из необходимости как-то устроить свою жизнь в Москве – не ездить же, в самом деле, всю жизнь проводницей в поездах дальнего следования.

Илья Николаевич, помнится, хотел тогда выразить своё отношение к Галине в более резкой форме, но вовремя вспомнил слова отца, который мелкие бытовые раздоры с матерью Ильи быстро прекращал словами: – спорить с женщиной всё равно, что плевать против ветра – сам себя измочишь и ничего не докажешь.

С той поры Илья Николаевич замкнулся в себе и почти не разговаривал с женой, чем вызывал в ней ещё большее раздражение и подозрительность в несуществующей любовной связи на стороне, в чем она, как и любая стареющая женщина, была уверена, полагая, что мужчины до последнего момента жизни, даже в возрасте, ищут и находят любовные утехи на стороне, брезгуя своею состарившеюся женой.

Сегодня жена появилась, и вновь исчезла на даче, и Илья Николаевич вспомнил тот давний разговор лишь по случаю её появления здесь: – Приехала поздравить меня с именинами, но не удержалась, устроила очередную свару на пустом месте, расстроила меня и уехала на дачу победительницей, испортив мне настроение, как имениннику.

Хотя в отношении давней любовной моей связи с женщиной Анной, она была права и мстительно припомнила единственную, близкую мне духовно, женщину в моей жизни, с которой я мог бы прожить достойную и счастливую жизнь, встреться она мне раньше до заключения злополучного брака с Галиной. Правду говорится, что хорошее дело браком не назовут. Я, как инженер, знаю, что браком называется испорченная деталь или изделие в процессе изготовления или использования.

Воспоминания об Анне были сладко-мучительны, как почесывания заживающей ранки от пореза ножом на руке, и Илья Николаевич вновь углубился мысленно в своё прошлое.

VI

С Аней он познакомился, будучи летом в отпуске в Крыму: завод дал ему бесплатную путевку в свой пансионат близ Феодосии.

В тот год, когда власть в стране под названием СССР перешла в руки Горбачева – молодого руководителя партии коммунистов, Илья достиг возраста Христа, был вполне доволен своей работой и зарплатой и лишь семейные дрязги с женой Галиной иногда портили настроение не меняя, в целом, удовлетворение жизнью.

Дочь была десятилетней девочкой и не переняла ещё характер и привычки от матери, была двухкомнатная квартира, полученная от завода бесплатно с рождением дочери, работа не особенно обременяла, отношения с коллегами были ровные, потому, что Илья не вел борьбы за начальствующие должности, окружающие люди были спокойны и доброжелательны – что еще нужно для благополучной жизни мужчине, которому едва перевалило за тридцать?

Конечно, любимой женщины, коль жена не приносила семейного счастья будучи всегда раздражена и недовольная и мужем и дочерью и своею устроенной жизнью. Такое всегда случается, если женщина выходит замуж не по влечению чувств, а по личному расчету, желая устроиться поудобнее.

Бесплатная путевка в пансионат на три недели обещала хороший отдых у моря в разгар летнего сезона и, прикупив билеты на самолет до Симферополя, Илья с дорожной сумкой вещей и ста рублями денег в кармане на непредвиденные расходы, попрощался с дочкой и под ворчание жены, что не захотел купить путевку и ей, чтобы отдыхать вместе, уехал в аэропорт Внуково, откуда вылетел самолетом в Крым.

Самолет Ил-86 взяв на борт 300 пассажиров, разбежался, грузно оторвался от полосы и полетел на юг в солнечный край, унося пассажиров из пасмурной Москвы, где всё утро моросил мелкий холодный дождь.

Соседкой в самолете оказалась женщина лет тридцати, довольно миловидная, с открытым взглядом серых глаз и ровным характером, который проявлялся в каждом её движении и в спокойной доброжелательной манере общения, разительно отличавшегося от поведения Галины, что и привлекло внимание Ильи, вырвавшегося в отпуск из-под гнёта сварливой жены.

За недолгое время полета Илья разговорился со своей соседкой, которую звали Анной, и она летела в отпуск тоже по путевке и тоже в Феодосию.

Анна работала в каком-то научно-исследовательском институте, которых было бесчисленное множество в Москве и её окрестностях и этот институт, как и положено крупному учреждению, тоже имел собственный пансионат на Южном берегу Крыма.

Илья рассказывал Анне какие-то случаи из своей жизни, давал оценку событиям в стране, а Аня внимательно и с интересом слушала мужчину, не перебивая и не возражая, что довольно редко встречалось среди советских женщин, привыкших к равноправию и ставящих свое мнение выше других, особенно, мужских мнений.

Из самолета Илья и Анна вышли почти друзьями, вместе сели в автобус до Феодосии, продолжали общение, а выйдя из автобуса, заказали такси, на котором добрались до своих пансионатов, оказавшихся почти рядом. Илья, который выходил первым, расплатился с таксистом за всю поездку и предложил Анне встретиться завтра на городском пляже в полдень у входа, что Анна приняла охотно и без всяких условий.

Добравшись до пансионата, Илья разместился в двухместном номере, которым оказалась комната на двоих с отгороженным местом общего пользования, включающим раковину и унитаз – никакой ванной или душа там не было, однако в конце коридора была душевая комната, где при желании можно было принять вечером горячий душ, когда подавалась горячая вода.

Сам пансионат представлял из себя трехэтажное здание общежитейского вида, рядом с которым располагалась столовая, где по талонам можно было завтракать, обедать и ужинать, а талоны эти выдавались отдыхающим утром на текущий день. Такой порядок был введен, чтобы посторонние не могли зайти в столовую, где не было вахтера на входе, чтобы покушать за бесплатно, чем иногда пользовались дикие отдыхающие.

Кроме того, нельзя было повторно покушать, если кому-то не хватало порции. Впрочем, оказалось, что питание вполне сносное, неиспользованные талоны можно было обменять в буфете при столовой на шоколад или другие сладости, чем многие и пользовались, не желая идти с пляжа на обед в столовую. Море от пансионата было далеко, с каменистым берегом, и администрация советовала пользоваться городским пляжем, до которого было двадцать минут ходьбы.

Соседом по номеру у Ильи оказался шустрый мужик лет сорока по имени Виктор, не имеющий никакого отношения к заводу, работающий учителем в средней школе и получивший путевку по профсоюзной квоте, для предприятий района не имеющих собственных пансионатов или профилакториев на юге – так обеспечивалась социальная справедливость для работников мелких учреждений быта, образования, медицины и культуры за счет крупных и богатых предприятий.

Дело шло к вечеру и, приняв ужин, Илья с соседом решили никуда не ходить, чтобы отдохнуть с дороги и следующим утром, после завтрака, отправиться на пляж к морю, из-за которого они и приехали сюда отдыхать в неблагоустроенных номерах пансионата.

Ужин состоял из омлета, каши рисовой на молоке, стакана какао и бутерброда с маслом и сыром, что стоило, если верить надписи на талоне, 60 копеек. Столько же стоил завтрак, а обед стоил 80 копеек и всего отдыхающих здесь кормили на два рубля в день.

Ночь прошла спокойно, сосед не храпел, Илья хорошо выспался и после завтрака вместе с Виктором они направились на городской пляж купаться, загорать и флиртовать с женщинами, а если повезет, то и завести курортный роман, что советской моралью того времени не осуждалось и даже приветствовалось негласно: можно было приводить девушек в гости безнадзорно и в любое время, кроме поздней ночи.

Повалявшись на песке и искупавшись несколько раз в прозрачной соленой воде, Илья в полдень пошел к входу на пляж, где встретил Анну, которая пришла с незнакомой женщиной несколько старше Анны по возрасту – как оказалось такой же соседкой по номеру, что и Виктор с Ильей. Женщина по имени Лида, оказалась хохотушкой, заряженной на поиск мужчины для совместного отдыха и вскоре все четверо казались со стороны единой компанией старых друзей, а Виктор старательно ухаживал за Лидой, рассчитывая, и не без оснований, на взаимность.

Они пообедали здесь же шашлыками, не пожелав возвращаться на обед в свои пансионаты и проведя весь день вместе, пошли к себе, чтобы обмыться после купаний, поужинать, привести себя в порядок и снова встретиться вечером.

Виктор, возбужденный новым знакомством, предложил Илье пригласить девушек к ним в номер, выпить портвейна ради знакомства и, если девушки согласятся, то Илья останется с Анной в их номере, а он, Виктор, вместе с Лидией уйдет на ночь в номер девушек.

– Я согласен, – ответил Илья, – но где ты достанешь портвейна? После того, как Горбачев ввел почти сухой закон, здесь не достать вина никакого: в продаже нет в магазинах, а домашнее вино надо было покупать раньше, но и тех продавцов милиция гоняет.

Дураком оказался этот Горбачев, что начал своё правление с борьбы против спиртного. Если и дальше он будет руководить страной такими же методами, то боюсь быть большой заварухе в нашей стране.

Царь Николай Второй перед самой Первой мировой войной ввёл сухой закон и получил через три года революцию в ответ. Как бы и в нашей стране Горбач не довел народ до волнений и не разрушил нашу спокойную, сытую и налаженную жизнь, которая дает нам возможность отдыхать здесь на юге и заниматься с хорошими и отзывчивыми девушками.

– Не беспокойся, Илья, я захватил из Москвы, на всякий случай, три бутылки хорошего портвейна, хотя и считал, что ехать в Крым со своим вином, все равно, что в Тулу ехать со своим самоваром, как говорили наши деды, – ответил Виктор. – Я много раз был в Крыму, и здесь на каждом углу продавалось домашнее вино. Бывал я и в Массандровских подвалах на дегустации крымских вин, а теперь всё это испарилось заботами Горбачева. Дураком оказался новый генсек, под стать Никите Хрущеву, что хотел выращивать кукурузу за полярным кругом, а теперь Горбачев хочет русский народ лишить выпивки по всяким случаям, в том числе и при знакомстве мужчин с девушками.

Если девушка не отказывается выпить вина с мужчиной – значит, она будет согласна и на более близкое знакомство в постели – так говорит мой приятель, который большой знаток женской психологии.

Всё так и случилось, как говорил Виктор.

Вечером они встретились с девушками, пригласили их к себе в номер, выпили вместе с ними бутылку портвейна ради знакомства, затем Виктор пошушукался с Лидой в коридоре, куда они вышли покурить, а потом Лида в сопровождении Виктора ушли прогуляться до соседнего пансионата, и на прощание Лида весело помахала рукой Анне и Илье, пожелав им спокойной ночи.

Выпитое вино и теплая южная ночь со стрекотом цикад расслабили волю, освободили женские и мужские желания и спустя полчаса они оказались в постели, и Анна отдалась Илье непринужденно, со всей страстностью зрелой женщины, прогретой насквозь южным солнцем и давно не знавшей мужской ласки.

Илья чувствовал свою новую знакомую всей силой мужского желания, которого ему всегда не хватало в общении с женой.

Ушедшая пара так и не возвратились и любовники изнуряли друг друга ласками до самого рассвета, с наступлением которого Анна торопливо собралась уходить в свой пансионат, поцеловав Илью, находившегося в сладкой дреме и сказав на прощание, чтобы он не думал о ней плохо, как о распутной женщине: просто он понравился ей сразу, при первом знакомстве в самолете, пришелся по душе и, как мужчина, тоже оказался хорош.

Вскоре после ухода Анны, появился Виктор, совершенно измученный любовными упражнениями с Лидой, которая оказалась неутомимой в женском желании и мучила его всю ночь, так что он, не раздеваясь, плюхнулся на свою кровать и мгновенно заснул, пропуская завтрак.